Неромантическое двоемирие в «snuff» пелевина

Медиаметафора в романе в. пелевина “s.n.u.f.f.”

Шакиров С.М.

 Кандидат филологических наук, доцент, заведующий кафедрой филологии Миасского филиала Челябинского государственного университета.

Медиаметафора в романе в. пелевина “s.n.u.f.f.”

 Аннотация

В статье рассматривается жанровое своеобразие романа В.Пелевина, основанное на метафоризации темы масс-медиа. Результаты исследования могут быть применены в практике преподавания современной литературы в вузе, для проведения образовательных мероприятий в школах.

Ключевые слова: В. Пелевин, метафора, каламбур, утопия, жанровое мышление

Key words: Victor Pelevin, metaphor, wordplay, utopia, genre thinking

Ты сначала стараешься понять, что понравится
людям, а потом подсовываешь им это в виде вранья.

А люди хотят, чтобы то же самое им подсунули в виде правды.

В. Пелевин, «Generation “П”»

Пелевин создает «коммуникативно успешные тексты» [9], публикуемые коммерческими издательствами. Общим местом, поэтому, стали рассуждения о низком качестве этой литературы, об отсутствии у писателя яркого и самобытного стиля, о принципиальном антипсихологизме и равнодушии к этической проблематике.

На наш взгляд, это уводит исследователей от попыток разобраться в том, что же на самом деле представляет собой этот литературный феномен — Виктор Пелевин. И начинать здесь нужно не с поиска причин успеха и не с критики стиля. В сторону уводят исследователей и все рассуждения о постмодернизме.

О какой постмодернистской «смерти автора» в произведениях Пелевина может идти речь, если каждое из них сатирически злободневно и недвусмысленно выражает вполне определенную авторскую позицию? И разве можно говорить об отсутствии «стиля» у автора остроумных афоризмов, разошедшихся на цитаты и рекламные слоганы? Пелевин не стремится стать персонажем медиа, успех ему приносят именно книги. Значит, и нужно разбираться именно с книгами, с литературой.

На рубеже XX—XXI веков мы становимся свидетелями изменения жанрового мышления. Непосредственный контакт с «неготовой, становящейся современностью» (М. Бахтин) сопровождается возрождением архаических литературных форм.

Роман возвращается к своим истокам — сказке, утопии, мениппее, сократическому диалогу. Писатели стремятся приблизить архаические жанры к современным эстетическим запросам. Роман В. Пелевина “S.N.U.F.F.

” демонстрирует эту тенденцию.

Сам автор назвал роман «утопией». Однако содержание произведения не соответствует такому жанровому определению: в «записках» Дамилолы речь идет о «постапокалиптическом» мире. “S.N.U.F.F.” уместней назвать дистопией, так как времена «всеобщего упадка и деградации» [7. С.

 17] наступили не в результате утопических экспериментов, а вследствие скуки и безверия: «Снимали неправду, и в нее никто не верил. Неверие вело к ненависти. И в результате рухнул весь мир» [7. С. 322]. Эта мысль является лейтмотивом романа.

”: «Special Newsreel / Universal Feature Film … спецвыпуск новостей / универсальный художественный фильм» [7. С. 359]. Второй вариант перевода — «запредельно волнующее актуальное искусство» [7. С. 360]. Эвфемизм здесь заменяет сленговое значение английского слова. «Снаффами» называются видеосъемки реального насилия.

Третий вариант перевода позволяет увидеть в заглавии «наркотический» аспект: слово “snuff” означает «понюшка» (to take snuff – «нюхать табак»), но нюхать можно не только табак. Название романа, как видим, неоднозначно. Каламбурная словесная игра — характерная примета стиля Пелевина.

Однако только первое значение получает в романе сюжетную реализацию. Критик М. Бойко удачно назвал «снаффы» «инсценированной пропагандой» [2]. Действие в романе начинается с того, что главному герою поручают заснять для новостных роликов «формальный видеоповод для войны номер 221» [7. С. 23].

Заснятая на целлулоидную пленку (знак подлинности видеоматериала) сцена «защиты» Грыма и Хлои от посягательств правителя «орков» действительно запускает пропагандистский механизм бесконечно повторяющейся агрессии «верхнего мира» (Бизантиума) против обитателей «нижнего мира» (Уркаинского Уркаганата). Итак, «снафф» – это реализованная метафора «инсценированной пропаганды».

Заработанные, в буквальном смысле, «в бою» деньги герой романа (Дамилола) тратит на погашение кредитов — за роскошное жилье, за новейшую видеокамеру, за механическую куклу-женщину («суру»). Любовь человека к роботу (а «суру» можно программировать, как робота) составляет вторую сюжетную линию романа.

Дамилола по-настоящему любит свою Каю. Программа, которую он ввел в электронную память «сурогатной женщины» содержит две противоречащих установки — повышенную «духовность» и предельное «сучество». В результате поведение Каи становится непредсказуемым, что, в свою очередь, ведет к неизъяснимым удовольствиям.

Так силиконовая женщина в конце концов подчиняет себе своего любовника, забирает все его деньги и отправляется в «нижний мир» вслед за новым возлюбленным — Грымом, персонажем «снаффа». Две сюжетные линии пересекаются.

Один из мотивов этой «комедии ошибок» — превращение спортстмена-регбиста в толстяка, внешний вид и поведение которого становится причиной расставания с мисс Мод. В романе Пелевина Кая постоянно унижает своего партнера обращениями типа «жирная скотина».

Возникающий в подтексте мотив «толстяка» «рифмует» оба сюжета. Чтобы платить за любовь, нужно снимать «снаффы». Дистанционно управляемая видеокамера требует ежедневного многочасового сидения перед монитором, что, конечно же, влияет на физическую форму и внешний вид оператора.

Так «инсценированная пропаганда» («снафф») становится косвенной причиной душевной катастрофы, постигшей героя.

«Снафф» не только пропаганда, это виртуальное жертвоприношение Маниту. «Маниту» – это «деньги» (money), «Бог» (индейцев маниту) и «монитор». Излюбленная тема Пелевина — «диктатура виртуальности» [10] — получает в романе новую трактовку.

И «верхний», и «нижний» миры — всё находится под анонимной властью Маниту, чтобы стать в конце концов «частью света Вселенной» [7. С. 24]. Итак, Маниту — это Бог денег и информации. Медиа-метафора обретает символический смысл. Для метафоризации используется каламбурное сближение.

