Анализ стихотворения Гумилева “Заблудившийся трамвай”
Николай Гумилев весьма негативно воспринял Октябрьскую революцию, так как был убежден, что строить новое государство на крови и лжи недопустимо.
Он неоднократно публично высказывался по поводу того, что Россия с ее богатым культурным и историческим наследием отдана на растерзание варварам, которые рано или поздно уничтожат все самое лучшее, что было создано в стране многими поколениями людей.
После революции в России, которую так любил Гумилев, царила сплошная анархия, на фоне которой гражданская война была вполне закономерным явлением. О государственных устоях в тот момент никто не думал – шла банальная борьба за власть, жестокая и беспощадная.
Поэтому цензура как таковая в стране отсутствовала, и в 1919 году Гумилеву удалось опубликовать стихотворение “Заблудившийся трамвай”, в котором он обозначил свою гражданскую позицию.
Само название этого произведения абсурдно, так как трамвай, едущий по рельсам, не может заблудиться. Однако автор использует это выражение в качестве метафоры, подразумевая, что таким трамваем является вся страна, погрязшая во лжи, утопических <\p>
идеях и псевдопатриотизме.
При этом поэт отмечает, что для него до сих пор остается загадкой, “как я вскочил на его подножку”. Действительно, Гумилев, по 10 месяцев в году привыкший проводить за границей, совершенно случайно оказался на родине в разгар революции.
И тут же стал не выездным не только из-за своих политических убеждений, но и в силу благородного происхождения. Поначалу поэт и не планировал покидать родину, считая, что является очевидцем исторических событий, которые принесут его стране истинную свободу.
Однако уже через несколько лет он полностью отказался от иллюзий, осознав, что отныне ему предстоит жить в бесправном государстве, которым управляют вчерашние крестьяне.
Поэтому В своем стихотворении Гумилев мысленно совершает путешествие в так любимые им страны и понимает, что, даже уехав за границу вряд ли сможет быть по-настоящему счастливым.
Воспоминания об ужасах русской революции, голоде, эпидемиях и братоубийстве будут преследовать его даже в самых райских уголках мира, где раньше поэт мог обрести покой и душевное равновесие.
В этом стихотворении Гумилев впервые предсказывает свою скорую смерть, отмечая, что его палачом станет представитель так называемой власти рабочих и крестьян “в красной рубашке, с лицом, как вымя”.
Этот факт не особенно беспокоит поэта, который за два года постоянного проживания в России сумел примириться со смертью. Гораздо больше Гумилева беспокоит то, что от той старой и патриархальной страны, в которой он родился и вырос, уже ничего не осталось.
Неизвестная Машенька, к которой обращается в своем стихотворении “Заблудившийся трамвай” Николай Гумилев, является собирательным образом той самой дореволюционной России, которую поэт бесконечно любил. Поэтому он не может смириться с мыслью о том, что прошлое невозможно вернуть назад, и с недоумением восклицает: “Может ли быть, что ты умерла!”.
Из этого произведения становится очевидно, что Гумилев не желает участвовать в фарсе под названием “светлое будущее”, который разыгрывается у него на глазах. Поэтому автор требует: “Остановите трамвай!”.
Но это никому не под силу, и поэт продолжает свое безрадостное и бесцельное путешествие, сожалея лишь о том, что “дом в три окна и серый газон”, промелькнувшие за его окнами, навсегда останутся в прошлом. Также поэт осознает, насколько дорога ему та, старая Россия.
И, обращаясь к ней, он отмечает: “Я никогда не думал, что можно так сильно любить и грустить”.
Источник: https://ege-essay.ru/analiz-stixotvoreniya-gumileva-zabludivshijsya-tramvaj/
Анализ стихотворения Н. С. Гумилева “Заблудившийся трамвай”
Н. С. Гумилев не смог принять переломы революционного времени, не смог найти окончательную общественную позицию, что, несомненно, не могло не отразиться в его произведениях. Одним из них является стихотворение Заблудившийся трамвай.
Поначалу его название вызывает недоумение разве может трамвай заблудиться. Бессмысленно, конечно, пытаться найти некое логическое объяснение этому, но можно попытаться понять, что автор вкладывает в эти слова. На мой взгляд, заблудившийся трамвай символизирует революцию.
Однозначно, результатов, достигнутых в Европе, не будет, нет прецедента в бездне времен для России, но и обратного пути тоже нет. Поздно – говорит лирически герой, вагон уже не остановить. И в Индию Духа – символ столь желанного и столь недосягаемого гармоничного мира билет уже не купить.
Трамвай едет своей, неведомой лирическому герою дорой, оставляя за собой груды мертвых голов. Не останавливается он и у дома Машеньки, воплощения всего исконно русского, воплощения дореволюционной России, да и что останавливаться ей дом пуст, нет ее больше.
Может ли быть, что ты умерла! восклицает герой. Он не хочет верить в то, что ничего уже не вернуть, и будет служить молебен о здравии девушки
В 1908 году выходит его вторая книга “Романтические цветы”, в которой духовные запросы Гумилева получили дальнейшее развитие.
Здесь чувствуется жажда сильных и прекрасных чувств: “Ты среди кровавого тумана к небесам прорезывала путь”; “…пред ним неслась, белее пены. Его великая любовь”. Но теперь желаемое видится лишь в грезах, видениях.
Сборник волнует грустным авторским ощущением непрочности высоких порывов, призрачности счастья в скучной жизни и одновременно стремлением к прекрасному.
Большинство стихотворений Гумилева обладают спокойной интонацией. Но необычный стиль придает им внутреннюю напряженность.
В своих стихах поэт “оживляет” легендарные мотивы, творит фантастические превращения, многие из которых автор почерпнул, путешествуя по Африке.
В ряде своих стихотворений поэт стремится передать общее трагическое состояние мира: “Пусть смерть приходит, я зову любую. Я с нею буду драться до конца…”
В сборнике “Жемчуга” Гумилев высказывает свое уважение к деяниям таких незабвенных путешественников, как Кук, Лаперуз, да Гама. Небольшой цикл “Капитаны” рожден тем же стремлением к неизведанному, тем же преклонением перед подвигом:
Ни один пред грозой не трепещет,
Ни один не свернет паруса.
С именами великих путешественников входит в цикл “Капитаны” поэзия великих открытий, несгибаемой силы духа всех, “кто дерзает, кто хочет, кто ищет”.
В сборниках “Костер” и “Огненный стояк” автор прикасается к миру таинственного, непознаваемого. Ему близки образы звезд, неба, планет.
При некоторой “космичности” действий все стихи выражали взгляды на вполне земные процессы. И все-таки вряд ли можно говорить о творчестве Гумилева как о поэзии реалистичной.
Он сохранил романтическую исключительность, причудливость душевных процессов. Но именно таким бесконечно дорого нам слово Мастера.
