Футуризм в творчестве маяковского

В. Маяковский и футуризм

Коллекция сочинений: В. Маяковский и футуризм

Только мы — лицо нашего Времени.

Рог времени трубит нами в словесном искусстве.

В. Маяковский.

Начало XX века — время небывалого подъема рус­ской поэзии, время, характеризующееся появлением многих художественных направлений — как продол­жающих традиции отечественной классики, так и мо­дернистских. К последним, несомненно, относится и Футуризм (от латинского futurum ; дословно означает” будущее»).

Первоначально футуризм зародился в Италии. Его первым теоретиком и практиком был писатель Ф. Маринетти. Опубликованный им в 1909 году” Манифест футуризма» стал программным изложением эстетичес­ких принципов нового направления. Новое искусство должно быть устремлено в будущее, именно ему при­надлежит завтрашний день.

Его сторонники ратовали за отказ от достижений культуры прошлого, за поиски новых художественных средств, языковых приемов, футуризму свойственны резко выраженные формалис­тические черты: забота об увеличении” словаря в его объеме»,” словоновшество», создание нового синтакси­са.

Из недовольства традиционным искусством, по словам Маяковского, родился российский футу­ризм. Развивался он своим, независимым от европей­ского, путем. У русских футуристов не было единой творческой организации, но у них было все же одна художественно-эстетическая платформа.

Их идейным манифестом можно назвать сборник” Пощечина обще­ственному вкусу», вышедший в 1912 году. Его основ­ные положения: во-первых, сбросить” Пушкина, Достоевского, Толстого и проч.

с парохода современнос­ти»; во-вторых, признать право поэта на” увеличение словаря в его объеме произвольными и производными словами».

Футуристы утверждали приоритет формы над со­держанием; главное в художественном творчестве — поиски новых формальных приемов, цель поэзии — са­моценное,” самовитое» слово.

Новое течение взяло на себя роль революционного искусства. В качестве такового оно предложило следу­ющие принципы: антиэстетизм, поэтизация уродливого и безобразного, эпатаж публики, демонстративный ци­низм и нигилизм. Эти принципы футуристы развивали не только в своем творчестве, но и в образе жизни.

От­сюда — экстравагантные костюмы (к примеру, желтая кофта Маяковского), разрисованные лица, нелепые ак­сессуары, нарочитая грубость в обращении с публикой. Вызывающим было и оформление их сборников, начи­ная от заголовков и заканчивая грязно-серой дешевой бумагой.

Вывести буржуазную публику из состояния равновесия — такую цель ставили перед собой футу­ристы.

Крученых он участвовал в создании сборника” Пощечина общественному вкусу», выступал на футу­ристических-вечерах-диспутах, писал критические ста­тьи, печатался в футуристических изданиях того време­ни.

Экспериментальный поиск Маяковского во многом определялся художественными установками футуриз­ма; это касается основных тем, поэтических средств, языка его произведений.

На одном из поэтических вечеров автор так опреде­лил красоту:” Это живая жизнь городской массы, это — улицы, по которым бегут трамваи, автомобили, отражаясь в зеркальных окнах и вывесках». И именно такую красоту воспевает Поэт. Для него существует только один пейзаж — городской.

А вот так, по Маяковскому, выглядит ночной пейзаж:

Будет луна.

Есть уже

Немножко.

А вот и полная повисла в воздухе.

Это Бог, должно быть,

Дивной серебряной ложкой

Роется в звезд ухе.

Примитивно-поэтическому описанию первой части автор противопоставляет усложненно-прозаическое объяснение.

В этих и других строках — демонстративный анти­эстетизм, стремление поразить читателя, столь свойст­венные футуристическому искусству. Поэт отстаивает право смотреть на мир по-своему. Он пишет:

А за солнцами улиц где-то ковыляла

Никому не нужная, дряблая луна.

Ночные огни города именуются солнцем, в то время как подлинное светило объявляется ненужным и —” дряб­лым». Применить подобный эпитет к воспетой в веках лу­не — это ли не вызов всей предшествующей поэзии?

В стихотворении” А вы могли бы?» герой обращает­ся к читателям:

А вы

Ноктюрн сыграть

Могли бы

На флейте водосточных труб?

Сумасшедший!

Рыжий!

“Им» адресует поэт свое резкое” Нате»:

А если сегодня мне, грубому гунну,

Кривляться перед вами не захочется — и вот

Я захохочу и радостно плюну,

Плюну в лицо вам.

Для произведений Маяковского свойственно острое социальное звучание — антивоенное, революционное.” Долой ваши любовь, искусство, религию, строй!» — провозглашает поэт в четырех частях поэмы” Облако в штанах».

Листочки.

После строчек лис — точки.

Это стихотворение Маяковский не без вызова на­звал” Исчерпывающей картиной весны». Так автор с помощью футуристской словесной живописи рисует весенний пейзаж.

Маяковский, занимаясь формальным поиском, произвольно делит слова на слоги, нарушает привычную конструкцию стихотворной строки.

Он час­то прибегает к различным приемам звукописи (“а с се­вера — снега седей»;” отравим кровью воды Рейна»;” стихами велеть истлеть ей»). Он ломает правила грам­матики:

Где роза есть нежнее и чайнее? Или:

Душу вытащу, растопчу, чтоб большая!

Своего рода визитной карточкой Маяковского мож­но считать неологизмы. Словотворчество поэта, несо­мненно, имеет своим истоком поэтику футуристов. В его стихах —” адище города»,” земли отощавшее лонце»,” декабрый вечер».

Художественные метафоры и сравнения автора ча­сто усложнены и требуют особо тщательного прочте­ния, расшифровки:

Если б быть мне косноязычным,

Как Дант

Или Петрарка!

Душу к одной зажечь!

