Образ Единого Государства в романе Е. И. Замятина «Мы»
Образ Единого Государства в романе Е. И. Замятина «Мы». Работу над своим самым известным произведением «Мы» Е. И. Замятин начал сразу же после возвращения на родину из Англии. Впервые роман был опубликован за границей в 1924 году.
Только в 1929 году советские литераторы обратили внимание на это произведение писателя и использовали его для массированной критики всего творчества писателя. Роман расценили, как политическую ошибку автора и «проявление вредительства интересам советской литературы». Только спустя около 60 лет, в 1988 году это произведение увидело свет в России.
В русской и зарубежной литературе писатели часто обращались к теме совместного счастливого человеческого общежития. Однако реальная жизнь диктует свои условия. Человеческая личность не может не выделяться среди себе подобных. Постепенно она осознает себя равной целому миру.
Кроме того, усиление технического прогресса, автоматизация, развитие средств для управления человеческим сознанием несут в себе что-то глубоко противное всему человеческому. Литературные утопии существовали для того, чтобы найти приемлемые пути для создания идеального общества.
В противовес этому возник жанр антиутопии, когда автору стараются выяснить, как свободная человеческая личность станет чувствовать себя в подобных идеальных условиях. Именно в этом жанре был создан роман -Мы». Замятин сам попытался разобраться, какими средствами может быть достигнуто устройство идеального мира, и к чему это может привести.
Действие романа разворачивается в будущем, веком идеальном Едином Государстве, который по сути своей является утопическим городом всеобщего счастья и благополучия. Жителям совершенно не о чем беспокоиться, поскольку государство предписало им быть счастливыми, причем счастье называется всеобщим, обязательным и равным.
Здесь не существует голода, поскольку давно уже изобретена нефтяная пища, нет зависимости от природных условий, не нужно думать о завтрашнем дне. Люди лишены и такого источника страданий, как любовь. Это чувство сведено случайным медицинским полезным процедурам, осуществляемым по заявкам.
Даже в этой тонкой области ликвидирована всякая несправедливость, поскольку каждый номер имеет право на номер другого пола как на сексуальный продукт. А в Едином Государстве успешно развивается новая наука — детоводство». Стать матерью может только женщина, подходящая по своим физическим показателям под Материнскую Норму.
Те, кто хоть как-то соответствуют установленным параметрам, лишены счастья материнства. Все дети жителей воспитываются все вместе, на Детско-Воспитательном заводе. Причем занимаются с ними исключительно только роботы. В этом идеальном городе существует как такового искусства, поскольку оно заменено Музыкальным заводом.
Это учреждение воспроизводит только марши, призванные вселять в номера бодрость духа и еще более объеденить их в единое целое, Наиболее популярны-произведениями у обитателей Единого Государства оказываются красные «Цветы Судебных приговоров», трагедия «Опоздавший на работу» и настольная книга «Стансы о половой гигиене», они напоминают детали огромной машины: верными рядами, по четыре, восторженно отбила такт, шли нумера — сотни, тысячи Нумеров, в голубоватых юнифах, с золотыми бляхами на груди — государственный нумер каждого и каждой. И я — мы, четверо — одна из бесчисленных волн в этом могучем потоке». Естественно, и в своем архитектурном плане Единое Государство является чем-то математически рациональным. Здесь действует эстетика кубизма: «божественные параллелепипеды прозрачных жилищ», прямые хорошо просматриваемые улицы, широкие площади: «Площадь куба. Шестьдесят шесть мощных концентрических кругов: трибуны. И шестьдесят шесть рядов…». Люди как неживые предметы также включены в общий архитектурный ансамбль: «…круглые, гладкие шары голов плыли мимо — и оборачивались». Город создан из стекла, стерильность и холодный блеск которого еще более подчеркивают его безжизненность. Здесь Замятин явно намекает на эстетические утопии футуристов начала XX столетия, воспевающих стекло и бетон. Все в городе подчинено строго выверенным формулам. Люди лишены даже личных имен, поэтому каждому из них, как машине, присваивается «нумер-индекс». Во всем ищется счастливое среднее арифметическое, а гений или творческий порыв рассматривается государством в качестве неизвестного вида эпилепсии. Люди настолько лишены индивидуальности и каких-либо человеческих чувств, что они спокойно относятся к смерти своих соплеменников, чья да и своя собственная жизнь не имеет никакой ценности. Самым тяжким преступлением в идеальном городе считается проявление самостоятельного мышления. В этом случае над провинившимся проводится Великая Операция по удалению фантазии. После этого человек не способен мыслить, он безропотно выполняет выработанные у него механические операции. При этом многие номера сами не чувствуют в себе какой-либо потребности становиться личностью. Люди привыкли выполнять чужую волю, более того испытывают