Вечные вопросы в стихотворениях державина: анализ оды «к фелице»

Анализ стихотворения Державина «К фелице» Помощь по литературе

В 1782 году еще не очень известный поэт Державин написал оду, посвященную «киргиз-кайсацкой царевне Фелице». Ода так и называлась «К Фелице». Трудная жизнь многому научила поэта, он умел быть осторожным.

Ода прославляла простоту и гуманность обхождения с людьми императрицы Екатерины II и мудрость ее правления. Но одновременно обычным, а то и грубоватым разговорным языком она повествовала о роскошных забавах, о праздности слуг и придворных Фелицы, о «мурзах», которые отнюдь не достойны своей правительницы.

В мурзах прозрачно угадывались фавориты Екатерины, и Державин, желая, чтобы ода в руки императрицы поскорее попала, одновременно этого и опасался. Как самодержица посмотрит на его смелую выходку: насмешку над ее любимцами! Но в конце концов ода оказалась на столе Екатерины, и та пришла от нее в восторг.

Мемуаристы пишут, что, призвав к себе поэта, императрица щедро его наградила: подарила золотую табакерку, наполненную золотыми червонцами.

К Державину пришла известность. Новый литературный журнал «Собеседник Любителей Российского Слова», который редактировала подруга императрицы княгиня Дашкова, а печаталась в нем сама Екатерина, открывался одой «К Фелице». О Державине заговорили, он стал знаменитостью.

Только ли в удачном и смелом посвящении оды императрице было дело? Конечно же, нет! Читающую публику и собратьев по перу поразила сама форма произведения. Поэтическая речь «высокого» одического жанра звучала без экзальтации и напряженности. Живая, образная, насмешливая речь человека, хорошо понимающего, как устроена реальная жизнь.

Об императрице, конечно же, говорилось похвально, но тоже не высокопарно. И, пожалуй, впервые в истории русской поэзии как о простой женщине, не небожителе:

Мурзам твоим не подражая,

Почасту ходишь ты пешком,

И пища самая простая

Бывает за твоим столом.

Усиливая впечатление простоты и естественности, Державин отваживается на смелые сопоставления:

Подобно в карты не играешь,

Как я, от утра до утра.

И, больше того, фривольничает, вводя в оду неприличные по светским нормам того времени детали и сценки. Вот как, например, проводит свой день придворный-мурза, празднолюбец и безбожник:

Иль, сидя дома, я прокажу,

Играя в дураки с женой;

То с ней на голубятню лажу,

То в… жмурки резвимся порой,

То в свайку с нею веселюся,

То ею в голове ищуся;

То в книгах рыться я люблю,

Мой ум и сердце просвещаю:

Полкана и Бову читаю,

Над Библией, зевая, сплю.

Произведение было наполнено веселыми, а нередко и язвительными намеками. На любящего плотно поесть и хорошо выпить Потемкина («Шампанским вафли запиваю / И все на свете забываю»). На кичащегося пышными выездами Орлова («великолепным цугом в карете англинской, златой»).

В его стихотворном «Письме к творцу оды, сочиненной в похвалу Фелицы, царевны Киргизкайсацкой» есть строки:

Признаться, видно, что из моды

Уж вывелись парящи оды;

Ты простотой умел себя средь нас вознесть.

Императрица приблизила к себе Державина. Помня о «бойцовских» свойствах его натуры и неподкупной честности, отправляла на различные ревизии, заканчивающиеся, как правило, шумным возмущением проверяемых. Поэт назначался губернатором Олонецкой, затем Тамбовской губернии.

Но долго не удерживался: слишком рьяно и властно расправлялся с местными чиновниками. В Тамбове дело зашло так далеко, что наместник края Гудович подал в 1789 году жалобу императрице на «самоуправство» не считающегося ни с кем и ни с чем губернатора. Дело было передано в Сенатский суд.

И хотя поэта оправдали, он остался без должности и без расположения государыни. Рассчитывать можно было вновь лишь на себя самого: на предприимчивость, даровитость и удачу. И не падать духом.

В составленных уже в конце жизни автобиографических «Записках», в которых поэт говорит о себе в третьем лице, он признается: «Не оставалось другого средства, как прибегнуть к своему таланту; вследствие чего написал он оду «Изображение Фелицы» и к 22-му числу сентября, то есть ко дню коронования императрицы, передал ее ко двору Императрица, прочетши оную, приказала любимцу своему (имеется в виду Зубов, фаворит Екатерины, — Л. Д.) на другой день пригласить автора к нему ужинать и всегда принимать его в свою беседу».