Парадоксальность первой части” снимается» во вто­рой: талант и любовь героя так велики, что к ним не применимы обыкновенные земные мерки.

Пафос революционного обновления, поэзия индустриального города, вызов буржуазному бы­ту, с одной стороны, и активный поиск новых художест­венных форм — с другой, — вот то, что унаследовал в своем творчестве поэт от идей и методов футуризма.

Годы, на протяжении которых он был связан с этим на­правлением, стали для него годами учения, формирова­ния поэтического мастерства, литературного кредо, по законам которого развивалось его дальнейшее твор­чество.

Источник: https://www.slavkrug.org/v-mayakovskij-i-futurizm/

В. В. Маяковский и футуризм. Поэтическое новаторство В. В. Маяковского. Урок в 11 классе

Цель урока: дать представление о раннем творчестве Маяковского, его новаторском характере.

Оборудование урока: портреты и фотографии Маяковского.

Методические приемы: лекция с элементами беседы, доклад ученика, чтение и анализ стихотворений, комментированное чтение.

Ход урока.

I. Вступительное слово учителя.

Творчество Маяковского всегда было предметом острых споров. Споры эти носят не только узколитературный характер — речь идет о взаимоотношениях искусства к действительности, о месте поэта в жизни. Маяковский прожил сложную жизнь, никогда от жизни не бегал, с юности эту жизнь творил и переделывал. Умея идти напролом, обладая ясными, осознанными целями, Маяковский был человеком легкоранимым, подчеркнутой грубоватостью прикрывал душевную незащищенность. Это был человек страстный, тонкий лирик и «грубый гунн», несомненно, очень талантливый человек, одно из ярчайших имен в литературе ХХ века.

II. Доклад-сообщение ученика о биографии В. В. Маяковского и (или) комментированное чтение автобиографии Маяковского «Я — сам» (см. доп. материал в конце урока).

III. Слово учителя

О Маяковском написано очень много. Мнения о нем часто полярны. Вот что писало поэте А. В. Луначарский в 1923 году: «Маяковский — личность очень талантливая, чрезвычайной душевной мягкости, граничащей иногда с излишней чувствительностью, исполненная глубокого и несколько истерического лиризма, он стремится к грандиозному, пророческому, но при этом он очень ироничен и подчас впадает в клоунаду». Современники Маяковского Б. Пастернак и Н. Асеев считали, что лирический герой поэзии Маяковского похож на подростка. Действительно, нигилизм, жажда впечатлений, бескомпромиссность, самовлюбленность и одновременно неуверенность в себе делают его близким подросткам любых времен. По-новому на его личность и творчество попытались взглянуть во времена «перестройки»: «Он был человеком без убеждений, без концепции, без духовной родины. Декларируя те или иные крайности, он ни в чем не мог дойти до конца и вечно вынужден был лавировать. Он провозглашает цинизм своей эстетикой и пренебрежение чьим-либо мнением — и стремится любым способом покорить аудиторию. Он напрочь отвергает литературу — и делает все, чтобы в ней остаться. Своей религией он объявляет всеобщее братство — а служит зыбкой догме сегодняшнего дня, на глазах ускользающей из-под ног…» — мнение Ю. Карабичевского («Воскресение Маяковского», 1983) Карабичевский выстроил концепцию, согласно которой Маяковский предстает как певец насилия. Основной мотив его поэзии — месть, культ жестокости. Его пафос — пафос погрома. Поэтому он так восторженно принял Октябрьскую революцию, с ее жестокостью и насилием, с ее пафосом погрома «старой» культуры. В стороне при таком взгляде остается роль Маяковского-новатора, великого реформатора русского стиха. Творческий дебют Маяковского был непосредственно связан с художественной практикой и выступлениями русских футуристов.

IV. Повторение

Источник: https://literatura5.narod.ru/majakovsky_rannaja-lirika_urok.html

В. Маяковский и футуризм

Только мы – лицо нашего Времени. Рог времени трубит нами в словесном искусстве. В. Маяковский.

Начало XX века – время небывалого подъема русской поэзии, время, характеризующееся появлением многих художественных направлений – как продолжающих традиции отечественной классики, так и модернистских.

К последним, несомненно, относится и футуризм (от латинского futurum; дословно означает “будущее”).

Первоначально футуризм зародился в Италии. Его первым теоретиком и практиком был писатель Ф. Маринетти. Опубликованный им в 1909 году “Манифест футуризма” стал программным изложением эстетических принципов нового направления. Новое искусство должно быть устремлено в будущее, именно ему принадлежит завтрашний день.

Его сторонники ратовали за отказ от достижений культуры прошлого, за поиски новых художественных средств, языковых приемов, футуризму свойственны резко выраженные формалистические черты: забота об увеличении “словаря в его объеме”, “словоновшество”, создание нового синтаксиса.

Но при этом ему не чужды открыто социальное содержание, революционный пафос, протест против тех “мерзостей жизни”, которые несла современная им действительность.