потребность в постоянном управлении: «Так приятно чувствовать чей-то зоркий глаз, любовно охраняющий от малейшей ошибки, от малейшего неверного шага. Пусть это звучит несколько сентиментально, но мне приходит в голову опять все та же аналогия: ангелы-хранители, о которых мечтали древние». Именно это подтверждает рассказ Д-503 о «трех отпущенниках», которых на месяц освободили от работы в качестве эксперимента. На десятый день они взялись за руки и под звуки бодрого марша утопились. Повествование в романе ведется от первого лица. Главный герой Д-503 просто записывает свои впечатления в личный дневник, поэтому действительность Единого Государства показана как бы изнутри, через восприятие действительности персонажа. Безусловно, в какой-то мере подобный прием обедняет другие образы, которые также передаются только с точки зрения главного героя, авторского мнения здесь просто не существует, однако здесь он вполне оправдан. Тем более что Замятин здесь проявил новаторство, поскольку до него никто еще не показывал утопическое общество через восприятие одного из его представителей. Сначала Д-503 движим идеей прославить свое идеальное общество, поэтому вначале перед глазами читателя предстает типовой мир жителя Единого Государства. Многое в его мире восхищает главного героя: «Скрижаль… Вот сейчас, со стены у меня в комнате, сурово и нежно в глаза мне глядят ее пурпурные на золотом поле цифры. Невольно вспоминается то, что у древних называлось «иконой», и мне хочется слагать стихи или молитвы (что одно и то же). Ах, зачем я не поэт, чтобы достойно воспеть тебя, о, Скрижаль. О сердце и пульс Единого Государства».
По мере того, как Д-503 меняется, приобретает новые качества, возродившиеся с приходом любви, направленность повествования меняется: «Вместо стройной и строгой математической поэмы в честь Единого Государства — у меня выходит какой-то фантастический авантюрный роман».
Влюбившись в 1-330, главный герой перестает быть добропорядочным гражданином, поэтому поэма о величии Единого Государства перерастает в нечто большее. Осуществляется смена жанровой установки — из романа идей он перевоплощается в роман людей.
Новые, невиданные ранее чувства настолько захватывают главного героя, что он начинает по-другому смотреть на привычные для него вещи. Начинается тяжелая психологическая работа. Д-503 впервые осознает себя индивидуальностью. «Я — перед зеркалом.
И первый раз а жизни — именно так: первый раз в жизни — вижу себя ясно, отчетливо, сознательно, — с изумлением вижу себя, как кого-то “его”».
Герой вступает в противоборство не только с Государством, но и с самим собой. Читатель оказывается в центре внутренних переживаний героя. Роман из авантюрно-фантастического превращается в психологический.
Писатель пытается выяснить, что победит в его главном герое: человечность или привычка. В результате персонаж Д-503 оказывается слишком слаб для того, чтобы преодолеть свою внутреннюю «Зеленую стену». Заговор открыт и подавлен, а возлюбленная казнена.
Финал произведения возвращает читателя к его началу. Роман заканчивается противостоянием Единого Государства и дикого мира за Зеленой Стеной. В конце произведения Д-503 восклицает: «Мы победим!».
Это свидетельствует о том, что будущее представляется ему не так однозначно, как раньше, ведь теперь он знает, что существует многоцветный и радужный мир.
Источник: https://www.prepodka.net/obraz-edinogo-gosudarstva-v-romane-e-i-zamyatina-my/
Человек в тоталитарном государстве в романе Е. Замятина «Мы»
В центре литературной Вселенной как объект наблюдения писателя традиционно стоял человек, но всегда ли так было в XX веке? Бывшая идеология навязывала обществу мнение о том, что коллектив – это сила, а отдельная личность может вызывать негативное отношение своим индивидуализмом. В соответствии с этим утверждением каждый обязан был стремиться стать винтиком в колесе истории и гордиться своей неотделимостью от государства.
Я заинтересовалась темой существования личности в условиях тоталитарного государства. Как может личность выдержать пресс общественного давления? Приспособится она или сломается и погибнет под безжалостной рукой правителя? Наиболее ярко, на мой взгляд, эту тему раскрывает Е. И. Замятин в романе- антиутопии «Мы».
ЗАМЯТИН Евгений Иванович – русский писатель, одна из самых заметных фигур в литературном процессе 1920-х гг. , вошел в историю отечественной словесности как автор знаменитого романа-антиутопии «Мы».
Родился 20 января (1 февраля) 1884г. Накануне событий 1905 был вовлечен в революционную деятельность, вступил в Российскую социал-демократическую партию (РСДРП), что значило для него «идти по линии наибольшего сопротивления». И в литературе он также отступал от генеральной идеологической линии, творя в согласии с собственным пониманием.
Реальность у Замятина — сатирически сдвинута, отстранена, мозаична и экспрессивна, деталь выдвинута на передний план, заменяя портрет шаржем. В жизни и в людях Замятин не принимал механистичности, что означало для него замкнутость, косность и неразвитость.