Значение слова “film” не только «пленка» или «фильм», но и «пелена», «дымка». Всезнающая Кая цитирует строчку из поэмы Мильтона «Потерянный Рай»: “But to nobler sights Michael from Adam’s eyes the film removed” («Но для более высоких зрелищ Михаил снял пелену с глаз Адама») [7. С. 370].

Чтобы понять мир, нужно сбросить «пелену» мыслей и перейти к чистому незамутненному свету. Внешний мир есть проекция внутреннего. «Проектор», создающий этот мир, находится в руках человека. Свет этого проектора и есть «свет Маниту, один во всех» [7. С. 368].

Но «пленка», сквозь которую он проходит, у всех разная, и каждый живет в своем собственном иллюзорном мире. Нужно сжечь эту «пленку». Главные события романа раскрывают эту тему. Кая, убегая от Дамилолы, «сжигает» «пленку» предустановленных программ.

Медиаметафора, которую использовал Пелевин была открыта за сто лет до него. В 1914 г. Александр Грин написал рассказ «Забытое». Главный герой рассказа — кинооператор-документалист Табарен. «Ему удавалось то, что другие считали невыполнимым.

Он умел ловить угол света в самую дурную погоду Одинаково хорошо и ясно и всегда в интересном ракурсе снимал он все заказы, откуда бы ни пришлось: с крыш, башен, деревьев, аэропланов и лодок. Временами его ремесло переходило в искусство» [4. С. 240] (Здесь и далее курсив наш. — С.Ш.).

Поразительно, насколько точно совпадают детали, подчеркивающие операторское мастерство, в произведениях Грина и Пелевина. Однако Грин решает иную задачу. Искусство Табарена отчуждает его от реальности. Холодный и невозмутимый оператор-профессионал видит мир только как «зрительный материал» — взвешивает контрасты света и теней, темп движения, окраску предметов, рельефность и перспективу.

Хладнокровие не покидает героя даже во время боя: «Табарен, установив аппарат, внимательно вертел ручку. Он наводил объект то на раненых, то на стреляющих, ловил целлулоидом выражение их лиц, позы, движения. По временам он топал ногой, вскрикивая: — Солнца! Солнца!» [4. С. 244].

Упоминаемый Грином «целлулоид» — материал, из которого изготовлена пленка — деталь, выражающая смысл подлинности всего зафиксированного на этой пленке. Таково назначение «храмового целлулоида» в романе Пелевина. Однако, как мы уже показали выше, снятые на «храмовый целлулоид» «снаффы» подлинны настолько, насколько может быть подлинной «инсценированная пропаганда».

У Грина возникает иная коллизия. Захваченный азартом боя, который он снимает, Табарен забывает обстоятельства своего ранения: «Пораженная память отказывалась заполнить темный провал живым содержанием» [4. С. 245]. Вспомнить «забытое» (название рассказа) помогла проявленная пленка. Табарен увидел себя на экране — в драматический момент боя он бросился на помощь французскому солдату.

«Еще немного — и солдата убили бы. Я не выдержал и плюнул на ленту!» [4. С. 245]. Герой изменяет себе, отказывается от поисков нужного ракурса и освещения, перестает воспринимать мир только как «зрительный материал». Бесстрастно и «безыскусно» зафиксированные на кинопленке события буквальным образом возрождают героя. Пройдет сто лет и такие табарены-дамилолы будут создавать «формальные видеоповоды» для новых войн.

Выше мы уже говорили об изменениях жанрового мышления, приводящих к актуализации архаичных романных форм. Роман “S.N.U.F.F.” демонстрирует эту тенденцию. Перед нами не роман в классическом понимании, а развернутая на четыреста с лишним страниц метафора. Каламбурная избыточность текста способствует формированию этой метафорической парадигмы.

«Творчество не исчезло — но оно стало сводиться к выбору из уже созданного. Говоря образно, мы больше не выращиваем виноград. Мы посылаем за бутылкой в погреб» [7. С. 378]. Место фантазии занял «креативный доводчик» и так далее. Чтобы описать эту метафору, потребуется пересказать практически весь текст романа.

Большинство интерпретаторов текстов Пелевина идут именно по этому пути. Но именно в этом и состоит писательская стратегия Пелевина — создать ментальный объект с потенциально неограниченным количеством связей, создаваемых в сознании читателя.

В романе «Generation “П”» мы находим объяснение подобного рода манипуляций: нужно писать так, чтобы «прочитав сценарий, клиент повел себя как гаммельнская крыса, услышавшая целый духовой оркестр» [8. С. 32]. В романе “S.N.U.F.F.

” таким объектом-манипулятором становится медиа-метафора, в которой можно видеть и «шарж на медийный дискурс последних лет» [3], и «карикатурное антизападничество» [1], и даже «интеллектуальную порнографию» вкупе со сценами насилия, «навеянными гражданской войной в Ливии» [2]. Каждая интерпретация по-своему точна и оригинальна, список этот можно продолжить.

Но согласимся с мнением проницательного Льва Данилкина: мы «покупаем не роман — с персонажами и «психологией», а «пелевинский диалог»; жанр такой же оригинальный и далекий от романа, как диалог сократический» [5].

«В тотально ненастоящем мире идея свободы скомпрометирована… это всего лишь рыночный идеологический продукт… вместо того чтобы быть одержимым свободой, интереснее быть одержимым зависимостью от какого-то существа (хотя бы даже и от куклы)» [5]. Потенциально многозначная медиа-метафора Пелевина прагматична и предсказуема. Кризисные явления постиндустриальной эпохи подталкивают к неоконсерватизму, необходимости жить настоящим и руководствоваться достижением близких целей.

Но все равно, читать Пелевина всегда интересно…

Литература

2. Бойко, М. Допаминовый резонанс. Сомелье Виктор Пелевин и парадокс автореференции [Электронный ресурс] / М. Бойко. — Режим доступа: https://exlibris.ng.ru/lit/2011-12-29/5_pelevin.html.

3. Ганин, М. Дискурсмонгер в печали. [Электронный ресурс] / М. Ганин. – Режим доступа: https://www.openspace.ru/literature/events/details/32707.

4. Грин, А.С. Забытое : Рассказ [Текст] / А. Грин // Грин А.С. Собр. соч. : В 6 тт. – Т. 3. – М.: Правда, 1965. – С. 240-246.