Поэзия Николая Гумилева в разные периоды его творческой жизни неодинакова. Поэт начинает с юношеского желания изменить мир, подобно Будде или Христу. Иногда он категорически отрицает символизм, а иногда бывает настолько близок к нему, что трудно догадаться, что какое-то стихотворение принадлежит ему. Здесь вспоминаются слова А.
Блока, поэта высоко ценимого Н. Гумилевым: Писатель растение многолетнее… душа писателя расширяется периодами, а творение его только внешние результаты подземного роста души. Так, ранний Гумилев тяготел к поэзии старших символистов К. Д. Бальмонта и В. Я. Брюсова, увлекался романтикой Р. Киплинга и в то же время обращался к зарубежным классикам В.
Шекспиру, Ф. Вийону, Т. Готье. Позже он отходит от романтической декоративности экзотической лирики и пышной яркости образов и обращается к более четкой и строгой форме стихосложения, что и стало основой акмеистического движения.
Он был строг и неумолим к молодым поэтам, первый объявил стихосложение наукой и ремеслом, которому нужно так же учиться, как учатся музыке и живописи.
Он не приемлет в творчества того, что позже назовет литературной неврастенией. Талант, чистое вдохновение должны были, по его пониманию, обладать совершенным аппаратом стихосложения, и он упорно и сурово учил молодых мастерству. Н. С.
Гумилев является сторонником строгой и четкой поэтической формы, хотя подчеркивает, что внимание к форме не самоцель, а лишь свидетельство связи поэта с многовековой поэтической традицией – Стихотворения акмеистического периода, составившие сборник Седьмое небо, подтверждают такой трезвый, аналитический, научный подход Н. С. Гумилева к явлениям поэзии.
Основные положения новой теории изложены им в статье Наследие символизма и акмеизм. Новому направлению было дано два названия: акмеизм и адамизм (от греческого слова, обозначающего: мужественно-твердый и ясный взгляд на жизнь).
Главным их достижением Николай Гумилев считал признание самоценности каждого явления, вытеснение культа неведомого детски мудрым, до боли сладким ощущением собственного незнания. Поэт старается привлечь внимание читателей не только к миру внешних явлений, но и к области более глубоких пластов человеческого бытия.
Обладая безусловным даром предвидения, Гумилев-критик намечает в своих работах пути развития отечественной поэзии, и мы сегодня можем убедиться, как точен и прозорлив был он в своих оценках.
Свое понимание поэзии он выразил в самом начале своей программной статьи Анатомия стихотворения, открывающей сборник Письма о русской поэзии. Среди многочисленных формул, определяющих существо поэзии, выделяются две, писал Н. Гумилев, предложенные поэтами же, задумывающимися над тайнами своего ремесла.
Они гласят: Поэзия есть лучшие слова в лучшем порядке и Поэзия есть то, что сотворено и, следовательно, не нуждается в переделке. Обе эти формулы основаны на особенно ярком ощущении законов, по которым слова влияют на наше сознание.
Поэтом является тот, кто учитывает все законы, управляющие комплексом взятых им слов. Именно это положение и лежит в основе той громадной работы, которую после революции проводил Н. С.
Гумилев с молодыми поэтами, настойчиво обучая их технике стиха, тайнам того ремесла, без которого, по его мнению, настоящая поэзия невозможна. Н. С. Гумилев хотел написать теорию поэзии, этой книге не суждено было родиться, и отношение его к святому ремеслу поэзии сконцентрировано в нескольких статьях и рецензиях, составивших Письма о русской поэзии.
Но с годами поэзия Николая Гумилева несколько меняется, хотя основа остается прочной. В сборниках военной эпохи в ней вдруг возникают отдаленные отзвуки блоковской, опоясанной реками, Руси и даже Пепла Андрея Белого. Эта тенденция продолжается и в послереволюционном творчестве.
Поразительно, но в стихотворениях Огненного столпа Николай Гумилев как бы протянул руку отвергаемому и теоретически обличаемому символизму. Поэт словно погружается в мистическую стихию, в его стихах вымысел причудливо переплетается с реальностью, поэтический образ становится многомерным, неоднозначным.
Это уже новый романтизм, лирико-философское содержание которого значительно отличается от романтизма знаменитых Капитанов, акмеистической прекрасной ясности и конкретности. Н. С. Гумилев подходит к пониманию единства и взаимосвязи всех пластов человеческой культуры, в том числе поэзии и общественной деятельности.
В знаменитом стихотворении Слово Николай Гумилев выражает свое итоговое понимание высокого назначения поэзии и поэтического слова:
Но забыли мы, что осиянно
Только слово средь земных тревог,
Что в Евангелии от Иоанна
Сказано, что слово это Бог.
Источник: https://ukrtvir.com.ua/analiz-stixotvoreniya-n-s-gumileva-zabludivshijsya-tramvaj/
Н.С. Гумилев, “Заблудившийся трамвай”: краткий анализ. Стихотворение Гумилева “Заблудившийся трамвай”: образы и параллели
“Заблудившийся трамвай” – стихотворение Гумилева, включенное в “Огненный столп”, последний его сборник. Этот стих считается одним из лучших и самых известных в творчестве поэта. В нашей статье представлен его краткий анализ.
Стихотворение Гумилева “Заблудившийся трамвай” очень любят анализировать разлчные критики и литературоведы. Оно притягивает их внимание, во-первых, как любой шедевр, а во-вторых, в нем проявилось большое литературное новаторство автора.
Тем не менее, несмотря на колоссальное новаторство, в произведении автор также следует традиции.
Еще одна причина, по которой “Заблудившийся трамвай” притягивает внимание исследователей, заключается в том, что в нем видны отсылки Николая Степановича к вехам своей жизни.
Особенности анализа стихотворения
Необходимо вкратце отметить некоторые общие моменты, прежде чем проводить анализ. Стихотворение Гумилева “Заблудившийся трамвай”, несмотря на новаторство, имеет все основные особенности своего жанра. Сюжетообразующей единицей в лирике, в отличие от драматических и эпических жанров, является переживание, эмоция, чувство, а не событие.
Кроме того, по своей сути любое стихотворение метафорично, а метафора тяготеет к символу. Следует заметить, что это произведение было написано на одном дыхании, на вдохновении. Оно не относится к числу стихов, которые дотошно и кропотливо “конструируются”, поэтому требуют такого же дотошного и кропотливого разбора.
Вовсе не так следует осуществлять его анализ.
Стихотворение Гумилева “Заблудившийся трамвай” нельзя понять, следуя привычному способу интерпретации. Логика творений, созданных на одном дыхании, несколько иррациональна. Их не сможет “разобрать” ни один критик. Никому не под силу разложить их гениальность на составляющие части. Этим и прекрасны такие произведения.
Размер
Итак, начнем наш анализ. Стихотворение Гумилева “Заблудившийся трамвай” написано дольником.