Писатель словно играл словами, бликами, пятнами, с легкостью разрывал ткань повествования, стремясь наполнить его не только сюжетной, но и образной, языковой динамикой и экспрессией, которые противопоставляются у него обывательской затхлости и заурядной обыденности.
Роман-антиутопия Замятина «Мы» был создан в 1920 и положил начало целому ряду антиутопий в мировой литературе («О, дивный новый мир!» О. Хаксли и др. ).
Роман, написанный под свежими впечатлениями «строгой» эпохи военного коммунизма с его чрезвычайными мерами, выявил в тогдашней политической реальности и общественных умонастроениях тревожные тенденции, которые получат свое развитие в сталинской внутренней политике.
Вместе с тем это было произведение о будущем, которым массово грезили в те годы, принося ему на алтарь настоящее.
В романе изображено совершенное Государство, возглавляемое неким Благодетелем, своего рода патриархом, наделенным неограниченной властью, которого ежегодно переизбирают всем населением в день единогласия.
В этом государстве граждане живут в стеклянных домах, что позволяет политической полиции, именуемой “Хранители”, без труда надзирать за ними. Брак упразднен, но сексуальная жизнь не представляется вовсе уж беспорядочной.
Для любовных утех каждый имеет нечто вроде абонемента с розовыми талонами, и партнер, с которым проведен один из назначенных Личных часов, подписывает корешок талона.
В этом обществе «разумной механистичности» и «математически совершенной жизни» обезличенный человек — не более чем винтик в образцово отлаженном механизме.
Отсутствуют вкусы и пристрастия (мода, кулинария, хобби): все носят одинаковую униформу “юнифу”, питаются искусственной пищей и в час отдыха маршируют по четверо в ряд под звуки гимна Единого Государства, льющиеся из репродукторов.
Жители Утопии утратили свою индивидуальность, здесь нет имен, а есть номера, здесь порядок и предписание превыше всего, а отступление от общепринятых правил и санкционированного образа мысли грозит нарушителю Машиной Благодетеля.
В 1924 году по цензурным условиям роман “Мы” отказались печатать в Советской России. Ввиду этого Замятин отклонил все предложения опубликовать “Мы” на русском языке за границей. Первоначально он был опубликован в 1924 в переводе на английский, а в России только в 1988.
В отличие от утопий, рисующих идеализированный мир, земной рай, в антиутопии Замятина мы видим тот же самый мир. Но это уже мир “идеальной несвободы”, данный глазами рядового гражданина с тем, чтобы проследить и показать чувства человека под диктатом законов идеального государства.
Руководящий принцип Государства состоит в том, что счастье и свобода несовместимы. Человек был счастлив в саду Эдема, но в безрассудстве своем потребовал свободы и был изгнан в пустыню.
Ныне Единое Государство вновь даровало ему счастье, лишив свободы.
Постепенно открывается, что несвобода отнюдь не гарантирует райского изобилия и комфорта – она не гарантирует ничего, кроме убогой серости и нищеты повседневной жизни.
Есть еще одно “но” – утопический мир – закрытый мир. Увиденное “изнутри” оказывается вовсе не столь совершенным, открывая рядовым членам утопического общества свою неприглядную изнанку.
Будущее изображено с позиций индивидуализма и социального пессимизма, как неизбежное торжество научно-тотализированного «ада».
Сатанинской силой представляется сама государственная машина, аппарат управления, система, в которой сконцентрировано все зло.
В Едином Государстве буквально все ставится на конвейер, превращаясь в производство человеческих автоматов, а не людей.
В романе Евгения Замятина существует Материнская норма (так, героине романа О-90 недостает десяти сантиметров до нее, и потому она не имеет права быть матерью).
Дети воспитываются на детских заводах (не зная своих родителей), и лишь в конце романа Государство и Благодетель добиваются радикального решения проблемы всеобщего счастья: устанавливается, что во всем человеческом неудовлетворении виновата фантазия, и ее необходимо удалить.
В свою очередь также необходимо поставить под контроль любовную страсть, заменяя ее физиологией, поскольку подлинная, чистая любовь создает свой, недоступный для всевидящего ока Государства мир.
После победы над Любовью, только труд оказывается одним из средств подчинения, растворения личности в массе. В идеале он должен превратиться в биологическую потребность, и уже отлучение от труда будет равноценно смерти.
Но даже здесь все расписано, регламентировано, подчинено единому графику.
То же касается и искусства. Искусство не отвергнуто, но централизовано, лишено “постылой свободы”, тогда как творческий произвол художника приравнивается к преступлению против Государства, а вдохновение расценивается как неизвестная форма эпилепсии.
Искусство призвано всеми формами воздействовать на массы, приучая их к единомыслию. Смерть оказывается еще одним властителем мира, пока непобежденного человечеством в самых смелых утопических мечтаниях.