Из недовольства традиционным искусством, по словам Маяковского, родился российский футуризм. Развивался он своим, независимым от европейского, путем. У русских футуристов не было единой творческой организации, но у них было все же одна художественно-эстетическая платформа. Их идейным манифестом можно назвать сборник “Пощечина общественному вкусу”, вышедший в 1912 году. Его основные положения: во-первых, сбросить “Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. с парохода современности”; во-вторых, признать право поэта на “увеличение словаря в его объеме произвольными и производными словами”. Футуристы утверждали приоритет формы над содержанием; главное в художественном творчестве – поиски новых формальных приемов, цель поэзии – самоценное, “самовитое” слово. Новое течение взяло на себя роль революционного искусства. В качестве такового оно предложило следующие принципы: антиэстетизм, поэтизация уродливого и безобразного, эпатаж публики, демонстративный цинизм и нигилизм. Эти принципы футуристы развивали не только в своем творчестве, но и в образе жизни. Отсюда – экстравагантные костюмы (к примеру, желтая кофта Маяковского), разрисованные лица, нелепые аксессуары, нарочитая грубость в обращении с публикой. Вызывающим было и оформление их сборников, начиная от заголовков и заканчивая грязно-серой дешевой бумагой. Вывести буржуазную публику из состояния равновесия – такую цель ставили перед собой футуристы. Творчество молодого Маяковского неразрывно связано с футуризмом. Вместе с Д. Бурлюком, В. Хлебниковым, А. Крученых он участвовал в создании сборника “Пощечина общественному вкусу”, выступал на футуристических-вечерах-диспутах, писал критические статьи, печатался в футуристических изданиях того времени. Экспериментальный поиск Маяковского во многом определялся художественными установками футуризма; это касается основных тем, поэтических средств, языка его произведений. На одном из поэтических вечеров автор так определил красоту: “Это живая жизнь городской массы, это – улицы, по которым бегут трамваи, автомобили, отражаясь в зеркальных окнах и вывесках”. И именно такую красоту воспевает поэт. Для него существует только один пейзаж – городской. В этом отношении особенно красноречивы заголовки его стихов: “Порт”, “Уличное”, “Вывескам”, “Театры”, “Адище города”. При этом картины городской жизни поражают откровенным натурализмом, грубостью: “Улица провалилась, как нос сифилитика” или: “А с неба смотрела какая-то дрянь”. А вот так, по Маяковскому, выглядит ночной пейзаж: Будет луна. Есть уже Немножко. А вот и полная повисла в воздухе. Это Бог, должно быть, Дивной серебряной ложкой Роется в звезд ухе. Примитивно-поэтическому описанию первой части автор противопоставляет усложненно-прозаическое объяснение. В этих и других строках – демонстративный антиэстетизм, стремление поразить читателя, столь свойственные футуристическому искусству. Поэт отстаивает право смотреть на мир по-своему. Он пишет: А за солнцами улиц где-то ковыляла никому не нужная, дряблая луна. Ночные огни города именуются солнцем, в то время как подлинное светило объявляется ненужным и – “дряблым”. Применить подобный эпитет к воспетой в веках луне – это ли не вызов всей предшествующей поэзии? В стихотворении “А вы могли бы?” герой обращается к читателям: А вы Ноктюрн сыграть Могли бы На флейте водосточных труб? Он – поэт, он – “право имеет” творить по своим законам. А “они” – они “ничего не понимают”: Сумасшедший! Рыжий! “Им” адресует поэт свое резкое “Нате”: А если сегодня мне, грубому гунну, кривляться перед вами не захочется – и вот Я захохочу и радостно плюну, Плюну в лицо вам. Для произведений Маяковского свойственно острое социальное звучание – антивоенное, революционное. “Долой ваши любовь, искусство, религию, строй!” – провозглашает поэт в четырех частях поэмы “Облако в штанах”. Листочки. После строчек лис – точки. Это стихотворение Маяковский не без вызова назвал “Исчерпывающей картиной весны”. Так автор с помощью футуристской словесной живописи рисует весенний пейзаж. Маяковский, занимаясь формальным поиском, произвольно делит слова на слоги, нарушает привычную конструкцию стихотворной строки. Он часто прибегает к различным приемам звукописи (“а с севера – снега седей”; “отравим кровью воды Рейна”; “стихами велеть истлеть ей”). Он ломает правила грамматики: Где роза есть нежнее и чайнее? Или: Душу вытащу, растопчу, чтоб большая! Своего рода визитной карточкой Маяковского можно считать неологизмы. Словотворчество поэта, несомненно, имеет своим истоком поэтику футуристов. В его стихах – “адище города”, “земли отощавшее лонце”, “декабрый вечер”. Художественные метафоры и сравнения автора часто усложнены и требуют особо тщательного прочтения, расшифровки: Если б быть мне косноязычным, Как Дант Или Петрарка! Душу к одной зажечь! Парадоксальность первой части “снимается” во второй: талант и любовь героя так велики, что к ним не применимы обыкновенные земные мерки.

Оценивая творчество Маяковского, не следует отрицать влияние футуризма на эстетику автора. Именно это направление во многом сформировало будущего “лирика и трибуна”.

Пафос революционного обновления, поэзия индустриального города, вызов буржуазному быту, с одной стороны, и активный поиск новых художественных форм – с другой, – вот то, что унаследовал в своем творчестве поэт от идей и методов футуризма.

(No Ratings Yet)
Loading…

Зеров київ аналізувати рід.

Ви зараз читаєте: В. Маяковский и футуризм« Черты классицизма в комедии “Горе от ума” А. С. ГрибоедоваОбраз Печоріна у романі М. Ю. Лермонтова “Герой нашого часу” »

Источник: https://ukr-lit.com/v-mayakovskij-i-futurizm/

Маяковский и футуризм

Маяковский и футуризм. В литературной ситуации начала века футуризм возник как альтернатива символизму, мощному по обилию талантов, но эстетически исчерпавшему себя в поисках скрытых реальностей поэтическому течению.

«Пощечина общественному вкусу» — вызов, рассчитанный на скандал. Здесь обструкции подверглись современники: Горький, Куприн, Блок, Сологуб, Ремизов, Аверченко, Бунин, Саша Черный, Кузмин…

И на этом фоне вызывающе звучала первая фраза: «Только мы — лицо нашего Времени».

Но в нем содержался еще призыв «бросить» с Парохода современности Пушкина, Толстого, Достоевского… Легко догадаться, какую реакцию в самой разнообразной литературной и читающей среде вызвал этот манифест. Шквал иронических, издевательских и просто ругательских откликов обрушился на его авторов.