Для чего же автор выбрал этот размер, зачем понадобились разделять ударные слоги неравномерными интервалами? Если прочесть стихотворение вслух, акцентируя ударения, мы заметим, что их ритм напоминает стук колес. Дольник в этом произведении “озвучивает” движение трамвая, что усиливает художественный эффект.
Хронотоп
При рассмотрении содержания бросается в глаза то, что “Заблудившийся трамвай” – стихотворение Гумилева, имеющее необычный хронотоп (взаимосвязь пространственных и временных отношений).
Источником образа трамвая является реальный прототип, который автор увидел утром на улице Петрограда. Однако между ним и трамваем, представленным в стихотворении, имеющим явно потустороннюю природу, пролегает большая пропасть.
Они как будто из разных миров.
Звуки
Звуки, которые сопровождают его появление, вполне реальны, если мы будем рассматривать их буквально. Это крик птиц, гром, стук, звон. Именно этими звуками сопровождалось движение трамвая во времена Гумилева.
Однако формулировки стихотворения говорят нам о том, что природа этих звуков символическая. Благодаря этому все произведение переводится в символическую плоскость, в которой и нужно рассматривать “Заблудвшийся трамвай”.
Стихотворение Гумилева можно правильно понять, только следуя этой установке.
Итак, звуков всего 3: дальние громы, звоны лютни, вороний грай. У Гумилева лютня, как и волшебная скрипка, является символом миссии поэта, подобно лире в творчестве Пушкина.
Кроме того, это знак условно-средневекового, легендарного времени, в котором существует художник слова любой эпохи. Следующий звук, вороний грай, – это плохое предзнаменование, рок, гибель, смерть.
Гром – это битва, небесная или земная, а также признак присутствия сверхъестественной силы, как показывает анализ.
Стихотворение “Заблудившийся трамвай” невозможно понять, если не знать, куда движется трамвай. Давайте вместе разберемся.
Куда движется трамвай
Лирический герой стихотворения становится пассажиром против собственной воли. Трамвай – это некая сила, которая намного могущественнее человека. Ведь недаром в воздухе за ним остается огненный след. Куда же движется этот трамвай, что же это за сила?
Следует отметить, что вагоновожатый есть, однако он безучастен и не реагирует на просьбу лирического героя остановиться. В соответствующей строфе хронотоп внезапно и страшно меняется. Еще совсем недавно трамвай был на улице, хотя и незнакомой. Теперь же он вдруг мчится “крылатой” и “темной” бурей. Самое главное здесь то, что трамвай “заблудился в бездне времен”.
“Бездна времен”
Различные исследователи по-разному интерпретировали это место стихотворения. К примеру, Елена Куликова считала, что трамвай подобен кораблю-призраку, “Летучему Голландцу”, затерянному во времени.
Существует и версия, согласно которой автор описывает путешествие по загробному миру. Этой точки зрения придерживается Юрий Зобнин. Он считает, что стихотворение Гумилева отсылает нас к “Божественной комедии” Данте.
Вагоновожатый исполняет роль Вергилия, которого затем сменяет Машенька – Беатриче.
Как же нам понять, где замысел и логика автора, а где наши собственные ассоциации? Как сделать объективным наш анализ? Стихотворение “Заблудившийся трамвай” – не единственное в своем роде у Гумилева. В контексте его творчества “бездна времен” появляется несколько раз.
Николай Степанович уже не раз использовал этот образ, к примеру, в своем стихотворении “Стокгольм”. Здесь мы также встречаем переходы “времен” и “пространств”, в которых “заблудился навеки” лирический герой.
Не случайно стихотворение было названо автором “Заблудившимся трамваем”.
Кроме того, звуки в “Стокгольме” подобны тем, что мы слышим в интересующем нас произведении. Это мощный грохот и гул, звон колокола, звуки молитвы. Гумилев в “Письме о русской поэзии” отмечал, что религия и поэзия – две стороны одной монеты. Поэтому в творчестве Николая Степановича пение скрипки, лютни, лиры и молитва практически равнозначны.
Мотив сна в произведении
Продолжим анализ стихотворения “Заблудившийся трамвай” по плану. Это произведение, в котором герою как будто снится его жизнь. Он наблюдает ее стремительное движение через окно трамвая. Как известно, человек перед смертью как бы видит свою жизнь, которая проносится перед ним.
Можно сказать, что “Заблудившийся трамвай” – это пророческое стихотворение. Об этом можно судить не только потому, что в нем присутствует эпизод казни героя, но и потому, что движение трамвая выглядит как описание воспоминания его жизни, которая промелькнула перед смертью.
Именно поэтому лирический герой тревожно и настойчиво просит вагоновожатого остановиться, однако это оказывается невозможно.
Развитие образа трамвая в русской литературе
В русской литературе этот образ Гумилева напомнит о себе еще не раз. Это произойдет, к примеру, в “Мастере и Маргарите” Булгакова, где будет и трамвай, и отрезанная голова, и вагоновожатый. Очень глубоко и интересно этот образ раскроется и в финале “Доктора Живаго” Пастернака, в эпизоде смерти главного героя. Юрий умирает в трамвае, в это время гремит гроза, герой смотрит в окно.
Новаторство Гумилева
Использованный автором прием был новым для русской поэзии. Анализ стихотворения Н. Гумилева “Заблудившийся трамвай” провел Валерий Шубинский. Он отметил, что это произведение стало предтечей “русской семантической поэтики”.
Многие современники не поняли этот стих, поскольку интерпретировали его “по старинке”, ища реальные прототипы созданных Гумилевым образов. К примеру, Анна Ахматова полагала, что старик, который промелькнул за окном трамвая, – реальное лицо. Возможно, это так и было, а может быть и нет.
Это не так важно, ведь данная деталь стихотворения только усиливает ощущение тревожного сна, в котором так легко смешиваются мертвое и живое. Герой очень интересно реагирует на появление старика, которого он воспринимает как что-то само собой разумеющееся. Да, это тот человек, который год назад умер в Бейруте.
То, что наяву является невероятным, становится самоочевидным во сне. Все это нужно учитывать, рассматривая стих “Заблудившийся трамвай” Гумилева.
Краткий анализ этого произведения – задача непростая. К сожалению, и сегодня некоторые исследователи продолжают пытаться объяснить необъяснимые вещи буквально. В своих выводах они порой уходят очень далеко, однако этот подход изначально неверен.
В стихотворении Гумилева несколько мотивов, которые действительно имеют связь с реальностью, причудливо соединены в некое художественное целое, так же причудливо, как события дневной жизни порой соединяются во сне. У сна имеется логика, но она иная.
Его невозможно объяснить логикой яви. Она может только разрушить его.
На этом мы закончим анализ стихотворения Н. С. Гумилева “Заблудившийся трамвай”. Об основных особенностях этого произведения мы рассказали. Анализ стихотворения Гумилева “Заблудившийся трамвай” краткий, вы можете дополнить его собственными размышлениями.