Страх смерти побеждается благодаря слиянию все тех же масс ради подчинения: энтузиазм слияния в общем марше, превращение казни во всенародный праздник, в красочное театрализованное зрелище.
В антиутопии Замятина общественная прочность достигнута путем абсолютного согласия всех друг с другом и с Часовой Скрижалью. Однако здесь обнаруживается парадокс, поскольку с любым благонадежным гражданином неотлучно находятся стражи и верные слуги системы – хранитель (шпион), хирург и палач.
Книга Замятина в целом по духу ближе нашему сегодняшнему дню. Вопреки воспитанию и бдительности Хранителей многие древние человеческие инстинкты продолжают действовать.
Рассказчик, Д-503, талантливый инженер, но, в сущности, заурядная личность живет в постоянном страхе, ощущая себя в плену атавистических желаний.
Он влюбляется (а это, конечно, преступление) в некую I-330, члена подпольного движения сопротивления, которой удается на время втянуть его в подготовку восстания.
В конечном счете, Д-503 удается избежать последствий своего безрассудного шага. Власти объявляют, что причина недавних беспорядков установлена: оказывается, ряд людей страдают от болезни, именуемой фантазия.
Организован специальный нервный центр по борьбе с фантазией, и болезнь излечивается рентгеновским облучением. Д-503 подвергается операции, после чего ему легко совершить то, что он всегда считал своим долгом, то есть выдать сообщников полиции. В полном спокойствии наблюдает он, как пытают I-330 под стеклянным колпаком, откачивая из-под него воздух.
“Она смотрела на меня, крепко вцепившись в ручки кресла, смотрела, пока глаза совсем не закрылись. Тогда ее вытащили, с помощью электродов быстро привели в себя и снова посадили под Колокол. Так повторялось три раза – и она все-таки не сказала ни слова. Другие, приведенные вместе с этой женщиной, оказались честнее: многие из них стали говорить с первого же раза.
Завтра они все взойдут по ступеням Машины Благодетеля”.
Машина Благодетеля – это правнучка гильотины. В замятинской Утопии казни – дело привычное – необходимое для тоталитарного режима сопровождение. Они совершаются публично, в присутствии Благодетеля и сопровождаются чтением хвалебных од в исполнении официальных поэтов.
Гильотина – конечно, уже не грубая махина былых времен, а усовершенствованный аппарат, буквально в мгновение уничтожающий жертву, от которой остается облако пара и лужа чистой воды.
Казнь, по сути, является принесением в жертву человека, и этот ритуал пронизан мрачным духом рабовладельческих цивилизаций Древнего мира.
Особенно ценно в романе «Мы» интуитивное раскрытие иррациональной стороны тоталитаризма – жертвенности, жестокости как самоцели, обожания Вождя, в портрете которого Замятин неоднократно выделяет «тяжкие каменные руки», «медленный чугунный жест», отсутствие какого-либо намёка на человечность.
Достаточно вспомнить сцену казни поэта-ослушника во время так называемого Праздника Правосудия: «Наверху, на Кубе, возле машины – неподвижная, как из металла, фигура того, кого мы именуем Благодетелем.
Лица отсюда, снизу, не разобрать: видно только, что оно ограничено строгими величественными квадратными очертаниями. Но зато руки. Так иногда бывает на фотографических снимках: слишком близко, на первом плане поставленные руки выходят огромными, приковывают взор – заслоняют собой всё.
Эти, тяжкие, пока ещё спокойно лежащие на коленях руки – ясно: они каменные и колени еле выдерживаю их вес»
Встречаются и другие пассажи в том же духе. Вполне вероятно, однако, что Е. Замятин вовсе и не думал избрать советский режим главной мишенью своей сатиры.
Цель Замятина, видимо, не изобразить конкретную страну, а показать, чем нам грозит машинная цивилизация, у него не было оснований восхищаться современными ему политическими режимами, но его книга не просто результат озлобления.
Это исследование сущности Машины – джина, которого человек бездумно выпустил из бутылки и не может загнать назад.
Осознав, что совершенство недостижимо в короткие сроки, государственные деятели быстро приходят к тому, что куда легче переделать самого человека, изменить его взгляды на жизнь и на себя самого, ограничить потребности, заставить думать по шаблону, чем создать рай на земле.
Однако, как оказалось, именно думающая Личность с большой буквы становится камнем преткновения и предметом ненависти для всех утопистов, опасающихся любых возможных проявлений свободного “Я” и стремящихся подавить любую свободную волю.
Таким образом, произведение Е. Замятина рассказывает о бунте природного человеческого духа против рационального, механизированного, бесчувственного мира.
Одна из главных у писателя – мысль о том, что происходит с человеком, государством, обществом, цивилизацией, когда они, поклоняясь абстрактно разумной идее, добровольно отказываются от свободы и ставят знак равенства между несвободой и коллективным счастьем.