6. Маркова, Т. Н. Русская проза 1970-2000-х годов: динамика стилей и жанров [Текст] / Т. Н. Маркова // История русской литературы XX века. 1970-2000 годы : учебное пособие / Л. Ф. Алексеева, Т. Н. Маркова и др.; Под ред. Л. Ф. Алексеевой — М.: Высш. школа, 2008. — С. 43.

7. Пелевин, В. S.N.U.F.F. [Текст] / В. Пелевин. М.: Эксмо, 2012. – 480 с.

8. Пелевин, В. О. Generation “П” [Текст] / В. Пелевин. М. Эксмо, 2001. – 384 с.

9. Сафронова, Л. В. Мифодизайнерский комментарий к текстам Пелевина [Текст] / Л. В. Сафонова // Критика и семиотика. — Вып. 7. — Новосибирск, 2004. — С. 227-237.

10. Фрумкин, К. Эпоха Пелевина [Электронный ресурс] / К. Фрумкин. – Режим доступа: https://pelevin.nov.ru/stati/o-frum/1.html.

Опубликовать статью

Источник: https://research-journal.org/languages/mediametafora-v-romane-v-pelevina-s-n-u-f-f/

О женщинах из книги виктора пелевина snuff

?

Vampireal (vampireal) wrote,
2012-02-13 11:20:00 Vampireal
vampireal
2012-02-13 11:20:00 Categories:

• литература
• общество
• Cancel

Принялся за чтение свеженькой книжки Виктора Пелевина “SNUFF”. Мерзость редкостная. Обилие матов, помойно-тошнотных сцен, замудренных слов и косорылых фраз. Но вместе с тем, что свойственно Пелевину, в этой куче мусора зарыто множество интересных идей. К примеру, что стоит одно лишь сравнение деградирующих жителей с орками! Которые матеряться, пьют, обворовывают самих себя и погибают на бессмысленных войнах чисто на автомате. Совершенно не пытаясь противиться своей природе. Так жили их предки, так и живут и будут жить они.

Но не о орках сейчас речь. А о людях. О людях будущего, которые практически не выходят из дома, проводя всё время за компьютером. У которых супругов заменили суры (биороботы), дотошно настроенные быть идеальными партнерами на всю жизнь. И как раз размышления одного из счастливых обладателей силиконовой жены и вызывают наибольший интерес.

Женская красота с научной точки зрения — это не что иное, как суммарная информация о геноме и репродуктивной способности, которые анализируются мозгом за доли секунды: мужчина понимает, нравится ему женщина или нет, после первого же взгляда.

И если она ему нравится, это чувство достигает крайней интенсивности немедленно, ибо через пять минут мужчину могут убить звери и природа не хочет рисковать. Но мы живем не в пещере, а в обществе.

Поэтому совершенно правы были религиозные моралисты, заставлявшие женщин прикрывать специальной тряпочкой не только спермоприемник, но и гипнотабло. Ибо главный половой орган женщины — это, конечно, лицо.

Какая она идеальная женщина? Та что вызывает максимум эмоций, та что вкусно готовит, та на которую приятно смотреть или та которая удовлетворяет? Хотя сразу же после секса мы понимаем, что он не является в отношениях самым главным. Но это после… А вот ДО соития он отчего-то, блин, является наиважнейшей составляющей отношений!

Природа тоже по-своему сука — она крайне экономна и не угощает нас психотропами без крайней нужды.

Поэтому немедленно после акта любви мы несколько секунд ясным взглядом видим все безумие происходящего — и понимаем, что зачем-то ввязались в мутную историю с неясным финалом, обещающую нам много денежных трат и душевных мучений, единственной наградой за которые является вот эта только что кончившаяся судорога, даже не имеющая никакого отношения лично к нам, а связанная исключительно с древним механизмом воспроизводства белковых тел…

Женщина репродуктивного возраста, поддерживая светскую болтовню на рауте, обычно контролирует процесс общения не по параметру смысла, а по совсем другим индикациям, и, проведя оценку огромного массива входных данных, решает вопрос о биологическом контакте вне всякой связи с ходом и содержанием разговора, что сразу же чувствует собеседник…

Важнее в первую очередь это то, каковы шансы на биологический контакт (подсознательно) и личное отношение собеседника (сознательно), а вот суть и смысл разговора совершенно второстепенны. Так что, женщины нисколько не глупее или не нелогичнее. Просто у них более глобальные цели! Да и нафиг умничать если не это в первую очередь привлекает самца?!

Источник: https://vampireal.livejournal.com/53746.html

SNUFF — Пелевин Виктор

Список книг автора можно посмотреть здесь: Пелевин ВикторКупить и скачать эту книгу

Наше потомство от некоторых женщин имеет лучшие шансы на выживание (или по какой-то другой причине кажется предпочтительным огромной биологической программе, частью которой являемся мы все). Такие женщины нравятся нам больше, чем другие — то есть не нам, а этой самой программе, которая со свойственным ей цинизмом окунает нас сперва в романтическое опьянение, потом в долгие сердечные муки, а затем в нудные юридические хлопоты.

Создатели сур используют этот информационно-биологический механизм. Сперва они берут пробу вашей ДНК. А потом они рассчитывают такой тип женской красоты, который будет полностью конгениален вашему геному. На других ваша сура будет действовать почти так же — генетически мы все достаточно друг к другу близки. Речь идет только о нюансах. Но, как всякий знает, именно в них и дело.

Такая красота, конечно, ошеломляет — это надо испытать самому. Вам остается только выбрать виртуальный возраст вашей суженой и отшлифовать мелкие детали.

Насчет оптимального возраста особого единства в рядах пупарасов нет — как нет его и среди натуралов. Бернар-Анри, который увлекается оркским юношеством, утверждает, что цветок человеческой красоты быстро увядает, и нужно торопиться сорвать его, пока он еще свеж. В чем-то он, конечно, прав.

Я нахожу, что для женщины лучше всего возраст Хлои — шестнадцать лет, та граница, которую наметила сама природа (говорящая с нами в том числе и на языке криминальных уложений, ибо она многолика). Недаром ведь это возраст согласия у орков, еще сохранивших определенную близость к естеству.

Женщины моложе шестнадцати интересуют лишь детей и девиантов. Женщины старше уже занижают свой возраст, чтобы гипнотабло могло легче завлечь клиента в спермоприемник. А раз так себя ведут сами женщины, значит, это действительно голос природы.