Источник: https://4u-pro.ru/obrazovanie/ns-gumilev-zabludivshijsya-tramvaj-kratkij-analiz-stihotvorenie-gumileva-zabludivshijsya-tramvaj
У входа. анализ стихотворения н.с. гумилева «заблудившийся трамвай»
У входа. Анализ стихотворения Н.С. Гумилева Заблудившийся трамвай
Спиваковский П.Е.<\p>
Поэтика позднего Гумилева загадочна. Как известно, автор “Огненного столпа” отходит от “чистого” акмеизма[1] и возвращается по крайней мере частично к символизму, хотя в то же время некоторые черты акмеистической поэтики сохраняются и в его позднем творчестве.
Однако сложный (и сугубо индивидуальный) синтез символистских и акмеистических принципов в сочетании со все более усложняющимся религиозным и философским осмыслением места и роли человека в бытии порождает немало трудностей при восприятии художественного мира позднего Гумилева как единого ментально-эстетического целого.
Итак, попытаемся разобраться.
Это стихотворение о путешествии в себя, о познании себя в качестве “другого”. Лирический герой “Заблудившегося трамвая”, соприкоснувшись со своими “прежними жизнями”, самым непосредственным образом наблюдает их, поэтому обращение Гумилева к сравнительно редкому в литературе XX века средневековому жанру видния [2] вполне закономерно и естественно.
Для лирического героя стихотворения, весьма близкого его автору, открывается “прямое” визуальное восприятие своих “прежних жизней”.
С не меньшей яркостью это проявилось и в стихотворениях “Память” (написано в июле 1919 года [3] ) и “Заблудившийся трамвай” (написано в марте 1920 года [4] ), причем первое стихотворение в этом смысле даже более показательно, поэтому, прежде чем подробнее рассмотреть “Заблудившийся трамвай”, необходимо обратиться и к этому произведению, тем более что оба стихотворения близки текстуально, на что А.А. Ахматова обратила внимание еще в 1926 году [5] .
“Память” открывается словами:
Только змеи сбрасывают кожи,
Чтоб душа старела и росла.
Мы, увы, со змеями не схожи,
Мы меняем души, не тела.
Память, ты рукою великанши
Жизнь ведешь, как под уздцы коня,
Ты расскажешь мне о тех, что раньше
В этом теле жили до меня [6] .
По Гумилеву, человеческая личность проживает множество жизней и, соответственно, “меняет” множество душ, причем лирический герой, вспоминающий свои прежние индивидуальности (фактически это этапы своего жизненного пути [7] ), отделяет их от своего нынешнего “я”.
Они жили до него, иначе говоря, индивидуальное “я” оказывается не тождественно личности, которая не сводима, по Гумилеву, ни к душе, ни к тем или иным индивидуальным качествам, ни даже к человеческому “я”: лирический герой “Памяти” о своих прежних воплощениях говорит в третьем лице “он”, отделяя их индивидуальные “я” от своего собственного.<\p>
Обратимся теперь к “Заблудившемуся трамваю” [8] . Как и герой самого знаменитого в западноевропейской литературе видения “Комедии” Данте, лирический герой стихотворения с самого начала оказывается в незнакомой местности. Но если Данте видит перед собой лес, то пейзаж у Гумилева подчеркнуто урбанизирован:
Шел я по улице незнакомой
И вдруг услышал вороний грай,
И звоны лютни и дальние громы,
Передо мною летел трамвай.
Как я вскочил на его подножку,<\p>
Было загадкою для меня,
В воздухе огненную дорожку
Он оставлял и при свете дня.
Казалось бы, этот трамвай похож на любой самый обыкновенный вагон на рельсах. При таком понимании “звоны лютни” и “дальние громы” это поэтическое описание обычных звуков, сопровождающих передвижение трамвая, а “огненная дорожка” лишь электрическая искра, однако сам жанр видения и все дальнейшее действие заставляют обнаружить в этом описании нечто принципиально иное.
Перед нами мистический трамвай, и “звоны лютни”, и “дальние громы”, и “огненная дорожка” приобретают в данном контексте особый смысл. Все это следует воспринимать не метафорически, а буквально: именно лютня, именно гром, именно огонь.
В таком случае перед нами оказывается некое мистическое чудовище, появление которого сопровождается криком ворон, то есть традиционным знаком рока и опасности.
Но особенность характера Гумилева была как раз в том, что он любил опасность, сознательно к ней стремился, любовался ею. Эту же черту характера он передал и своему лирическому герою, в данном случае автобиографическому.
И попадая внутрь трамвая, источающего громы и огонь (но и “звоны лютни” знак утонченности и изысканности), лирический герой сознательно идет навстречу опасному и неведомому. Все это вполне соответствует жанру баллады, в котором написано стихотворение.
Синкретическое сочетание двух жанров (баллады и видения) приводит к соседству в художественном мире стихотворения драматизма сюжета, прерывистости повествования, “страшного”, недосказанного, романтически-таинственного (романтическая традиция была очень важна для Гумилева), иначе говоря, того, что присуще балладе, соседству всего этого с мистическими прозрениями и странствиями, с погруженностью в не вполне материальный мир, что характерно для жанра видения.
И далее о трамвае говорится:
Мчался он бурей темной, крылатой,
Он заблудился в бездне времен…
Остановите, вагоновожатый,
Остановите сейчас вагон.
Поздно. Уж мы обогнули стену,
Мы проскочили сквозь рощу пальм,
Через Неву, через Нил и Сену
Мы прогремели по трем мостам.
Заблудившийся трамвай оказывается внеположным времени и пространству, Оказывается своего рода мистической машиной времени, свободно перемещающейся в хронотопы, связанны
Источник: https://www.studsell.com/view/184171/
Сочинение на тему: Сопоставительный анализ стихотворений Н.С.Гумилева «Жираф» и «Заблудившийся трамвай»
Сопоставительный анализ стихотворений Н.С.Гумилева <\p>
«Жираф» и «Заблудившийся трамвай»
Н.С.Гумилев – один из самых загадочных поэтов «серебряного века». В самом начале творческого пути Гумилев примыкал к младосимволистам, однако вскоре разочаровался в этом течении и стал основателем акмеизма. При этом он продолжал с почтением относиться к символистам как к достойным учителям и предшественникам.
Такая трансформация поэтического сознания делает особенно интересным сравнение поэтических творений раннего и позднего Гумилева. Обратимся к двум его стихотворениям: «Жирафу», написанному в 1907 году и входящему в книгу «Романтические цветы», и «Заблудившемуся трамваю» (1920 г.) из поэтического сборника «Огненный столп», который вышел уже после смерти поэта.
Прежде всего, нужно отметить, что в обоих стихотворениях нашли отражение важнейшие события жизни поэта. Предпосылки создания «Жирафа» – первое путешествие в Африку летом 1907 года и впечатления от этой поездки. В стихотворении «Заблудившийся трамвай» запечатлено не только множество биографических подробностей жизни лирического героя, но также показаны трансфизические странствия его духа.