Люди превращаются в придаток машины, в винтики и счастливы осознавать это, вернее, им внушается, что они счастливы. Е. Замятин показал трагедию преодоления человеческого в человеке, потери имени как потери собственного «Я». От этого и предостерегают все романы-антиутопии и прежде всего роман «Мы».
Источник: https://www.hintfox.com/article/chelovek-v-totalitarnom-gosydarstve-v-romane-e-zamjatina-mi.html
Государство и личность в романе Е. Замятина «Мы»
В наше время Евгений Замятин известен, прежде всего, как автор фантастического романа-антиутопии «Мы». Написанный в 1920 году, в России он был опубликован лишь в 1988 году. В романе «Мы» предстает перед нами фантастический и гротесковый вариант общества будущего. Это — странный, и пугающий мир, отгороженный от всего живого глухой стеклянной стеной. Мир Единого Государства.
Главное в сюжете романа — предупреждение о возможности превращения человека в безликий винтик — деталь большого механизма. Опасность состоит в том, что осуществляется это превращение под лозунгом всеобщего блага, гарантированного в случае, если человек откажется от себя ради воли Единого государства.
Несмотря на то, что роман принято считать фантастическим, нельзя сказать, что описанные в нем события — полный вымысел. Скорее, Замятин довел до логического завершения идею построения коммунистического — «идеального» — общества.
Уравненные жители Единого Государства счастливы: они живут по строго регламентированному режиму, свободны от ответственности за свою жизнь, вверенную попечениям Хранителей, строго контролирующих каждый шаг своих подопечных (так и напрашивается слово «заключенных»).
Обезличенные «нумера» живут в одинаковых домах с прозрачными стенами, едят одинаковую синтетическую пищу, носят одинаковую одежду. Организованное строительство Интеграла, который должен наполнить счастьем всю вселенную, вызывает ассоциации со строительством коммунизма в СССР, который должен «победить во всем мире».
Искусство также находится в полной государственной власти, прославляя во всех своих жанрах политику государства, главных деятелей страны, воспевая имеющий место образ жизни: «Наши поэты с нами в ногу идут под строгий механический марш Музыкального завода». Здесь тоже нельзя не вспомнить искусство советского периода, проходившего строгую цензуру, которая объявляла антинародным любое произведение, не вписывающееся в общепринятые каноны.
Один из обезличенных жителей Единого Государства — нумер Д-503, получил шанс выйти из сплоченных рядов однородной массы сограждан.
Ему довелось познать чувства, запрещенные принятыми правилами — любовь, страсть, волнение, страх, прикоснуться к тому, что называется свободой.
Но тоталитарное государство беспрестанно внушает: общее выше отдельного, миллион больше единицы, «смирение — добродетель, а гордыня — порок».
Замятин насмехается над уравнительной моралью Единого Государства: «Мы — счастливейшее среднеарифметическое… Как это у вас говорится: проинтегрировать от кретина до Шекспира…», иронизирует по поводу «благодетельного ига государства».
Рассуждения насчет «Я» и «Мы» — одно из главных мест романа.
С детства нам внушают: человек не может жить вне общества, он не свободен от общества, но Замятин доказывает в своем произведении, что само общество, подавляющее личность, не имеет права на существование.
События, которые теперь уже можно назвать историческими, подтвердили опасения писателя о негативном влиянии тоталитарного государства на личность. В истории нашего народа имело место и объединение в коммуны, где все было общее, и коллективизацию. Был у России и свой «Благодетель», окруженный сонмом всевидящих Хранителей.
Фантастика иногда может становиться реальностью. Но по законам человеческого развития, всегда существуют индивидуумы, сопротивляющиеся подавляющей системе. Способность и желание чувствовать, любить, быть свободным в мыслях и поступках толкают людей на борьбу.
И уже никакие стены не смогут остановить тех, кто любой ценой отстаивает свою свободу.
Источник: https://5litra.ru/soch/302-gosudarstvo-i-lichnost-v-romane-e-zamyatina-my.html
Общество будущего в романе Е.И. Замятина «Мы»
Роман «Мы» Е.И. Замятина написан в жанре антиутопии. Долгое время этот роман оставался неизвестным советскому читателю, был подвергнут уничтожающей критике. В нем увидели памфлет на революцию. Так, Д.И. Фурманов назвал произведение Замятина «злым памфлетом-утопией о царстве коммунизма, где все подравнено, оскоплено».
Действие произведения Замятина происходит в далеком будущем, в фантастическом едином государстве, которое возглавляет благодетель. Государство живет изолированно. Все оно сосредоточено в одном городе, отгороженном от остального мира Зеленой Стеной – диким лесом. В государстве действует табу: строжайший запрет выходить в этот лес.
Что же представляют собой жители государства, выведенного Замятиным в своем романе? Это граждане, лишенные имен. Вместо имени у каждого из них свой номер.