Никто даже не попытался понять, что призыв «бросить» классиков с Парохода современности — не более чем полемический прием, хотя и грубый, неуклюжий, что манифест своим пафосом направлен на обновление языка литературы, ее выразительности. Футуристы протрубили поход за новый синтаксис, новую ритмику, «самоценное» слово.

И этот кризис вписывался в дисгармоничный и взрывоопасный контекст всей жизни после поражения первой русской революции.

Начало напоминало уличный балаган. Выступления футуристов на различных площадках сопровождались скандалами.

Публику шокировала желтая кофта Маяковского, разрисованное лицо Василия Каменского, монокль одноглазого Бурлюка и — более всего — развязная, вызывающая манера поведения на сценической площадке, грубый юмор в перепалке с аудиторией.

Однако стихи их какою-то частью аудитории принимались всерьез. Футуристы проявляли интерес к материальной культуре города: урбанистические, городские мотивы отчетливо зазвучали уже в первых стихах Маяковского. Большое внимание уделялось работе над словом.

Чтобы «внедрить» в сознание читающей публики новое искусство, футуристы в 1913 г. предприняли поездку по городам России. Их выступления, как и в Москве и Петербурге, сопровождались шумными скандалами, полицейскими запретами, невиданной по активности и по преимуществу ругательной прессой, тем самым создававшей футуристам широкую известность.

Желтая кофта и цилиндр Маяковского, его остроумие, бьющие наотмашь реплики-ответы на «каверзные» вопросы из зала, наконец, стихи, выделявшиеся мощной поэтической энергией и яркой, неожиданной метафорикой, сделали его самой заметной фигурой в группе футуристов. На него обратили внимание Горький, Блок, Брюсов…

Борис Пастернак был потрясен, когда Маяковский прочитал ему трагедию, названную своим именем, постановка которой с треском провалилась в Петербурге. Он увидел в Маяковском «первого поэта поколенья».

Зато начальству поведение футуристов показалось несовместимым с их пребыванием в Училище живописи, ваяния и зодчества, и Бурлюк с Маяковским были исключены из числа учащихся.

В стихах молодого Маяковского поражало необычное содержание и ошеломляющая поэтическая новизна («Я сразу смазал карту будня, плеснувши краску из стакана…»), то, что отпугивало критику, не способную понять и объяснить эту новизну. Поражала фантазия поэта, гиперболичность и пластика образов, дерзкая метафоричность, сближающая далекие друг от друга понятия и вещи:

Слезают слезы с крыши в трубы, к руке реки чертя полоски; а в неба свисшиеся губы воткнули каменные соски.

Яркая пластика стихов Маяковского говорит о том, что на мир смотрит художник, он видит его в красках, в веществе, в плоти. И даже там, где картина поначалу напоминает снимок с недопроявленного негатива, проступают контуры городских реалий, как засветившиеся окна в этом первом опубликованном четверостишии:

Мир, воссозданный поэтом, движется, живет: дорожная канава «квакает, скачет по полю», уподобленная лягушке, но она же — «зеленая сыщица»,— извиваясь, хочет «нас заневолить веревками грязных дорог», т. е. поэт награждает ее человеческими инстинктами. Иногда пластика несколько вычурна и чувственна: «Лысый фонарь сладострастно снимает с улицы черный чулок!»

Маяковский щедро насыщает поэзию красками природы, видениями города, но он еще хочет, чтобы стих звучал — гремел, рокотал, угрожал, насмехался, ласкал, пел. «Дым из-за дома догонит нас дланями, / мутью озлобив глаза догнивающих в ливнях огней». Звуки М и Н выпевают сложную мелодию усталости и одиночества («От усталости»).

Большое значение Маяковский придавал рифме. Чаще всего он ставил в конец строки ударное слово, и необычная, незатасканная рифма придавала ему особый вес. В его поэтике большое место занимают составная рифма (река торги — каторги, на нет — кастаньет, свою им — воюем, манера вам — нервам) и рифмы ассонансные, т. е.

неточные, где совпадают гласные, но совпадение согласных весьма приблизительно (явлен — богодьяволе, кляузе — маузер, овеян — кофеен, дольней — колокольни). А иногда стих прорифмовывается почти насквозь: «И жуток / шуток / колющий смех — /из желтых / ядовитых роз / возрос / зигзагом». Или: «У — / лица.

/ Лица / у / догов / годов / рез- / че. / Че- / рез…»

Это производило разное впечатление: одних раздражало, других смущало, третьих восхищало. Маяковский хотел быть поэтом толпы, пока еще не различая ее социальный состав, даже ища опору в деклассированных элементах —• в пику буржуазной благопристойности:

Меня одного сквозь горящие здания проститутки, как святыню, на руках понесут и покажут Богу в свое оправдание.

Как футурист, он проповедует эстетику «самовитого слова», на самом деле вкладывает в стихи свой опыт и свое отношение к жизни. В нем — грубейший эпатаж: «Я люблю смотреть, как умирают дети».

А его выкрикнули от отчаяния, от жуткого одиночества, которое скрывалось внешней бравадои, дерзостью, эпатирующими публику выходками. Но его не скрыть в стихах:

Время!

Хоть ты, хромой богомаз,

лик намалюй мой

в божницу уродца века!

Я одинок, как последний глаз

у идущего к слепым человека!

Это исступленный крик одинокой души, которая бьется в тисках противоречий, ища выхода то в грубом антиэстетизме и наговоре на себя (как в процитированной выше строке стихотворения), то в богоборчестве, то в яростных нападках на старое искусство — без разбора.