Углубление смысловой окраски обусловлено постоянной напряженной внутренней деятельностью поэта на протяжении всей жизни.
Стихотворение «Жираф» относится к целому блоку поэтических произведений Гумилева, ведущее место в которых занимает африканская тема. Стихи об этом далеком загадочном континенте придавали особое своеобразие творчеству поэта, создавали ореол таинственности и экзотики. В «Жирафе» на первый план выходит картинность, настроение тончайшего очарования:
Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен как радостный птичий полет.
Я знаю, что много чудесного видит земля,
Когда на закате он прячется в мраморный грот.
Экзотика и изысканность Гумилева рождены не ребяческими фантазиями, а опытом долгих и трудных скитаний по Африке, зачастую в целях науки. Центральный образ жирафа, который вынесен и в название стихотворения, предельно романтизируется и становится символом не только «сказочной» Африки, но и яркого и неординарного внутреннего мира лирического героя.
«Заблудившийся трамвай» – одно из самых знаменитых стихотворений Н.С.Гумилева, до сих пор не получившее убедительного истолкования. На первый взгляд оно напоминает «внешне лишенные смысла» стихотворения В.Я.Брюсова.
Но эти первые впечатления рассеиваются, если обращать внимание не столько на технические реалии быта, сколько на глубокий смысловой подтекст. Следуя традициям многих своих предшественников, Гумилев разрабатывает здесь вечную тему мирового искусства – тему жизни, смерти и бессмертия.
Образ трамвая, обладающего способностью передвигаться и по земле, и по воздуху, обретает черты космического тела, с невероятной скоростью несущегося в бесконечное пространство и символизирующего судьбу лирического героя.
Тайнам внутреннего мира человека, психологии его чувств уделено гораздо больше внимания, чем в стихотворении «Жираф». Можно даже сказать, что именно душевные и эмоциональные порывы являются стержневой основой данного поэтического произведения.
Особую роль в обоих стихотворениях играют взаимоотношения лирического «я» и лирического «ты». И в «Жирафе», и в «Заблудившемся трамвае» лирическое «ты» подразумевает конкретный женский образ. В первом стихотворении это А.Ахматова, во втором – дальняя родственница Гумилева Мария Кузьмина-Караваева (в стихотворении Машенька), в которую поэт одно время был влюблен.
В «Жирафе» лирическое «ты» появляется в первом и двух заключительных катренах.
Своеобразная «повествовательная рамка», образованная двумя обращениями «рассказчика» к слушательнице, придает стройность композиции (закольцовывает ее), а также способствует возникновению конфликта между лирическим «я» и лирическим «ты», который на лексическом уровне раскрывается в четвертом катрене: «Я знаю веселые сказки таинственных стран» – «Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман». Метафорический образ «тяжелого тумана» (в разных сборниках эпитет варьируется: «тяжелый» – «болотный») становится неотъемлемой частью гнетущего, рационального мира героини, «мира дождя», в котором нет места чувственным эмоциям и впечатлениям. Отсюда разница в отношении к изображаемой картине между рассказчиком и той, кому он формально адресует ее. Лирический герой принадлежит к яркому, «тропическому» миру «озера Чад» (озеро Чад – «сердце Африки», ее символ), наполненному необъяснимыми звуками, «веселыми» красками, «немыслимыми» запахами (так называемая синестезия). В своем мироощущении он полагается не на мысли, а на чувства. Поэтому в его мире сосуществуют отражение луны на водной глади озера и «цветные паруса корабля» (могут ли быть различимыми цвета ночью в африканских тропиках?). На вопросы, в какой же «мраморный грот» прячется жираф на закате и что же при этом «чудесного видит земля», может дать ответ только творческое воображение лирического героя, частичку которого он стремится передать своей слушательнице.
Образ Машеньки в «Заблудившемся трамвае» также соотнесен с реальным миром («Дом в три окна и серый газон»), но образ этот трагичен.
Из стихотворения становится ясно, что героиня умерла в тяжелых мучениях («Как ты стонала в своей светлице»). Причина смерти героини так и остается нераскрытой.
Чистый и светлый образ Машеньки символизирует для лирического героя то лучшее в его жизни, что навсегда осталось в прошлом:
Я же с напудренною косой
Шел представляться Императрице
И не увиделся вновь с тобой.
Время в стихотворении разомкнуто в вечность, соединяет в себе прошлое, настоящее и будущее. Поэтому, сообщив о смерти Машеньки, лирический герой в предпоследнем катрене служит в Исакии «молебен» о ее здравии, а, путешествуя в трамвае, замечает старика, того самого, «что умер в Бейруте год назад».
Лирический герой предстает перед нами то как человек современности («Передо мною летел трамвай»), то как человек прошлой эпохи («напудренная коса», представление Императрице). Трамвай, а вместе с ним и его пассажир «заблудились в бездне времен». Путь в «Индию Духа», куда стремится душа героя, осложнен блужданиями и метаниями во временных и пространственных измерениях.
Образ-понятие «Индия Духа» родился у немецких романтиков. Поиски этого иррационального пространства начались задолго до Гумилева. Так Г.
Гейне писал: «Мы искали Индию физическую и нашли Америку; теперь мы ищем духовную Индию, и что найдем?» Этот вопрос, поднятый и в стихотворении «Заблудившийся трамвай», остается открытым, ведь «вокзал, на котором можно/ В Индию Духа купить билет», находится в сюрреальном, недостижимом для человека мире.
Лирический герой стихотворения «Заблудившийся трамвай» так же, как и лирический герой «Жирафа», больше полагается на голос души, чем на голос разума. Поэтому на вопрос героя: «Где я?» отвечает «томно и тревожно» стучащее сердце.
Это «биение» прослеживается и в названии стихотворения, которое, в сравнении с «Жирафом», несет большую смысловую нагрузку, благодаря экспрессивному эпитету «заблудившийся». Во всем же стихотворении немногочисленные эпитеты играют гораздо меньшую роль, чем разнообразные аллегории и туманные, необычные метафоры.
Опять же, сравнивая два стихотворения, мы замечаем. Что в «Жирафе» общую, несколько статичную картину создают, прежде всего, изысканные эпитеты: «грациозная», «волшебные», «таинственных» и другие. В одной из своих статей (1910 г.) Гумилев писал: «Поэзия есть мысль, а мысль прежде всего движение».
Поэтому следует обратить внимание на особую роль глаголов в «Заблудившемся трамвае». Раскрепощение глагола в прямом и метафизическом смыслах освобождает энергию слова, которое становится первозданной «прямой силой». И вот пример этого:
И сразу ветер знакомый и сладкий,
И за мостом летит на меня
Всадника длань в железной перчатке
И два копыта его коня.
Сила этих строк очевидна.
Единственный глагол «летит», сам по себе зауряднейший (летят дни, летят птицы, летит снег…), действительно «летит», передает напряженное движение чего-то грандиозного, неотвратимого.