В Едином Государстве существует единый строгий режим. Здесь все живут по строгим законам – Великой скрижали, регламентирующей поведение людей во всех мелочах. Жизнь полностью рационализирована. Люди полностью лишены прав на семью, личную жизнь.
Самое страшное в том, что даже такое святое понятие, как любовь, низведено до уровня удовлетворения физиологических потребностей: «Я бы так хотела сегодня прийти к вам, опустить шторы. Именно сегодня, сейчас…».
Но автор-повествователь отмечает: «Ну что я мог ей сказать? Она была у меня только вчера и не хуже меня знает, что наш ближайший сексуальный день только послезавтра».
Итак, здесь даже любовь – по строжайшему расписанию, которое составляет руководитель Государства – Благодетель.
Его власть абсолютна и безоговорочна. Он единственное существо, имеющее право на обдумывание и принятие решений. От личного желания человека здесь ничего не зависит. Да и вообще здесь нет такого понятия, как “личность”.
Жители города не ропщут. Они живут только по строжайшим законам разума, логики. Так, автор–повествователь ловит себя на мысли, что невольно залюбовался весной: «Весна. Из-за Зеленой Стены, с диких невидимых равнин, ветер несет желтую медовую пыль каких-то цветов.
От этой сладкой пыли сохнут губы – ежеминутно проводишь по ним языком – и, должно быть, сладкие губы у всех встречных женщин (и мужчин тоже, конечно)». И ту же обрывает себя: «Это несколько мешает логически мыслить».
А что же зазорного в том, чтобы полюбоваться весной? Почему во всем и всегда должна быть логика?
А какую природу предпочитают жители Единого Государства? Безупречную, со строгими линиями, классическими канонами, такую, которая не отвлекает от логического мышления, не дает быть романтиком.
Страшно боятся эти люди романтики: «Но зато небо! Синее, не испорченное ни единым облаком (до чего были дики вкусы у древних, если их поэтов могли вдохновлять эти нелепые, безалаберные, глупо толкущиеся кучи пара).
Я люблю – уверен, не ошибусь, если скажу: мы любим только такое вот, стремительное, безукоризненное небо…»
В Едином Государстве существует единый строгий режим: все в одно время встают, одинаково питаются (причем пища-то – искусственная), одновременно начинают и заканчивают работу. Они носят одинаковую одежду – униформу, их невозможно отличить друг от друга.
Люди разучились фантазировать и индивидуально мыслить, даже любовь у них (точнее – сексуальные отношения) определяется табелем сексуальных дней.
Но жители государства воспринимают эту казарменную жизнь как должное, не ропщут: «А это разве не абсурд, что государство (оно смело называть себя государством!) могло оставить без всякого контроля сексуальную жизнь.
Кто, когда и сколько хотел… Совершенно ненаучно, как звери…»
За каждым человеком в государстве ведется строжайший контроль, здесь действует тайная полиция под названием «хранители».
В романе раскрыта порочность мечты социалистов: насытить людей только хлебом, обеспечить теплом и одеждой, лишив самого важного – свободы и души.
Д-503 полюбил, нарушив этим строжайшее табу: любовь – романтика, глупость, потому отвлекает от работы, труда. И возвращение души обернулось для Д-503 катастрофой.
Он взглянул на столь привычный для него, регламентированный, мир совершенно новыми глазами, пережил подлинное счастье.
Однако за это ему пришлось заплатить предательством и операцией, после которой он навсегда потерял способность чувствовать.
Публикация романа «Мы» за границей вызвала ожесточенную травлю писателя в родной стране. Сбылись самые мрачные опасения Замятина, высказанные им еще в 1921 году в статье «Я боюсь».
Он писал: «Я боюсь, что настоящей литературы у нас не будет, пока мы не излечимся от какого-то нового католицизма, который не меньше старого опасается всякого еретического слова.
А если неизлечима эта болезнь – я боюсь, что у русской литературы одно только будущее: ее прошлое».
Антиутопия «Мы» рисовала образ нежелательного будущего. Она предупреждала об опасности распространения казарменного коммунизма, уничтожающего во имя анонимной, слепой коллективности личность, разнообразие индивидуальностей, богатство социальных и культурных связей.
Источник: https://reshebnik5-11.ru/sochineniya/zamyatin-e-i/3976-obshchestvo-budushchego-v-romane-e-i-zamyatina-my
Личность и государство в романе Е.И. Замятина “Мы” (стр. 2 из 5)
Отрекаясь от дня сегодняшнего, революционные романтики создавали идеальную модель дня завтрашнего. Замятин моделирует будущее, опираясь на сущностные черты настоящего.