Противоречия прямо-таки бьют в глаза: мажорный зачин в первых же стихах, звонкие декларации, блестящие речи, остроумные реплики в спорах, пристальное внимание прессы — все слагаемые — пусть и скандального — успеха, и одиночество, неу-толенность, ощущение неполноты своей жизни, неполноты знания о ней и, стало быть, ненастоящности успеха. Мир не раскрывает свои тайны перед поэтом, и он недоуменно вопрошает:

Послушайте!

Ведь если звезды

зажигают —

значит — это кому-нибудь нужно?

Значит — это необходимо,

чтобы каждый вечер

над крышами

загоралась хоть одна звезда?!

Несовершенство жизнеустройства, резкое несоответствие мечты и действительности порождали недоуменные вопросы. В полном разладе с этим миром появилось стихотворение «Нате!» — с его вызывающим названием оно нашло своего адресата в благопристойной буржуазной публике, когда Маяковский прочитал его на открытии кабаре «Розовый фонарь» 19 октября 1913 г.

Грядущие люди! Кто вы?

Вот — я,

весь

боль и ушиб.

Вам завещаю я сад фруктовый

моей великой души!

Это голос молодого Маяковского. Обратим же внимание на то, какой контраст — изначально — терзает душу поэта. Он — весь! — «боль и ушиб» — взращивает «сад фруктовый» для грядущих поколений.

В этих строках идея жертвенности служения людям, характерная для русской литературы.

Это «голгофский мотив», изначально вызревавший в творчестве Маяковского, для которого слом старого мира со всеми привычными атрибутами, образом жизни был условием ее обновления. Так вырисовывалась цель искусства, его сверхзадача.

Источник: https://vsedli.ucoz.ru/blog/majakovskij_i_futurizm/2012-11-24-591

Маяковский и футуризм

Художник и поэт  Бурлюк в 1911 году тесно подружился с Маяковским, а в  1912 году, соединив свои совместные, усилия они организовали литературно-художественную футуристическую группу «Гилея».  Начиная с 1912 года, поэт принимает постоянное участие в диспутах о новом искусстве, различных мероприятиях и вечерах, которе проводятся художниками-авангардистами.

А именно такими объединениями  как «Бубновый валет» и «Союз молодежи». В своих поэзиях Маяковский сохраняет связь с изобретательным искусством, это мы можем, прежде всего, увидеть в самой форме написанного стиха. Сначала он пишет столбиком, а уже потом писал «лесенкой». Форма стиха предусматривает чисто зрительное впечатление, которое производится  стихотворной страницей.

Впервые стихи Маяковского дебютировали в 1912 году в альманахе группы «Гилея», после там же его поместили в манифест, который подписали сам Маяковский,

Постановка в петербургском театре «Луна-парк» в 1913 году стихотворной трагедии «Владимир Маяковский»(1914 года) стала воплощением идеи автора и его единомышленников о формах и назначении нового, открытого ими, искусства.

Художники из «Союза молодежи» писали декорации для этого постановления. Этими художниками были Филонов и Школьник, а сам Маяковский был представлен режиссером и главным героем в роли поэта, который страдает в современном отвратительном городе, который растил своих жителей. Хотя сами жители избрали поэта на должность князя, они не могут принять и оценить такую жертву.

Писавши свои произведение, он иногда сам корил себя за то, что исключил из своей творческой деятельности тему природы, которая была почти у всех знаменитых поэтов.  Для поэта темой сочинений становится политика, которую он ставит рядом с любовью. У него есть стихи на любовную тематику.

В этих поэмах автор создал высокую гражданственную любовную поэзию,  которая не может оторвать человека от жизни, а наоборот ещё больше соединяет. Но вскоре всё обернулось в другую сторону, автор отвергает тему любви, а на первое место ставит «громаду».  Для новых своих произведений Маяковский находится в активном поиске формы, ритма, подходящей лексики и других важных деталей.

И ему удалось, ведь то, что мы имеем сейчас, является доказательством того, что он добился задуманного и грамотно его осуществил.

Источник: https://mayakovskij.ru/mayakovskiy-i-futurizm/

Маяковский и футуристы (стр. 1 из 4)

Л.П. Егорова, П.К. Чекалов

В 1912г., вступив на литературную стезю, Маяковский оказался в кругу молодых ниспровергателей, отрицавших старое искусство, старую культуру и вообще все старое. Именовали они себя футуристами. Давид Бурлюк, лидер этого направления, так провозглашал его идеи: “Мы революционеры искусства.

Мы всюду должны нести протест и клич “Сарынь на кичку!” Нашим наслаждением должно быть отныне эпатированье буржуазии… Больше издевательства над мещанской сволочью! Мы должны разрисовать свои лица, а в петлицы, вместо роз, вдеть крестьянские ложки.

В таком виде мы пойдем гулять по Кузнецкому и станем читать стихи в толпе…” (31; 89).

Дитя природы, как ты и мы все. Находится Маяковский при мне постоянно и начинает писать хорошие стихи. Дикий самородок, горит самоуверенностью. Я внушил ему, что он – молодой Джек Лондон. Очень доволен.

Приручил вполне, стал послушным: рвется на пьедестал борьбы” (17; 469).

О том, как юный поэт “рвался на пьедестал борьбы” и какие это приобретало порой формы выражения, дает некоторое представление воспоминание Б.Лифшица, повествующее о том, как они с Маяковским однажды посетили столовую для вегетарианцев:

“Цилиндр и полосатая кофта сами по себе врывались вопиющим диссонансом в сверхдиетическое благолепие этих стен, откуда даже робкие помыслы о горчице были изгнаны как нечто греховное.

Когда же Маяковский встал наконец из-за стола и, обратясь лицом к огромному портрету Толстого, распростершего над жующей паствой свою миродержавную бороду, прочел во весь голос – не прочел, а рявкнул, как бы отрыгаясь от вегетарианской снеди, незадолго перед тем написанное восьмистишие:

В ушах обрывки теплого бала,

А с севера снега седей –

Туман, с кровожадным лицом каннибала,

Жевал невкусных людей.