Многие критики называют «Заблудившийся трамвай» вещью «насквозь пушкинской». Действительно, Пушкин с его ясностью, точностью и гармонией был эстетическим и духовным ориентиром Гумилева.
В «Заблудившемся трамвае» – и отблеск «Капитанской дочки», и мощное эхо «Медного всадника». И смысловой подтекст в этих произведениях общий – затерянность в миражах и бездорожье исторического «бурана».
Географическая экзотика «Романтических цветов» в поздней лирике Гумилева трансформируется во всеохватывающую, «вселенскую»:
Люди и тени стоят у входа
В зоологический сад планет.
И все-таки при «космичности» ассоциаций стихотворение выражает взгляд на вполне земные процессы. В поэзии нет ничего однозначного.
Если учитывать дату написания «Заблудившегося трамвая», можно истолковать его совершенно по-другому, как иносказательное изображение революционной России в виде трамвая, несущегося в безвестность и сметающего все на своем пути.
Такая интерпретация стихотворения была особенно популярна в России начала и середины XX века.
Наряду с тематическим и идейным различиями стихотворений «Жираф» и «Заблудившийся трамвай», контраст отчетливо прослеживается и на фонетическом уровне, и в ритмической организации. «Жираф» написан пятистопным амфибрахием, который в заключительных строках первого и пятого катренов превращается в трехстопный: «Изысканный бродит жираф».
Неизбежное замедление темпа чтения этих строк позволяет поэту заострить на них внимание читателей, поставить особое «смысловое ударение».
Изменение фонетического звучания работает на общий смысл: усиливает контраст двух рефлексирующих миров (аллитерация громогласного и отважного [р] («шкуру его украшает волшебный узор», «прячется в мраморный грот») – нагнетание шипящих и свистящих согласных («Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд», «Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя»). Гораздо сложнее дело обстоит с «Заблудившимся трамваем». Ритмический и фонетический рисунок меняется буквально в каждом стихе, создавая общее впечатление неустроенности, блуждания, поиска.
Таким образом, стихотворению «Жираф» присуща большая ритмическая размеренность и внешняя композиционная стройность. «Заблудившийся трамвай» поражает новизной звучания и необыкновенно глубоким смысловым подтекстом. <\p>
Источник: https://doc4web.ru/literatura/sochinenie-na-temu-sopostavitelniy-analiz-stihotvoreniy-nsgumile.html
Стихотворение Гумилева «Заблудившийся трамвай» на Сёзнайке.ру
В моем восприятии лирический герой поэзии Н.С. Гумилева – это странствующий рыцарь, бесстрашный завоеватель экзотических миров и первооткрыватель красоты земной жизни.
Поэт умел видеть и ценить яркость, неповторимость каждого момента бытия, наслаждаться его прелестью и дарить это чувство своим читателям.
И в поздних стихах послереволюционной эпохи лирический герой Гумилева оставался романтиком, который мучился предощущением рождения в человеке «шестого чувства», открывающего все тайны мира. Он не переставал стремиться к постижению единого верного пути развития цивилизации.
Стихотворение «Заблудившийся трамвай» (1919 (?)) посвящено времени смятения человеческой души, когда многие не могли нащупать свою дорогу в эпоху великих перемен. Перед нами мелькают фрагменты античного, средневекового, восточного, китайского, русского мира, но они не складываются в общую картину:
Поздно. Уж мы обогнули стену,
Мы проскочили сквозь рощу пальм,
Через Неву, через Нил и Сену
Мы прогремели по трем мостам.
Автор словно предоставляет читателю право осмыслить связь времен и пространств, воссоздав из кусочков грандиозное полотно мироздания.
«Заблудившийся трамвай» является фантасмагорическим образом, символизирующим разлад человека с эпохой. Человек оказывается потерянным в «бездне времен», уже поздно что-либо останавливать.
Традиционная для Гумилева тема странствий преобразуется в тему скитаний, бессмысленных блужданий, а судьба поколения представляется «бурей темной, крылатой».
Прежде поэт пытался преодолеть несогласие между красотой жизни и блеклостью внутреннего мира человека, развлечь любимую, как, например, в стихотворении «Жираф», описанием живописных африканских пейзажей. Теперь же герой чувствует противоречие в себе, между своим поколением и эпохой:
Где я? Так томно и тревожно
Сердце мое стучит в ответ:
«Видишь вокзал, на котором можно
В Индию Духа купить билет?»
Фантастические образы в стихотворении сливаются с бытовыми деталями и подробностями:
В красной рубашке, с лицом как вымя,
Голову срезал палач и мне,
Она лежала вместе с другими
Здесь, в ящике скользком, на самом дне.
Пейзаж теряет всю свою экзотику:
А в переулке забор дощатый,
Дом в три окна и серый газон…
На первый план выходит антитеза цветовых эпитетов: «кровью налитые буквы», «в красной рубашке» – «серый газон».
Поражает полифония текста: мы слышим и «вороний грай», и «звоны лютни», и «дальние громы». Все звуки нагнетают ощущение беспокойства, тревоги, почти паники: «мы прогремели», «сердце мое стучит».
Среди такого многоцветия красок и звуков в смятенной душе героя странным диссонансом звучит лирическая история о невесте, не дождавшейся своего жениха:
Машенька, ты здесь жила и пела,
Мне, жениху, ковер ткала,
Где же теперь твой голос и тело,
Может ли быть, что ты умерла?
Образ Машеньки, которая «стонала в своей светлице», героя «с напудренной косой», Императрицы рождают ассоциации с «Капитанской дочкой» А.С. Пушкина. Таким образом автор обращает нас к теме слияния личной судьбы с судьбой страны, частного с общим, теме, которая всегда волновала русских писателей. Яркий образ «бьющего света» свободы неразрывно связан с целыми поколениями:
Люди и тени стоят у входа
В зоологический сад планет.
В стихах Гумилева военного и послереволюционного периода все чаще появляются религиозные мотивы, они как бы становятся духовной опорой для лирического героя, который в ранней романтической поэзии представлялся более уверенным в своей физической силе, рыцарем, готовым в одиночку противостоять миру зла и несправедливости. Теперь герой соединяет свою судьбу с жизнью возлюбленной в молитве:
Верной твердынею православья
Врезан Исакий в вышине,
Там отслужу молебен о здравье
Машеньки и панихиду по мне.
Но все же лирический герой по-прежнему жаждет активного действия, он тоскует по «знакомому и сладкому ветру» странствий, он, как и раньше, готов принять бой:
И сразу ветер знакомый и сладкий,
И за мостом летит на меня
Всадника длань в железной перчатке
И два копыта его коня.
Этот мотив действия, как ни странно, сочетается в стихотворении со страстным желанием затормозить летящее время, неслучайно, дважды повторяется обращение:
Остановите, вагоновожатый,
Остановите сейчас вагон!