Но Кае никогда не надо будет занижать свой возраст. Кая — цветок, который не увянет.

Итак, поставив Каю на паузу, я открыл на своем приватном маниту экран ее эмоционально-волевого блока и некоторое время размышлял, не снять ли ее с максимального сучества. Но слова «летающая задница» уже перестали реверберировать в моих ушах, и я решил этого не делать.

А поскольку я уже залез в настройки, я ограничился минимальным вмешательством: пользуясь несколькими вторичными регулировками во вспомогательном окне, я выставил ей усиленный интерес к моей работе — чтобы она не вздумала выполнить свою угрозу. Максимальное сучество делает ее весьма злопамятной, а мне нравится, когда во время полета она сидит у контрольного маниту.

Какими именно ее аспектами моей работы ей следует интересоваться, я уточнять не стал, оставив во всех графах символы «any» или «self-orien». Это была не особо рискованная операция. Кроме того, в тот миг меня все еще переполняла обида и хотелось чем-то себя занять.

Я вновь торжественно поклялся, что подобное происходит со мной в последний раз.

А чтобы моя клятва не была пустым сотрясением воздуха, я запер блок настроек на принудительную получасовую задержку — теперь, поставив ее на паузу, надо было ждать доступа к регулировкам тридцать минут.

Это ценнейшая черта программы, введенная по многочисленным просьбам пользователей. Пока буду ждать, думал я, проснется gloomy pride.[10]

Потом я снял ее с паузы.

Когда я вернулся, она глядела в контрольный маниту.

Камера уже припарковалась на технической стоянке, и по экрану шли контрольные цифры.

— Было страшно, но интересно, — сказала она, подняв на меня свои темные глаза. — Спасибо, попка, развлек. Но я хочу знать, что случилось с этими оркскими ребятами дальше. Особенно с этим парнем. Ты мне покажешь?

Вот так бы сразу.

— А что мне за это будет? — спросил я.

— Как обычно, — сказала она и опустила глаза.

— Когда ты хочешь на них посмотреть?

— Сегодня. Прямо сейчас. Пожалуйста, а?

Обожаю, когда эта девочка меня о чем-нибудь просит.

Страниц: Страница 1, Страница 2, Страница 3, Страница 4, Страница 5, Страница 6, Страница 7, Страница 8, Страница 9, Страница 10, Страница 11, Страница 12, Страница 13, Страница 14, Страница 15, Страница 16, Страница 17, Страница 18, Страница 19, Страница 20, Страница 21, Страница 22, Страница 23, Страница 24, Страница 25, Страница 26, Страница 27, Страница 28, Страница 29

Источник: https://myluckybooks.com/snuff-pelevin-viktor/18

Виктор Пелевин – S.N.U.F.F

Виктор Пелевин

S.N.U.F.F.

* * *

Бывают занятия, спасительные в минуту душевной невзгоды. Растерянный ум понимает, что и в какой последовательности делать – и обретает на время покой. Таковы, к примеру, раскладывание пасьянса, стрижка бороды с усами и тибетское медитативное вышивание. Сюда же я отношу и почти забытое ныне искусство сочинения книг.

Я чувствую себя очень странно.

Если бы мне сказали, что я, словно последний сомелье, буду сидеть перед маниту и нанизывать друг на друга отесанные на доводчике кубики слов, я бы плюнул такому человеку в лицо. В фигуральном, конечно, смысле.

Я все-таки не стал еще орком, хотя и знаю это племя лучше, чем хотел бы. Но я написал этот небольшой мемуар вовсе не для людей.

Я сделал это для Маниту, перед которым скоро предстану – если, конечно, он захочет меня видеть (он может оказаться слишком занят, ибо вместе со мной на эту встречу отправится целая уйма народу).

Священники говорят, что любое обращение к Сингулярному должно подробно излагать все обстоятельства дела. Злые языки уверяют – причина в накрутках за декламацию: чем длинее воззвание, тем дороже стоит зачитать его в храме.

Но раз уж мне выпало рассказывать эту историю перед лицом вечности, я буду делать это подробно, объясняя даже то, что вы можете знать и так. Ибо от привычного нам мира вскоре может не остаться ничего, кроме этих набросков.

Когда я начинал эти заметки, я еще не знал, чем завершится вся история – и события большей частью описаны так, как я переживал и понимал их в момент, когда они происходили.

Поэтому в своем рассказе я часто сбиваюсь на настоящее время.

Действующими лицами этой повести будут юный орк Грым и его подруга Хлоя.

Обстоятельства сложились так, что я долгое время наблюдал за ними с воздуха, и практически все их приведенные диалоги были записаны через дистанционные микрофоны моей «Хеннелоры».

Поэтому у меня есть возможность рассказать эту историю так, как ее видел Грым – что делает мою задачу намного интереснее, но никак не вредит достоверности моего повествования.

Моя попытка увидеть мир глазами юного орка может показаться кое-кому неубедительной – особенно в той части, где я описываю его чувства и мысли. Согласен, стремление цивилизованного человека погрузиться в смутные состояния оркской души выглядит подозрительно и фальшиво. Однако я не пытаюсь нарисовать внутренний портрет орка в его тотальности.

Древний поэт сказал, что любое повествование подобно ткани, растянутой на лезвиях точных прозрений. И если мои прозрения в оркскую душу точны – а они точны, – то в этом не моя заслуга. И даже не заслуга наших сомелье, век за веком создававших так называемую «оркскую культуру», чтобы сделать ее духовный горизонт абсолютно прозрачным для надлежащего надзора и контроля.

Все проще. Дело в том, что я проделал значительную часть работы над этими записками, когда Грым волею судьбы оказался моим соседом и я мог задать ему любой интересный мне вопрос. И если я пишу «Грым подумал…» или «Грым решил…», это не мои домыслы, а чуть отредактированная расшифровка его собственного рассказа.

Конечно, трудная задача – попытаться увидеть знакомый нам с младенчества мир оркскими глазами и показать, как юный дикарь, не имеющий никакого понятия об истории и устройстве вселенной, постепенно врастает в цивилизацию, свыкаясь с ее «чудесами» и культурой (с удовольствием поставил бы и второе слово в кавычки). Но еще сложнее попытаться увидеть чужими глазами самого себя – а мне придется быть героем этого мемуара дважды, и как рассказчику, и как действующему лицу.