Часы нависали как грубая брань,

За пятым навис шестой.

А с неба смотрела какая-то дрянь

Величественно, как Лев Толстой,-

мы оказались во взбудораженном осином гнезде.

Разъяренные пожиратели трав, забыв о заповеди непротивления злу, вскочили со своих мест и, угрожающе размахивая кулаками, обступали нас все более и более тесным кольцом.

Не дожидаясь естественного финала, Маяковский направился к выходу” (27а ).

Впрочем, такое поведение было свойственно не одному Маяковскому, а всем футуристам. Их поэтические выступления, посещение кафе или даже простой выход в город нередко сопровождались скандалами, искусственным эпатажем публики. Вот один из подобных эпизодов, зафиксированный В.Шкловским:

“Выступали акмеисты, потом кто-то из футуристов сказал про Короленко, что он пишет серо.

Аудитория решила нас бить.

Маяковский прошел сквозь толпу, как раскаленный утюг сквозь снег. Крученых шел, взвизгивая и отбиваясь галошами (…).

Я шел, упираясь прямо в головы руками налево и направо, был сильным, – прошел” (52; 72).

Что случилось? Пожар? Нет. Это среди гуляющей публики появились знаменитые вожди футуризма – Бурлюк, Каменский, Маяковский. Все трое в цилиндрах, из-под пальто видны желтые кофты, в петлицах воткнуты пучки редиски…

” После первого выступления футуристов в Харькове газета отмечала: “…

верзила Маяковский, в желтой кофте, размахивая кулаками, зычным голосом “гения” убеждал малолетнюю аудиторию, что он подстрижет под гребенку весь мир, и в доказательство читал свою поэзию: “Парикмахер, причешите мне уши”. Очевидно, длинные уши ему мешают” (17; 478).

Эта же тенденция – вызывающее противопоставление себя толпе, публике, аудитории, посетителям кафе – найдет впоследствии наиболее сильное воплощение в стихотворениях “Нате!”, “Вам!”

Для них важно было не зависеть от стереотипов, от традиций; создавать новое искусство без оглядки на авторитеты и установившиеся законы, а если они мешают – сбросить весь этот “хлам” с парохода современности.

Так они расчищали свой “пароход” от Пушкина, Толстого, Достоевского вплоть до Блока и Андрея Белого.

Такое безоглядное отрицание культуры прошлого ничего хорошего не предвещало, однако, не обошлось и без положительного результата. Свободное обращение со словом, ритмом, рифмой, образом дало неожиданный эффект: Маяковскому удалось обновить и обогатить русскую поэзию, дать ей сильнейший импульс для дальнейшего развития.

Раннее творчество. Образ лирического героя

Послушайте

Ведь если звезды зажигают –

значит – это кому-нибудь нужно?

Значит – кто-то хочет, чтобы они были?

Значит – кто-то называет эти плевочки

жемчужиной?..

И вот перед нами разворачивается незатейливая картина: идут двое – он и она. Он – тихий и робкий. И еще – добрый. Она… Она – пугливая. Ей боязно оттого, что кругом темно. И она идет, поеживаясь от страха, боясь даже оглянуться по сторонам: а вдруг там страшное что-то…

Впрочем, в стихотворении нет всего этого, в нем лишь брошен экономный штрих: герой говорит “кому-то”. Кому? И здесь уже срабатывает фантазия читателя. Каждый по-своему дорисовывает в воображении представленную поэтом картину, придавая ей законченность либо любовного, либо чисто философского сюжета. После вступительных, звучащих риторически вопросов, говорится о действиях героя:

И, надрываясь

в метелях полуденной пыли,

врывается к богу,

боится, что опоздал,

плачет,

целует ему жилистую руку,

просит –

чтоб обязательно была звезда! –

клянется –

не перенесет эту беззвездную муку!..

Ну, как можно было не внять такой отчаянной просьбе, такой мольбе? И Бог придумал звезды, зажег и рассыпал по всему небу, чтобы там, на далекой земле, девочка не боялась темноты…

А юноша как будто и не осознает того, что он стал инициатором явления вселенского масштаба. Ему куда важней, что чувствует теперь девушка: “Ведь теперь тебе ничего? Не страшно? Да?!”- робко допытывается он у нее.

Это для нее он зажег звезды так же просто, как поднял бы уроненный ею платок.

Сколько же неосознаваемой доброты в его сердце, запаса человечности, если из-за такой простой причины способен вскарабкаться на небо к самому богу?!.

Но лирический герой Маяковского бывал нахален и дерзок.

С детской наивностью мог он спросить у толпы: “А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб?” Я, мол, могу! Вот сейчас возьму водосточную трубу и сыграю. А вы сможете?! А спустя некоторое время он играл уже на флейте собственного позвоночника, как из футляра, вынимая его из спины.

Он мог взобраться на эстраду и душевно признаться благочестивой публике:

А если сегодня мне, грубому гунну,

кривляться перед вами не захочется – и вот

я захохочу и радостно плюну,

плюну в лицо вам…

Мог также прочитать следующее, обращаясь к конкретным дамам и господам из зала:

Вот вы, мужчина, у вас в усах капуста

где-то не докушанных, недоеденных щей;

вот вы, женщина, на вас белила густо,

вы смотрите устрицей из раковин вещей…

О себе же мог сообщить с расчетом на эффект:

Иду – красивый,

двадцатидвухлетний…

Впрочем, к себе он обращался не только с комплиментами. Вот другая часть его самохарактеристики:

“Милостивые государыни и милостивые государи!

Я – циник, от одного взгляда которого на платье у оглядываемых надолго остаются сальные пятна величиною приблизительно в десертную тарелку.