Герой словно пытается остановить «темную, крылатую» бурю, которая проносится, угрожая все смести на своем пути, которая не дает самому человеку возможность принимать решения, выбирать дорогу. Поэтому и проходит сквозь все стихотворение ключевой образ заблудившегося сознания. В завершающей строфе мотив тьмы, в которой заблудилась душа, достигает апогея:
И все ж навеки сердце угрюмо,
И трудно дышать, и больно жить…
Машенька, я никогда не думал,
Что можно так любить и грустить!
Сердце героя не просто «угрюмо», а «навеки… угрюмо». Как жить дальше, когда «и трудно дышать, и больно жить»?! Но именно эта боль подтверждает, что душа живет, она еще способна «любить и грустить». Значит есть еще кому остановить вагон, есть кому встретить всадника с дланью «в железной перчатке» и отслужить молебен.
Источник: https://www.seznaika.ru/literatura/referaty/7668-stihotvo
Анализ стихотворения Н. С. Гумилева «Заблудившийся трамвай»
Анализ стихотворения Н. С. Гумилева «Заблудившийся трамвай» – страница №1/1
«Борьба между акмеизмом и символизмом… есть прежде всего борьба за этот мир, звучащий, красочный, имеющий формы, вес и время…», «мир бесповоротно принят акмеизмом, во всей совокупности красот и безобразий», – писал С.Городецкий.
Символисты пытались объяснить реалии с помощью намеков и небесных знаков, акмеисты же утверждали ценность земной жизни как таковой, не нуждающейся в каких-либо украшениях. Само слово «акмеизм» обозначало не что иное, как «высшая сила чего-либо», «цветущая сила». Истинные ценности, по мнению акмеистов, в самой жизни, и нет предела ее совершенства.
Красоту реальных картин поэты передавали точно, избегая условностей и туманных символов, сами стихи становятся иными, понятными, осязаемыми, земными.
Н.С.
Гумилев всегда относился к поэзии как к ремеслу, (это соответствовало принципам акмеизма), и оттого «шлифовка» стиха, поиск точных рифм, четкая композиция, правдивое изображение действительности, интерес к истории позволили ему и его собратьям по перу приблизиться к классическим образцам литературы, недаром акмеистам приписывали возрождение «золотого века» литературы.<\p>
«Заблудившийся трамвай» вошел в последний сборник стихов поэта «Огненный столп», появившийся в печати в августе 1921 года.
Оно любимейшее произведение самого Гумилева и больше чем лирическое послание.
Это, прежде всего, попытка взглянуть на свою прожитую жизнь, разобраться в событиях современности, а еще и возможность соотнести сегодняшний день с прошлыми историческими явлениями.
Вот почему таким сложным и неоднозначным считают произведение Н. С. Гумилева и до сих пор по-разному трактуют тот или иной образ поэта и его символы.
Сложность стихотворения в его композиции, в системе художественных образов, интонационном рисунке, авторском видении мира, и не только<\p>
Действительно, события в «Заблудившемся трамвае» условно делятся на три основных плана.
Первый из них – рассказ о реальном трамвае, который несется своим необычным путем. Второй план – фантастика с многочисленной символикой и попыткой предсказать будущее героя. Третий – носит философски-обобщенный характер.
Жизнь предстает там то в буднях современности, то вдруг уносит нас в далекое прошлое, где пугачевское время видится через образы пушкинских героев «Капитанской дочки».
Само название «Заблудившийся трамвай» необычно и неоднозначно. Оно связано, скорей всего, с попыткой понять происходящее, не заблудиться в бездне времени. И автор, и его герой ищут ответы на вопросы, поставленные вчерашним и сегодняшним днем.<\p>
В самом начале произведения мы оказываемся вместе с героем на незнакомой улице.
Звуки вороньего грая и раскаты грома чередуются со звуками лютни, эта шумная неразбериха предвещает несчастье, и последующие видения как бы оправдывают ожидания. Что может быть ужаснее картины мчащегося на тебя трамвая? Герой, не отдавая отчет происходящему, запрыгивает на подножку железного чудовища, за которым тянется огненный след.
Опрометчивость безумца сменяется страхом и желанием спрыгнуть с подножки, так как полет «железной птицы» сквозь крылатую, темную бурю вызывает ужас, и он просит:
-Остановите, вагоновожатый,
Остановите сейчас вагон.
Становится очевидным, что и сам трамвай, а также и то, что среди пассажиров оказывается вдруг он сам, – это не стечение обстоятельств, а нечто большее, символическое.
Жизнь рассказчика видится в образе заблудившегося трамвая, а его желание соскочить с «подножки судьбы» – не что иное, как попытка избежать потерь и утрат в жизни. Не первый раз человек пробует спорить с судьбой, обмануть ее, слукавить.
Но все напрасно. Герой понимает это. Как приговор, звучат слова:
-Поздно…
И он вынужден отдаться Его Величеству Случаю, становясь пассивным наблюдателем своего тернистого пути. Собственная жизнь пролетает мимо него с невероятной скоростью, и герой видит ее из окон летящей машины.
Художественное пространство лирического произведения – едва ли не весь земной шар и часть космоса. В нем – реальные картины: эта же стена, которую обогнул мчащийся трамвай, дощатый забор в переулке возле дома в три окна и серым газоном. Но увиденное этим не ограничивается. Как бы заново проделывает герой путь по знакомым местам своих прошлых путешествий.
Известно, что Н. С. Гумилев бывал и в Африке, и в Азии, и в Европе, в частности, в Париже, вот почему его спутник успевает в быстром полете трамвая узнать знакомые места и те три моста через Нил, Сену, Неву.
Картины прошлого овеяны романтикой и контрастируют с обыденностью прежнего городского пейзажа.
Та «роща пальм», сквозь которую они промчались, лишь мимолетное видение, которое бередит воспоминание о счастливых и безмятежных днях.
Но эти светлые картины сменяются вдруг мистическим видением нищего старика, «что умер в Бейруте год назад». Нет времени осознать, как такое возможно.
И тревога, которую испытывал невольный путешественник в начале стихотворения, вновь усиливается: сердце его бьется тревожно, и вопрос: «Где я?» – подчеркивает безысходность и трагичность происходящего.
Вглядываясь вновь в городской пейзаж, герой замечает тот самый вокзал, «на котором можно в Индию Духа купить билет». Но вскоре он скрывается из глаз, а путешественник понимает: убежать от суровой действительности нельзя, билет в мир грез и счастья купить невозможно.
Поэт выдумал свою Индию Духа в дни путешествия по Ближнему Востоку, когда еще в молодости хотел прорваться сквозь видимое и вещественное. Эта страна, где можно стать «духовидцем», «созерцателем тайной сущности вещей». Открыть загадки реалии, расшифровать тайные символы можно было лишь в той стране, но попасть туда – несбыточная мечта.
Страшная действительность сегодняшнего дня наваливается на героя фантастическими видениями. И чем больше фантастики в кровавом городе, тем больше он узнаваем:
-Вывеска, кровью налитые буквы
Гласят: «Зеленная», – знаю, тут
Вместо капусты и вместо брюквы
Мертвые головы продают.