О каком будущем может мечтать человек, перед которым настоящее поставило единственную задачу – физически выжить; который лицом к лицу столкнулся с угрозой голодной смерти, физической расправы? На этот вопрос Замятин отвечает книгой, в которой вопреки всем утопическим концепциям современной ему советской литературы создаёт модель мира будущего, в котором решены все материальные проблемы. Человек в этом мире не знает ни страха, ни голода, ни холода. Там торжествует плоть, а «равенство всеобщей сытости» достигнуто путём устранения индивидуальной свободы. И не случайно страна, изображённая в романе «Мы», обнесена Зелёной Стеной. Страна искусственного счастья напоминает замкнутый, отгороженный от всей вселенной остров. Общество, изображённое в романе, достигло материального совершенства и остановилось в своём развитии, погрузившись в состояние духовной и социальной энтропии.
В романе «Мы» писатель стремится рассказать о так называемой «конвергенции», то есть о смешении систем в один «технократический котёл».
Здесь выявляется борьба двух полярных начал: за человека или против него; гуманизм или фанатизм, исходящий из того, что люди, народ нуждаются в жестоком пастыре.
Неважно, кто он – обожествлённый тиран или свирепый творец всего сущего; важно, чтобы человека можно было бы загнать в раба, в муравья, в обезличенный «нумер».
Одна из главных мысль о том, что происходит с человеком, государством, обществом, цивилизацией, когда они, поклонясь абстрактно – разумному бытию, книжным, теоритически сконструированным идеалам, добровольно отказываются от свободы личного самоосуществления и ставят знак равенства между несвободой и коллективным счастьем.
При таком историческом «выборе» цивилизация, укореняющаяся в несвободном обществе, неизбежно оказывается технотронной, машинизированной, бездуховной; люди превращаются в простой придаток машины, в продолжение громадного централизованного механизма государственного управления.
Перед глазами идеологически оболваненного Д – 503 предстаёт символическая картина идеального общественного устройства, восхищающая его эстетически и нравственно.
Таким образом, при всей непохожести замятинских произведений неизменным остаётся создаваемое автором замкнутое художественное пространство. Это пространство служит писателю моделью современного ему мира. Положение человека в этом мире определяется его способностью или неспособностью преодолеть замкнутость, победить в себе звериное, утробное, вырваться на просторы свободного духа.
2) Облик и принципы Единого Государства.
Действие романа, перенесённое на несколько столетий вперёд, происходит в некоем Едином Государстве, укрытом от «дикого» пространства Зелёной Стеной, отлитой из «самого незыблемого, вечного стекла», в момент, когда жителям фантастического города предстоит выйти за пределы своего пространства и «благодетельному игу разума подчинить неведомые существа, обитающие на иных планетах».
Мотив стекла символизирует парадоксальное сочетание вынужденной «публичности» существования, жизни с разъединённостью людей, так как стекло не только открывает глазу жизнь другого, но и служит невидимой границей, преградой – кажущаяся доступность взгляду не означает родства, даже простого знакомства. Со стеклом связано представление о хрупкости и непрочности – ещё одно напоминание об искусственности, рукотворности Единого Государства. Хрупкость мотивирует мотивы упрощения: нумер, вместо имени, серо-голубая юнифа в качестве одежды для всех, прогулки в шеренгах, любовь по розовым талонам – таково гротескное выражение идеи упрощения, на основе которого оказывается возможной организация, с помощью которой «стеклянный» – хрупкий, искусственный – мир защищает себя от гибели, подобно тому, как это делает, согласно версии русской литературы, «самый уменьшенный» город русской истории.
Уже на первых страницах романа Е. Замятин создаёт модель идеального, с точки зрения утопистов, государства, где найдена долгожданная гармония общественного и личного, где все граждане обрели наконец желаемое счастье.
«Как всегда, Музыкальный Завод всеми своими трубами пел Марш Единого Государства. Мерными рядами, по четыре, восторженно отбивая такт, шли нумера – сотни, тысячи нумеров, в голубоватых юнифах, с золотыми бляхами на груди – государственный нумер каждого и каждой. И я – мы, четверо, – одна из бесчисленных волн в этом могучем потоке».
Отметим, что в вымышленной стране, созданной воображением Замятина, живут не люди, а нумера, лишенные имен, облаченные в юнифы (то есть униформу). Внешне схожие, они ничем не отличаются друг от друга и внутренне. Неслучайно с такой гордостью восклицает герой, восхищаясь прозрачностью жилищ: «Нам нечего скрывать друг от друга».
«Мы счастливейшее среднее арифметическое», – вторит ему другой герой, государственный поэт R-13. Одинаковостью, механичностью отличается вся их жизнедеятельность, предписанная Часовой Скрижалью. Это характерные черты изображенного мира.
Лишить возможности изо дня в день выполнять одни и те же функции значит лишить счастья, обречь на страдания, о чем свидетельствует история «О трех отпущенниках».
В Едином Государстве воцарилось всеобщее «математически безошибочное счастье». Его обеспечивает само Единое Государство. Но счастье, которое оно даёт людям, – лишь материальное, а главное – в общих, одинаковых и обязательных для всех формах.