Я – извозчик…”

Герой Маяковского мог сшить себе черные штаны из бархата своего голоса, а из трех аршин заката – желтую кофту.

Он мог спокойно выйти на площадь и надеть на голову целый квартал, словно рыжий парик; или же истомившимися по ласке губами тысячью поцелуев покрыть” умную морду трамвая”.

Мог признаться, что он “равный кандидат и на царя вселенной, и на кандалы”, и при этом, как бы между прочим, взять, надеть ошейник на Наполеона и повести его, как мопса.

Эй!

Человек,

землю саму

зови на вальс!-

мог крикнуть он жителю планеты. К самой же планете мог обратиться как к чему-то равному себе: “Земля!/ Дай исцелую твою лысеющую голову…” Вообще у него было ощущение соразмерности планетам, звездам, солнцам. Так, о луне он сообщал: “Идет луна -/ жена моя./ Моя любовница рыжеволосая”.

Особой неприязнью пользовалось у него почему-то солнце. Он постоянно придирался к нему, бросал вызовы, предъявлял претензии. Вот и на этот раз: “Солнце!/ Чего расплескалось мантией?/ Думаешь – кардинал?”. И, видимо, чтоб оно не зазнавалось слишком, брал его и моноклем вставлял в широко растопыренный глаз.

Столь же просто и “нахально” обращался он и к небесному своду:

Эй, вы!

Небо!

Снимите шляпу!

Я иду!..

Фантазия Маяковского была неподражаема. Надо же было догадаться сказать: “Лысый фонарь сладострастно снимает с улицы черный чулок”! Или же:

Источник: https://MirZnanii.com/a/353050/mayakovskiy-i-futuristy

В.В. МАЯКОВСКИЙ И ФУТУРИЗМ

Он жил и творил в эпоху, когда русская поэзия находилась в состоянии активных поисков нового художественного языка, новых образов, интонаций, ритмов. Это было обусловлено тем, что сама реальность в ХХ веке стремительно менялась, появлялись новые впечатления, новый темп жизни, грандиозные исторические события – всё это требовало новых форм выражения. В.

Маяковский вошёл в литературу как участник группы поэтов – футуристов. В самом названии этого течения выражено стремление к новизне. «Великая ломка, начатая нами во всех областях красоты во имя искусства будущего – искусства футуристов», – не остановится, да и не может остановиться», – так писал поэт в самом начале своего творческого пути. В ранней поэзии, В.

Маяковского новаторство чаще всего носило характер открыто политический по отношению к традиционному, привычному искусству. В этом был определённый вызов, желание дразнить, поражать читательскую публику новизной и непривычностью. Это отразилось в литературных манифестах, наиболее известный из них назывался «Пощёчина общественному вкусу».

Во всём этом тоже был определённый вызов. Но главное новаторство в стихах. В них звучит конфликт поэта и толпы, но он обретает новые формы выражения. Образный строй его стихов раннего периода часто основывается на отрицании принятого понятия о красивом («дряблая луна», «неба свисшиеся губы») и др.

Как вызов звучат и названия стихов: «Я и Наполеон», «Себе, любимому, посвящает эти строки автор», «А вы могли бы?» Стихи его ориентированы, с одной стороны, на ораторское исполнение, чтение в большой аудитории.

Маяковский вместе с другими поэтами – футуристами много ездил по России с выступлениями, которые нередко заканчивались шумными скандалами, вполне устраивавшими молодых и весёлых поэтов.

Лирический герой раннего Маяковского противостоит враждебному миру, поэтому стихи часто строятся на столкновении, на конфликте. Необычен и масштаб лирического переживания, он огромен, близок к космическому. Поэт находит различные формы выражения своего одиночества, непонятности, трагичности. Поиски в области художественного языка продолжались в его произведениях всю жизнь.

Не всегда и не во всём они были плодотворны, часто над поэтом в послереволюционный период брал верх агитатор, стих его порой становился примитивным лозунгом. Но поверх всего этого остаётся большой поэт со сложной и трагической судьбой, с большим талантом и вечными поисками нового слова. Маяковскому свойственно своеобразие лексического, словесного строя его стихов.

В них звучат необычные сравнения, например, о бурном Тереке сказано: «Шумит, как Есенин в участке». В этом и авторская ирония, и полемический запал, и неожиданность, которая приковывает внимание читателей. Нередко он обращается к сложной метафоре, иногда требующей вдумчивой расшифровки.

Так в стихотворении «Юбилейное», обращённом к Пушкину:<\p>

Только жабры рифм утопырит учащённо у таких, как мы, на поэтическом песке.<\p>

Он создал свою систему стихосложения – в литературную науку вошло словосочетание «стих Маяковского» со специфическим графическим оформлением в виде лесенки. Большое внимание он уделяет рифмам. Рифмует он самые важные, значимые слова, часто имена собственные, нередко обращается к составной рифме, например, «уме ли» и «умели». Поэт стал классиком стиха с многочисленными последователями.

«ОБЛАКО В ШТАНАХ»(1915) …

Одним из высших проявлений связи человека и мира в жизни и творчестве Маяковского является любовь. «Облако…» несло в себе эмоционально – художественную память о трёх пережитых Маяковским любовных драмах. Первая – о ещё не угасшем, тревожащем сердце романе с Софьей Шамардиной, вторая – о бурной страсти, охватившей поэта во время турне футуристов по городам России.

В Одессе Маяковский влюбился в красавицу Марию Александровну Денисову и по этому неожиданному случаю «сходил с ума». Он рвал и метал и вообще не знал, как быть, что предпринять. Третья женщина, Лили Юрьевна Брик, которой и посвящено «Облако…». В нём осмысление трагедии «украденной любви» углубляется до понимания сути причин постигшего человека горя.