Но центральное место в этом скорбном повествовании о любви и мести принадлежит не мне и не оркам, а той, чье имя я все еще не могу вспоминать без слез. Может быть, через десяток-другой страниц я наберусь достаточно сил.

* * *

Если говорить о моей культурной и религиозно-политической самоидентификации (это, конечно, вещь очень условная – но должны же вы понимать, чей голос доносится до вас сквозь века), я пост-антихристианский мирянин-экзистенциалист, либеративный консервал, влюбленный слуга Маниту и просто свободный неангажированный человек, привыкший обо всем на свете думать своей собственной головой.

Если говорить о моей работе, то я – создатель реальности.

Я отнюдь не сумасшедший, вообразивший себя божеством, равным Маниту. Я, наоборот, трезво оцениваю ту работу, за которую мне так мало платят.

Любая реальность является суммой информационных технологий. Это в равной степени относится к звезде, угаданной мозгом в импульсах глазного нерва, и к оркской революции, о которой сообщает программа новостей.

А еще средство доставки глаза к цели и (перехожу на нежный шепот) две скорострельных пушки по бокам.

Официально моя работа называется «оператор live news». Церковноанглийское «live» здесь честнее было бы заменить на «dead» – если называть вещи своими именами.

Что делать, всякая эпоха придумывает свои эвфемизмы. В древности комнату счастья называли нужником, потом уборной, потом сортиром, туалетом, ванной и еще как-то – и каждое из этих слов постепенно пропитывалось запахами отхожего места и требовало замены. Вот так же и с принудительным лишением жизни – как его ни окрести, суть происходящего требует частой ротации бирок и ярлыков.

У моей профессии есть два неотделимых друг от друга аспекта.

Я видеохудожник. Моя персональная виртостудия называется «DK v-arts & all» – все серьезные профессионалы знают ее маленький неброский логотип, видный в правом нижнему углу кадра при сильном увеличении.

И еще я боевой летчик CINEWS INC – корпорации, которая снимает новости и снафы.

Конец ознакомительного отрывка

Вы можете купить книгу и

Прочитать полностью

Хотите узнать цену?
ДА, ХОЧУ

Источник: https://libking.ru/books/prose-/prose-contemporary/345286-viktor-pelevin-s-n-u-f-f.html

Любовь резиновой женщины

Вышел новый роман Виктора Пелевина Snuff

Андрей Архангельский<\p>

Тема романа — “кино и новости меняются местами”; стилистика — пространство скандальной видеоигры Manhunt (Охота на человека или Охота за головами), где герой совершает кровавые казни; термином Snuff (снаф-видео), вынесенным в заголовок, обозначают жанр короткометражных фильмов, в которых изображаются реальные убийства с предшествующим издевательством и унижением жертвы. Убийство таджика, заснятое на пленку, или ролики “днепропетровских маньяков”, являются таким “снафом”, но в романе тема расширена до глобальной метафоры: весь мир теперь поделен на жертв и телезрителей, которые, усевшись с чайком и пирожными на диван, с интересом наблюдают за последними конвульсиями жертв. В романе все буквально: вот есть нижнее пространство, которое населяют орки (другое название — урки); есть, напротив, Бизантиум, высший мир — где и снимают “снафы”.<\p>

“Сила современной философии не в силлогизмах, а в авиационной поддержке”. Роман навеян — это не сильно маскируется автором — ливийскими событиями, в первую очередь — казнью Каддафи; ну и всеми прошедшими и длящимися революциями. Последние можно было бы назвать не столько твиттерными, сколько видеореволюциями. Герой романа — пилот летающей камеры Дамилола Карпов, боевой летчик корпорации Cinews inc, которая снимает красочные костюмированные войны орков с различными героями американского кинематографа, в том числе черепашек-ниндзя и Бэтмана (“На центральном фланге убили Бэтмана!” — радостно кричат бойцы). Не такой уж абсурд, если вспомнить борьбу каддафистов с беспилотными летательными аппаратами. Но все-таки картинка оказывается сильнее солдат: “Победа достается людям не тогда, когда их богатырь сильнее оркского, а когда камера решает, что наступил подходящий момент”.<\p>

Стоит еще добавить, что дело происходит через пару столетий после нашего, а прежняя цивилизация, включая Америку, пала под грузом собственных противоречий.<\p>

Зачем мочат орков? — для развлечения Бизантиума (только дикие орки уверены, что умирают за родину и за независимость). Когда-то фильмы про войну снимали понарошку, но когда они окончательно надоели, стали снимать настоящие. Собственно, войны теперь нужны для того, чтобы делать фильмы. Естественно, автор задумывается над вопросом, зачем эти убийства нужны и кому? — и получается, что некоему божеству, духу Маниту, который внутри каждого и одновременно в пространстве которого находится все живое. И которому нужно приносить регулярные жертвоприношения. Орков притом не жалко, хотя их гораздо больше, чем “цивилизованного” человечества. “Почему мы не человечество? — спрашивает героя один продвинутый орк.— Потому, что в вас мало человеческого”. “Частицы говна в оркских черепах приводятся в движение информационным полем”, и вообще в орках опознается много родного.<\p>

Пелевин работает в том же жанре, что и проект “Гражданин поэт”: все чаще получаются информационные романы, или ньюз-романы. Пелевин поэтому, возможно, даже ревнует к популярности “Гражданина поэта” (в стихотворении “Еб..л я родину такую” угадывается пародия на Быкова и его “двойника” Ефремова). Другое дело, что Пелевин часто делал то, что другие начинали делать много позже. Утверждают, что термин “партия жуликов и воров” впервые употребил он, причем где-то в середине — конце 1990-х. Все 2000-е Пелевин зло высмеивал кремлевские нравы — и был, как оказалось, на много шагов впереди общества. Теперь Пелевин с тем же сарказмом прошелся по правозащитникам, геям и прочим фетишам “свободного мира”, в частности по корпорации GULAG. Правозащитники там носят специальную форму, а орки называют их “пусора”. “Они думают, что у них все плохо, потому что у власти Рван Контекс. Эх, бедняги, бедняги. Совсем наоборот — это Рван Контекс у власти потому, что у вас все плохо. Ну ликвидируете вы своего уркагана — (вместе с остатками сытой жизни, ибо революции стоят дорого) и что? Не нравится “Контекс” — так будет у вас какой-нибудь другой Дран Латекс. Какая разница? Ведь вы же будете те же самые”.<\p>