Каждый получает сытость, покой, занятие по способностям, полное удовлетворение всех физических потребностей – и ради этого должен отказаться от всего, что отличает его от других: от живых чувств, собственных стремлений, естественных привязанностей и собственных побуждений. Словом от собственной личности.
Само понятие «человек» заменено понятием «нумера», и золотые бляхи с присвоенными номерами каждый носит на груди. Человеческая жизнь перестала быть высшей ценностью, о чём свидетельствует также эпизод испытания Интеграла: десять нумеров, погибших при испытании, повествователь называет бесконечно малой третьего порядка. Материальные проблемы были решены в ходе Двухсотлетней войны.
Победа над голодом одержана за счет гибели 0,8 населения. Но победа в Двухсотлетней войне имеет еще одно важное значение. Город побеждает деревню, и человек полностью отчуждается от матери-земли, довольствуясь теперь нефтяной пищей.
Что касается духовных запросов, то государство пошло не по пути их удовлетворения, а по пути их подавления, ограничения, строгой регламентации. Первым шагом было введение сексуального закона, который свёл великое чувство человеческой любви к «приятно – полезной функции организма».
Сведя любовь к чистой физиологии, Единое Государство лишило человека личных привязанностей, чувства родства, ибо всякие прочные связи, кроме связи с Единым Государством, преступны. Несмотря на кажущуюся монолитность, нумера абсолютно разобщены, отчуждены друг от друга, а потому легко управляемы.
Большую роль в создании иллюзии счастья играет Зелёная Стена. Человека легче убедить, что он счастлив, оградив его от всего мира, не давая соприкасаться с иными формами жизни, отняв возможность сравнивать и анализировать. Государство подчинило себе не только пространство, но и время каждого нумера, создав Часовую Скрижаль.
Оно отняло у своих граждан способность к интеллектуальному и художественному творчеству, заменив его Единой Государственной Наукой, механической музыкой и государственной поэзией. Стихия творчества насильственно приручена и поставлена на службу обществу.
Стоит обратить внимание на названия поэтических книг, свидетельствующие об утилитарности искусства в этом мире: «Цветы судебных приговоров», трагедия «Опоздавший на работу», «Стансы о половой гигиене». Однако даже решив все эти проблемы, Единое Государство не чувствует себя в полной безопасности.
Не случайно же в этой стране создана целая система подавления инакомыслия. Это и Бюро Хранителей, Операционное Бюро с его чудовищным Газовым Колоколом, и Великая Операция, и доносительство, возведённое в ранг добродетели.
Насилие над личностью вызывает у людей не естественную болевую реакцию, а восторг. Это объясняется тем , что у Единого Государства есть оружие пострашнее Газового Колокола. И оружие это – слово. Именно слово может не только подчинить человека чужой воле, но и сформировать особый тип сознания, оправдать насилие и рабство, заставить человека поверить, что несвобода – это и есть счастье.
Подтверждение идеям Единого Государства звучит и в словах R-13. Он находит его в религии древних, то есть в Христианстве, истолковывая его по-своему: «Тем двум в раю – был предоставлен выбор: или счастье без свободы – или свобода без счастья; третьего не дано.
Они, олухи, выбрали свободу – и что же: понятно – потом века тосковали об оковах. И только мы снова догадались, как вернуть счастье… Благодетель, Машина, Куб, Газовый Колокол, Хранители – все это добро, все это величественно, прекрасно, благородно, возвышенно, кристально-чисто.
Потому что это охраняет нашу несвободу – то есть наше счастье».
На первой странице романа появляется образ, который станет в нём центральным и обретёт особый символический смысл. Это образ Интеграла. Интеграл – важная деталь, принадлежащая научно – фантастическому плану замятинского произведения.
Это космический снаряд, способный вырваться за пределы околоземной атмосферы, достичь иных миров, принести туда Благую весть о существовании Единого Государства и с помощью абсолютного знания, каким обладает этот рукотворный рай, пересоздать, «интегрировать» Вселенную, которая пока пребывает в состоянии «дикой свободы».
«Вам предстоит благодетельному игу разума подчинить неведомые существа, обитающие на иных планетах – быть может, ещё в диком состоянии свободы. Если они не поймут, что мы несём им математически безошибочное счастье, наш долг заставить их быть счастливыми».
«Газетная литература» далёкого и мрачного будущего слово в слово воссоздаёт лозунги первых лет революции – о победе мировой Революции, о распространении диктатуры пролетариата и социализма на всё или хотя бы близлежащие государства, о торжестве братства, труда и свободы…
Было и такое: «Железной рукой загоним человечество в счастливое будущее!» Именно вокруг Интеграла завязываются основные события, выстраивается любовный, авантюрный, психологический сюжеты романа.
Источник: https://MirZnanii.com/a/354215-2/lichnost-i-gosudarstvo-v-romane-ei-zamyatina-my-2
Загрузка...