Движение конфликта, развитие сюжета поэмы определяют кризисные узлы предреволюционной действительности. Сознание лирического героя «Облака…» отражает острое и драматичное ощущение действительности бытия – психологической близости революции и абсолютной несовместимости её идеалов с буржуазной действительностью.

Но герой поэмы полон оптимистического ощущения своей силы, красоты, молодости: «Эй, вы! Небо! Снимите шляпу! Я иду!»…» Мир огромив мощью голоса, иду – красивый, двадцатидвухлетний». Мотив дороги, возникающий в прологе и в заключительных строках поэмы, связывает судьбу героя с широким мировым пространством и бесконечно углубляет перспективу произведения.

<\p>

В течение осени и зимы 1915 года Маяковский работал над новой поэмой «Флейта – позвоночник», продолжившей вслед за «Облаком»… трактовку любви как знамени и знамения нового мира и нового человека. В поэме прозвучал мотив ревности, обусловленный мучительным характером отношений с Л.

Брик; трагический накал эмоционально – художественного мироощущения поэта обозначил в поэме лейтмотив всей его дальнейшей жизни и творчества – мотив самоубийства.<\p>

В эти годы поэт стремился дать «героическое, эпическое и сатирическое изображение нашей эпохи».<\p>

В 1918 – 22 годах он как поэт и художник защищает молодую республику, пропагандирует построение нового государства в «Окнах РОСТА». Работает в рекламе, снимается в фильмах. «Ода революции», написанная к первой годовщине Октября, отразила характерные представления о революционных процессах.

Изображение стихийного движения демократических низов общества, сочетающих жестокость, жажду уничтожения всего, что связано с «проклятым прошлым», и крайнюю человечность, романтизируются поэтом, стремящимся осмыслить нравственную суть контрастности «нового мира».

<\p>

Особое место в творчестве Маяковского начала 20 годов занимает поэма «Люблю», она рисует любовь как всеобъемлющее, светлое, ничем не омрачённое чувство, точнее – мироощущение поэта, откровенное и радостное признание в любви не только к женщине, но и мирозданию в целом. Победившая революция устранила, как полагал в те годы поэт, все конфликты, утвердила любовь как главную идею бытия.

По сути поэма – ряд стихотворений, циклизованных на биографической основе. Любовь наряду с природой, искусством раскрывается в поэме как связь героя и мира.<\p>

Рассматривая труд поэта как важнейший для народа, родины, Маяковский стремился объяснить уникальность работы художника и в то же время её родственность любому тяжёлому труду.

Стихотворение «Разговор с фининспектором о поэзии» Маяковский выделял как одно из главных среди своих стихов в поэтическом творчестве. В форме разговора, принимающего характер то защиты, то обвинения, Маяковский отстаивает важнейшие для него идеи: писатель – не «лабазник», но труженик. Автор говорит о черновой, каторжной работе над стихом.

<\p>

Личная жизнь Маяковского в конце 20 годов отмечена новым любовным потрясением, наполнившим его душу и безмерным счастьем и горечью. Стихотворения «Письмо товарищу Кострову из Парижа о сущности любви» и «Письмо Татьяне Яковлевой»( оба – 1928г.) автобиографичны, как и всё творчество поэта.

«Письма» написаны Маяковским под впечатлением поездки во Францию, в Париж, где он познакомился с эмигранткой из России Татьяной Яковлевой. Красота и молодость девушки восхитили поэта, любовь к ней, осложнённая ревностью, обидой не только за себя, сколько за «Советскую Россию», определили новые размышления «про это» – сущность любви.

На его настойчивые призывы стать его женой Татьяна отвечала уклончиво. Оба стихотворных письма написаны в манере прямого, искреннего, доверительного разговора – обращения, монолога, исповеди. Письмо т.

 Кострову построено как своеобразный разговор в разговоре: лирический герой, обращаясь к «товарищу Кострову», передаёт свои слова, сказанные «красавице»; таким образом, суть этого письма – разговор с возлюбленной, рассказ о себе, силе чувств, его масштабе.<\p>

«Письмо Татьяне Яковлевой» было написано параллельно «Письму т.

Два плана лирического «я» – интимно – личностный и гражданственный – образуют настолько органичное единство, что поэт говорит одновременно и о своей потребности в красоте и о потребности в ней России: «…вы и нам в Москве нужны, не хватает длинноногих». Весть о замужестве Т.

Яковлевой стала для Маяковского очередным тяжким любовным ударом, подтверждением трагического предчувствия невозможности счастья «на планете мало оборудованной» для истинной любви. Последние (1928 -1929 г.) годы жизни и творчества поэта отмечены иным подходом и к советскому образу жизни.

В эти годы он создаёт комедии «Клоп» и «Баня» – своеобразные антиутопии, пронизанные сатирическим, доходящим до сарказма изображением «хомо советикуса»в его разновидностях и проявлениях. Эти пьесы – новый вид сатирической комедии. Маяковский сам определил тему п. «Клоп» – как тему борьбы с мещанством, опошление мещанином ценностей революции, её завоеваний. Пьеса «Баня» была поставлена в 1930 году. Идейный замысел, пафос её тоже сатирический. Здесь объектом отрицания становится имитация государственной деятельности одного из высокопоставленных чиновников – Победоносиковым. Социально – политическим разочарованиям Маяковского последних лет жизни сопутствовала личная, тяжело переживаемая им любовная драма, ускорившая в 1930 году развязку предсказанной им самим в начале пути трагедии «собственной жизни и творчества – «точку пули» в конце. Речь идёт о последней любви поэта – В.В. Полонской, с которой поэт связывал ещё одну попытку создать семью, обрести личное счастье.<\p>

Источник: https://skolakras.narod.ru/materiales/mayakfut.htm