В предисловии к роману сказано, что он не только о секретах летного мастерства, но и “о глубочайших тайнах женского сердца”. Пелевин поступил смешно: героиней романа впервые в русской литературе стала самоподдерживающаяся биосинтетическая машина класса премиум 1. Теперь можно сказать, что русская литература прошла путь от Ростовой-самки до резиновой женщины.<\p>

Есть древнее поверье, что у Пелевина нет ярких женских образов. Есть зато пелевинские типы: Проницательные Умняшки, Необыкновенные Чудесницы или Мерцающие Незнакомки. Нельзя сказать, что это какое-то особенно оригинальное порождение мужской психологии: мужчина любит в женщине себя — об этом и сам Пелевин пишет с нескрываемой самоиронией. Так вот, роман является ответом на вопрос, “почему нет женских образов”: а не с кого писать!.. Современные женщины становятся все более искусственными, так что с роботом оно как-то и душевнее получается. Впрочем, и само пожелание автору — “дать ярче” — звучит не менее дико, чем тема “женский образ в литературе”. И является, скорее всего, компенсацией детской травмы, полученной в школе от какой-нибудь Мариванны.<\p>

А с русской литературой в романе все в порядке: орк Грым во время войны номер 221 работает вестовым самого уркагана на правом фланге. То есть, он занимается тем же, чем и князь Болконский под Аустерлицем, и потом долго лежит на поле битвы. То есть обыгрывается один из главных фетишей русской литературы, который теперь кощунственно снижен. Граф Толстой общеизвестно называем демиургом, за то что создал герметичный мир, где автор все знает и всем повелевает. Теперь каждый пилот видеокамеры считает себя Львом Толстым — ему тоже кажется, что он повелевает миром. Но вот резиновая женщина вступает с ним в теоретические дискуссии, объясняет ему, что внутри у человека — такая же пустота, влюбляется, и в конце концов сбегает от пилота к орку. Никаких катарсисов, кроме финальной сцены соития резиновой женщины и орка, нет — да и откуда его взять, катарсис-то? Загляните в телевизор.

Источник: https://www.kommersant.ru/doc/1831375

Виктор Пелевин. “S.N.U.F.F.” – цитаты

―Если говорить о моей работе, то я – создатель реальности.

―Орки подозревают, что мы им врем. Им кажется, что любое общество может быть устроено только по той схеме, как у них, только циничнее и подлее. Ну на то они и орки.

―Я где-то читал, что “Хеннелора” – это позывной античного аса Йошки Руделя из партии “Зеленых СС”, удостоенногоКрасного Креста с Коронками и Конопляными Листьями за подвиги на африканском фронте.

―Как и все продвинутые профессионалы нашего века, я работаю на дому.

―… мы ведь не дети и отлично понимаем, что сила современной философии не в силлогизмах, а в авиационной поддержке.

―Нет, damsel in distress предполагает, с одной стороны, угнетенную чистоту, а с другой – нависшее над ней тяжеловооруженное зло.

―Парень, видимо, был рыболов-спортсмен – и гнал от себя все другие мысли. Скоро девушка стала заметно скучать, и я тоже,а он все удил и удил. И у него клевало.

―…теперь Хлоя напоминала ему героиню оркской басни свинку Хрю, которая извалялась в грязи и сене, чтобы накануне Большого обжорства притвориться старой крысой и уйти от судьбы. Мораль у басни была простой – всех свинок съели молча, а Хрю с прибаутками.

―Перед ними был черный моторенваген – длинный и открытый, из самых дорогих. Такой мог быть только у очень важного вертухая.

―Кая – это цветок моей жизни, моя главная инвестиция, свет моего сердца, счастье моих ночей и еще много-много лет выплат по кредиту.

―Если вы пупафоб и у вас есть предрассудки на этот счет, это ваша проблема, которую вам вряд ли удастся сделать моей.

―Кающиеся геронтократы думают, что успеют перед смертью задобрить Маниту, принеся ему в жертву чужую радость.

―Главное в ней – тот опустошительный удар по сознанию, который она наносит каждый раз, когда вы останавливаете на ней взгляд.

―Вернее, она думает, что посылает их сама, а на самом деле девяносто процентов за нее делает природа, которой на эту конкретную самку глубоко наплевать. И в этом, конечно, главный источник вековой женской скорби.

―Ибо главный половой орган женщины – это, конечно, лицо. Не зря ведь чуткие к тихому голосу природы орки так его и называют: “ебальник”.

―Та тщательно составленная смесь заискивающей робости и лютой ненависти, из которой состояли орские новости, не поддавалась имитации.

―Его слова, что истинной столицы Уркаины является Лондон (сектор Биг Биза, где издавна приобретают летаемость богатейшие оркские вертухаи), вызвали всеобщее возмущение.

―К счастью, военный фрагмент закончился, и начался любовный – в кадре появился относительно молодой Николя-Оливье Лоуренс фон Триер и практически еще свежая Элизабет-Натали Мадонна де Аушвиц.

―Зачем диверсия. Тут и диверсии никакой не надо.. Во-первых, у нас считают, что инженер – это низшая каста. А герой нашего времени – это вертухай с хатой в Лондоне.

Или на худой конец какой-нибудь филологический говнометарий, которого в университете семь лет учили фигурно сосать у кагана. Особенно если он в Желтую зону пролез и не только у кагана сосет, но и у верхних. А я при них типа слуга-механик.

А теперь подумай, зачем я, инженер, стану наживать себе грыжу? Поднимать к звездам этих орлов? Да пусть они в говне утонут со своим “Словом о Слове”…

―Верхние люди обходятся с материей как с женщиной. Они ее ублажают и убеждают. Заинтересовывают. А орки пытаются ее наебать и отпидарасить. Причем даже этого не умеют – начинают пидарасить, не успев наебать. Или сначала отпидарасят, а потом наебывают.

Орут на нее, как в тюрьме – изменись, сука! Ща как дам! И все время бьют по ней воображаемой кувалдой. Как по ним самим в детстве били. Поэтому все наши вещи такие страшные и так плохо работают.

Наших властей давно не боятся ни атомы, ни молекулы…

―Какой микрочип можно сделать в уркаганате под шансон? Тут можно производить качественно только один продукт – воцерковленных говнометариев. Еще можно трупным газом торговать.