Герой чувствует, что путешествие подходит к трагическому концу, сегодняшний день бесцеремонно вторгается в его жизнь. Фантастическая картина происходящего наполнена страшными натуралистическими подробностями и так похожа на картины революционного Петрограда:
-В красной рубашке, с лицом, как вымя,
Голову срезал палач и мне,
Она лежала вместе с другими
Здесь в ящике скользком, на самом дне
Неудивительно, что в стихотворении нет объяснения тому, за что герою «срезают» голову, это происходит как бы само собой и напоминает то смутное время, когда безвинных приговаривали к смерти, списывая свои страшные дела «революционной необходимостью».
Увиденное схоже с событиями позапрошлого века, а именно с Французской революцией 1789 года. Н. С. Гумилев интересовался историей и видел поразительное сходство между «той» и «этой» революцией.
Казнь Людовика, Робеспьер среди своих соратников, так быстро превратившихся в его палачей, весь этот перевернутый мир вновь вторгается уже в новый век и в другую страну с другими правителями.<\p>
И та, и эта революция не принимается героем. Он не хочет быть в руках новых властителей марионеткой.
Но силы не равны, и, скорей всего, его удел – стать жертвой.
В памяти поэта грозные слова Жан Поль Марата, который еще в 18 веке, предвидя кровавые расправы вооруженных санкюлотов и гвардейцев, утверждал: «Если потребуется отрубить пять – шесть тысяч голов …даже двадцать тысяч, нельзя колебаться ни одной минуты!»<\p>
Безобразность того и этого беспредела подчеркивается цветописью: кровавый и тут же красный – отнюдь не синонимы. Красные революции окрашены кровью соотечественников, а потому так отвратителен и палач с «лицом, как вымя», и все, что он делает.
Поэт, описывая казнь героя, как бы предчувствует и свою близкую гибель. Еще ранее он писал:
И умру я не на постели,
При нотариусе и враче,
А в какой-нибудь дикой щели,
Утонувшей в густом плюще.
Как похоже одно видение на другое, как страшно предвидение своей собственной смерти.
Следующая часть стихотворения – метаморфоза героя, где он – уже не он, а литературный персонаж. В образе Петра Гринева пытается последний понять смысл человеческого существования, и оказывается, что его открытия стары как мир.
В державном Петербурге с «твердыней православья» – Исаакием и памятником Петру – нет утешения мыслителю. Самое главное в жизни, оказывается, другое: отчий дом, любимая девушка, мирные картины жизни.
Вот почему так беспомощны и по-человечески понятны слова героя, который боится больше всего, что не успеет увидеться с невестой, и в том доме, где когда-то она жила, нет ее:
-Где же теперь твой голос и тело,
Может ли быть, что ты умерла?
Страдания героя достигают апогея, и он приходит в храм, где пытается совладать с душевной болью:<\p>
-Там отслужу молебен о здравье
Машеньки и панихиду по мне.
Перевернутость событий и попытка понять, как это возможно: служить панихиду по самому себе и заказывать заздравную по, скорее всего, умершей Машеньки – на самом деле выстраданное решение, родившееся в сознании героя после долгих жизненных катаклизм.
Испепеленность души, невозможность жить по законам страшных реалий и принимать их заставили страдальца отказаться от каких-либо попыток бороться за жизнь.
И лишь надежда на то, что его ЛЮБОВЬ, может быть, еще жива, и есть смысл жизни и завещание тем, кто с этими ценностями останется после него.<\p>
Взгляд героя обращен теперь туда, где
-…Только оттуда бьющий свет…,<\p>
и где:
-Люди и тени стоят у входа
В зоологический сад планет.
Трактовка этого художественного образа сложна и неоднозначна.<\p>
С одной стороны, Индия Духа, призывающая светом надежды, вновь встает перед глазами, но уж слишком ограничен вход в эту страну, и видится в этом образе и другое.
Граница между той и этой жизнью, где люди, переступив черту, становятся тенями, скорее, напоминает Божью обитель. Правда, непонятно, почему неведомая страна названа «Зоологическим садом планет».
Путешествуя по странам Ближнего Востока, поэт был знаком с индийской религией, утверждавшей, что человек обязан прожить несколько жизней, в том числе, и жизнь животных.
Автор «Жирафа», влюбленный в экзотику южных стран, возможно, в своем соседстве людей и животных провозглашает «равенство» всех живущих на земле, и этот лозунг равенства, пожалуй, можно назвать самым смелым и гуманным из озвученных когда-либо.
Последние строки стихотворения наполнены болью и страданием. Герой признается, что «навеки сердце угрюмо, и трудно дышать, и больно жить…» Но эта боль – плата за то, что ему посчастливилось встретиться с любовью, а если он избранник, переживший это божественное чувство, то грусть и любовь – выстраданное СЧАСТЬЕ.
Таким образом, поэт расставляет все точки над «и» и на правах пророка (так называла его Анна Ахматова) утверждает вечные ценности любви к человеку.
Рассматривая стихотворение как художественное произведение, нельзя не отметить поэтический талант Н. Гумилева, еще ранее названного «магом и тайным повелителем мира».
Эмоциональная окраска стиха, трагичность происходящего заставляет читателя, незаметно для себя, стать чуть ли не самим героем, проживающим несколько жизней, умеющим предвидеть события и даже собственную смерть.
Сюжет и композиция стихотворения держат в напряжении читателя, а смена реальных картин фантастическими несут глубокий символический смысл, раскрывают нравственно-философский аспект произведения. Обращения героя к своей возлюбленной и нежное имя «Машенька» делают рассказчика сентиментальным и чувственным.
Читатель проникается к нему состраданием, принимает его идеалы. Все образы в стихотворении, плод фантазии поэта, ярки, неожиданны, узнаваемы и новы. Интонационный рисунок насыщен динамикой и трагедийностью. Удары судьбы, жестокая поступь истории ярче всего звучат в ритмах дактиля. А звукопись (аллитерация) помогают увидеть и услышать реалии революционного времени, почувствовать переживания героя:
Где я? Так томно и так тревожно
Сердце мое стучит в ответ…
В красной рубашке, с лицом, как вымя,
Голову срезал палач и мне…
Поэтика Н. С. Гумилева видится как единое целое: форма стиха связана с содержанием и наоборот – смысл произведения выбирает нужные формы и с помощью них акцентирует внимание читателя на самом важном и существенном.
Возвращаясь к личности поэта, замечаем, как тверда позиция автора, утверждающего непреходящие человеческие ценности, несмотря на новые идеи, революции, времена.
Время жить – время творить добрые земные дела, по Гумилеву, ибо ты рожден по подобию Божьему, ты рожден человеком.
Источник: https://pismo.netnado.ru/umot/analiz-stihotvoreniya-n-s-gumileva-zabludivshijsya-tramvaj/
Загрузка...