―Во-первых, мир стал страшен. Он сделался невероятно опасен…
―Во-вторых, мир стал не только опасен, но и гнусен – невыразимо и густопсово.
―В-третьих, он стал окончательно безысходен. Спрятаться было некуда. И убежать тоже…

―Грым вдруг понял, что ужаснувшее его состояние было для этого человека привычным и родным. Он приходил в него добровольно. Мало того, он шел так в бой, навстречу смерти. Это было непостижимо.

―Они, мол, через то нами управляют, что одному дают натыренное спрятать, а другому нет. Тыщи лет не прошло, как доперло до мужика. Где они только такую траву берут?

―А у них закон – украл сто миллионов маниту, сразу почетный гражданин Лондона и оркский инвестор. Так все серьезные вертухаи делают.

―Все, времени больше нет. Я прощаюсь. Маниту, надеюсь, я сделал свою работу хорошо.

Конец

Оказывается, Виктор Олегович не любит правозащитников

Во-всяком случае, некоторых.

Хазма жалко до слез

Бедненький…

Виктор Олегович снова не стесняясь взвалил на свои плечи важную просветительскую функцию

Когда он назвал свой роман “Generation P”, он как бы ненавязчиво порекомендовал своим читателям обратиться к Дугласу Коупленду с его в некотором смысле первоисточником (как минимум, по названию).

Сейчас он продолжил эту добрую традицию, отсылая нас к роману Паланика. Виктор Олегович как бы говорит нам: читайте, ребята, Паланика. Паланик – это хорошо.

(Хотя, может, он что-то совсем другое имел в виду, маниту его знает).

Некоторые пишут, что Пелевин злобно гнобит и клевещет

– Кто-то углядел наезд на Украину. Честно скажу – наезд есть. Но, увы, не на Украину. – Еще, мол, он презирает человечество. Где, поднимите мне веки и покажите, где же оно? Он очень хорошо относится к людям. Но не ко всем.

– И еще он вроде женщин обижает. Тоже нет. Просто когда он встретит Будду – он убьет Будду. А в этот раз он встретил женщину. И после этой книги женщины его еще сильнее любить будут. Хотя и не все.

Источник: https://www.vothouse.ru/books/pelevin-snuff.html

Виктор Пелевин. “SNUFF”

Литературная
ситуация с кумиром конца 90-х годов, одним из самых популярных писателей того
времени – Виктором Пелевиным – довольно любопытна. Вот уже много лет читатели и
критики, недолюбливающие Пелевина, предрекают близкий конец этому
“литературному проекту”.

Те же, кто относится к Виктору Олеговичу с
пиететом, с нетерпением ждут выхода очередной книги своего кумира (а Пелевин
издает по одному роману в год), чтобы убедиться, что их оппоненты неправы. Сам
же Пелевин продолжает оставаться коммерчески успешным писателем, подкидывая
дрова в полыхающее пламя этого спора.

Так, два года назад его книга
“Т” довольно сильно разочаровала публику, но вышедшая в прошлом году
“Ананасовая вода для прекрасной дамы” оказалась довольно удачной,
стало ясно, что “хоронить” писателя еще рано.

    Действие происходит в далеком будущем.
После атомной катастрофы мир оказался поделен на “верх” и
“низ”. Внизу, на земле, на унылой равнине копошится дегенеративное
племя орков, нищее, свирепое и воинственное.

Их государственное устройство,
насквозь коррумпированное, именуется Уркаиной, пьют они жидкость, которая
называется “воля” и курят некий “дуриан”. Каждый год,
иногда и по два раза, у них начинается война с “верхом”.

А
“верх” – это технократическая цивилизация по имени Биг Биз, которая
зависает над Уркаиной в огромном шаре, прикрепленном тросом к земле. Это
высокотехнологический рай, построенный на иллюзиях.

В самом шаре тесно, однако
с помощью ЗD-проекций в зависимости от своего бюджета ты можешь заказать себе
любой вид за окном – хоть Рим, хоть Вену или Париж (их больше нет,
восстановлены по старым фильмам).

    Этот мир, придуманный Пелевиным, настолько
причудлив, сложен и странен, что на протяжении всей книги Пелевин главным
образом и занимается тем, что его описывает.

Чего только тут нет! Главный герой
книги оператор Дамилола Карпов – “оператор live news”(живых новостей)
работает, не выходя из дома, его камера, вооруженная на всякий случай ракетами,
летает сама и управляется дистанционно. Так называемые “живые
новости” больше напоминают кино, чем отражение реальных событий. Вместе с
оператором живет робот-кукла – сура Кая.

Но она настолько совершенна, что
благодаря выбранным настройкам может вести себя как настоящая женщина, то есть
устраивать скандалы и сцены ревности, и даже умудряется оставить Карпова без
денег (“маниту” – на языке Биг Биза) и убежать с влюбленным в нее
орком (жителем Уркаины) Грымом.

    И так получается, что сюжет этой книги
оказывается чем-то вроде приложения к описанию этой постинформационной эры.
Если вынести за скобки весь растянутый на сотни страниц рассказ про этот
странный мир, в котором реализованы все мечты и фантазии, то не очень и
понятно, что останется в сухом остатке. Разве что вялая любовная линия
отношений главного героя орка Грыма и суры (девушки-робота) Каи, которые в
конце убегают вместе. Эту коллизию нельзя назвать ни свежей, ни оригинальной. У
жителей Биг Биза есть возможность реализовать все свои заветные желания. Что,
впрочем, не приносит им счастья, но это тоже мысль не новая. Еще когда было
сказано: “Бойтесь своих желаний, они имеют свойство сбываться”.<\p>

    Как ни странно, но в этой книге нет обычных
для Пелевина философских игр в слова и понятия, зато, как всегда, присутствует
социальная и политическая сатира. Правда, в значительно меньшем количестве, чем
обычно у Пелевина. Например, сами снафы, которые снимает главный герой,
неплохая пародия на новости, которые показываются сегодня на нашем телевидении.
Так же как и в этой цитате: ” И все туда, – он кивнул вверх, – на счета
идет. А у них закон: украл сто миллионов маниту, сразу почетный гражданин
Лондона и оркский инвестор”.<\p>

    Колкие фразы, конечно, несколько оживляют
повествование, но они встречаются так же редко, как ядрышки перламутра на
морском дне. Изредка в книге можно обнаружить и фирменные пелевинские
каламбуры, остроты, метко схваченные детали. Но все это погружено, как я уже
говорил, в растянутое и нудное описание мира орков и Биг Биза. И поэтому
читается тяжело и скучно. Совсем не так, как описание других пелевинских миров
и вселенных. Игра с пустотой – любимый пелевинский прием, его метод и способ
существования в литературе. Но эта книга первая, в которой Пелевин,
действительно, приблизился к пустоте вплотную. Впрочем, может быть, еще не все
потеряно, и следующий роман Пелевина будет удачным? Осталось дождаться
следующей зимы, когда выйдет его очередная книга.<\p>

Источник: https://a.mospravda.ru/book_moscow/article/viktor_pelevin_SNUFF/

То еще удовольствие. Новый роман Пелевина «Snuff»

Иногда я думаю, какую работу могла бы выполнять на постоянной основе за зарплату. И понимаю, что не могу даже такую привлекательную, как написание рецензий на книги.

Зачем же я прочла их тысячи, при том что сама покупаю их за деньги? В чем моя проблема? Она в том, что я не хочу себя постоянно заставлять читать тексты, которые меня раздражают. А происходит это в нескольких случаях, например, когда они патологически неряшливо написаны.

Если бы я работала рецензентом, то продираться через это было бы моей прямой обязанностью, дочитывать до конца, формулировать сюжет и свои мысли по этому поводу. Делать это на постоянной основе выше моих сил.

Даже если многажды поменялось все, вплоть до состава крови и мельчайших клеточек наших организмов, не говоря уж о внешней реальности, мы все равно упорно верим, что раз любовь была, значит, она есть.

И раз уж однажды ты признал в человеке ум, талант и умение зрить в корень, значит, он таков.

Конечно, если бы я сначала ознакомилась с чужими рецензиями, мне было бы легче продираться через новояз этой антиутопии со всеми его орками-урками, сомелье, Хеннелорами, дискурсмонгерами и маниту. Допускаю, что кому-то это нетрудно.

жители оффшара, воюют с нижними, то есть жителями Уркаины. И все это описано примерно таким языком: «Эльфы и гномы были знакомы оркам не первый век – и бой с их отрядами шел по давно усвоенным принципам.

Против эльфов работали пращники и метатели копий, прячущиеся от стрел за осадными щитами, а гномов закидывали из легких катапульт заранее заготовленными дохлыми кротами. Предполагалось, что прямое попадание сразу отключает гнома, поскольку их программные алгоритмы считают крота дурным знаком и крайней скверной». И вот так вот на полном серьезе.

Короче говоря, батальные сцены «Войны и мира» и «300 спартанцев» встречаются в сознании… которое каким-то образом расширено, которому прикольно внутри себя. Воспринимать это смиренно читателю можно только в состоянии алкогольной или наркотической интоксикации. Зато сны будут сниться интересные.

Моя главная претензия к автору заключается в том, что он поместил свой замысел и как всегда глубокие интересные суждения в форму 477-страничного «кирпича», в котором содержание первой трети понятно только ему самому. Хотя по совести надо бы поток своего сознания редактировать, а количество страниц  сократить вполовину.

Современный дискурс – это такое виртуальное пространство, в котором вместо простых вещей вроде любви существуют только игры, мистификации, манипуляции и speculations на тему того, что все вокруг – паразитирующие охреневшие гниды. Но почему ради этого надо, например, платить 480 рублей и читать 477 страниц, каждый трактует самостоятельно.

В уста одного из персонажей автор вкладывает такую мысль: «Священные книги учат людей быть хорошими. Но, чтобы кто-то мог быть хорошим, другой обязательно должен быть плохим. После этого добру уже нельзя было оставаться без кулаков.

А чтобы добро могло своими кулаками решить все возможные проблемы, пришлось сделать зло не только слабым, но и глупым. Лучшие культурные сомелье постепенно создали оркский уклад из наследия человечества. Из всего самого сомнительного, что сохранила человеческая память.

Презрение к человечеству – такое же константное ощущение, как например, хронический гастрит. То есть помимо прочего это болезненное чувство, к которому приходится привыкать. Для меня сомнений нет, человечество заслужило к себе именно такое отношение.

Однако Пелевин не щадит ни животных, ни природу, ни чувства читателя –  роман написан человеком, поставившим этой планете ноль. В создаваемом им пространстве все построено на иллюзиях. Недаром главное занятие здесь – создание «киновостей», того самого «снафа», который организует и отрехтовывает любую действительность.

Поэтому главный герой живет с биороботом, выставляя своей чудесной кукле те настройки, т.е. личностные свойства, которые озаряют для него эту связь смыслом.

Может быть, я тоже принимаю за любовь к автору удовлетворение своих потребностей, может в этом смысле я тоже gloomy, т.е.

пупарас (недаром же все, что связано с любовью к резиновой кукле – самое интересное в романе).

Однако если я перестану верить, что тексты, которые я читаю, пишет живой и теплый человек, а не «креативный доводчик», то все станет окончательно бессмысленно. Куда более, чем секс с биороботом.

Спору нет, чувству, что человечество давно тошнит от самого себя, нужны свои интерпретаторы и глашатаи. Метод интеллектуальной галлюцинации вполне для этого подходит. В конце герой разражается монологом, который все объясняет.

«Весь Биг Биз думал, что выполняет волю Маниту – но почему тогда рушится наш мир, почему вселенная уходит из-под ног? Как это должен понять искренне религиозный человек?
Наверно, Маниту больше не хочет, чтобы мы считали, будто знакомы с ним лично, а тем более знаем его планы и тайны.

Как он может любить нас, если от нас бегут даже собственные приспособления для сладострастия, созданные по нашему образу и подобию? Зачем ему мир, где на бескорыстную любовь способна только резиновая кукла?

Мы мерзки в глазах Маниту, и я рад, что дожил до минуты, когда не боюсь сказать этого вслух. Теперь все будет по-другому. А как – знает только сам Маниту».

До тех пор, пока свободу понимания и волеизъявления у нас физически не отняли, у нас есть время задуматься о том, что мы делаем друг с другом и со своей жизнью. Собственно, Пелевин всегда про это.

Источник: https://movillo.ru/blog/2011/12/to-esche-udovolstvie-novyiy-roman-pelevina-snuff/