Источник: https://pomosh-po-literatyre.imysite.ru/6428_analiz_stihotvoreniya_derzhavina_171_k_felice_187.htm

Композиция, идеи и образы оды Державина «Фелица»



Обратная связь

ПОЗНАВАТЕЛЬНОЕ

Сила воли ведет к действию, а позитивные действия формируют позитивное отношение

Как определить диапазон голоса – ваш вокал

Как цель узнает о ваших желаниях прежде, чем вы начнете действовать. Как компании прогнозируют привычки и манипулируют ими

Целительная привычка

Как самому избавиться от обидчивости

Противоречивые взгляды на качества, присущие мужчинам

Тренинг уверенности в себе

Вкуснейший “Салат из свеклы с чесноком”

Натюрморт и его изобразительные возможности

Применение, как принимать мумие? Мумие для волос, лица, при переломах, при кровотечении и т.д.

Как научиться брать на себя ответственность

Зачем нужны границы в отношениях с детьми?

Световозвращающие элементы на детской одежде

Как победить свой возраст? Восемь уникальных способов, которые помогут достичь долголетия

Как слышать голос Бога

Классификация ожирения по ИМТ (ВОЗ)

Глава 3. Завет мужчины с женщиной

Отёска стен и прирубка косяков – Когда на доме не достаёт окон и дверей, красивое высокое крыльцо ещё только в воображении, приходится подниматься с улицы в дом по трапу.

Дифференциальные уравнения второго порядка (модель рынка с прогнозируемыми ценами) – В простых моделях рынка спрос и предложение обычно полагают зависящими только от текущей цены на товар.

Гражданские оды Державина адресованы лицам, наделенным большой политической властью: монархам, вельможам. Их пафос не только хвалебный, но и обличительный, вследствие чего некоторые из них Белинский называет сатирическими. К лучшим из этого цикла принадлежит «Фелица», посвященная Екатерине II.

Сам образ Фелицы, мудрой и добродетельной киргизской царевны, взят Державиным из «Сказки о царевиче Хлоре», написанной Екатериной II. Ода была напечатана в 1783 г. в журнале «Собеседник любителей российского слова» и имела шумный успех. Известный до этого лишь узкому кругу друзей, Державин сделался самым популярным поэтом в России.

«Фелица» продолжает традицию похвальных од Ломоносова и вместе с тем резко отличается от них новой трактовкой образа просвещенного монарха. Ода «Фелица» написана в конце XVIII в. Она отражает новый этап просветительства в России. Просветители видят теперь в монархе человека, которому общество поручило заботу о благе граждан.

Поэтому право быть монархом налагает на правителя многочисленные обязанности по отношению к народу. На первом месте среда них стоит законодательство, от которого, по мнению просветителей, прежде всего, зависит судьба подданных. И державинская Фелица, выступает как милостивая монархиня-законодательница.

Возникает вопрос, какими фактами располагал Державин, на что он опирался при создании образа своей Фелицы — Екатерины, которую лично в эти годы еще не знал. Основным источником этого образа был обширный документ, написанный самой Екатериной II, — «Наказ комиссии о составлении проекта нового Уложения».

Новаторство Державина проявилось в «Фелице» не только в трактовке образа просвещенного монарха, но и в смелом соединении хвалебного и обличительного начал, оды и сатиры. Таких произведений предшествующая литература не знала, поскольку правила классицизма четко разграничивали эти явления.

Идеальному образу Фелицы противопоставлены нерадивые вельможи (в оде они названы «мурзами»). В «Фелице» изображены самые влиятельные при дворе лица: князь Г. А. Потемкин, графы Орловы, граф П. И. Панин, князь А. А. Вяземский.

ФЕЛИЦА

Богоподобная царевна

Киргиз-Кайсацкия орды!

Которой мудрость несравненна

Открыла верные следы

Царевичу младому Хлору

Взойти на ту высоку гору,

Где роза без шипов растет,

Где добродетель обитает, —

Она мой дух и ум пленяет,

Подай найти ее совет.

Подай, Фелица! наставленье:

Как пышно и правдиво жить,

Как укрощать страстей волненье

И счастливым на свете быть?

Меня твой голос возбуждает,

Меня твой сын препровождает;

Но им последовать я слаб.

Мятясь житейской суетою,

Сегодня властвую собою,

А завтра прихотям я раб.

Мурзам твоим не подражая,

Почасту ходишь ты пешком,

И пища самая простая

Бывает за твоим столом;

Не дорожа твоим покоем,

Читаешь, пишешь пред налоем

И всем из твоего пера

Блаженство смертным проливаешь;

Подобно в карты не играешь,

Как я, от утра до утра.

Не слишком любишь маскарады,

А в клоб не ступишь и ногой;

Храня обычаи, обряды,

Не донкишотствуешь собой;

Коня парнасска не седлаешь,

К духам— в собранье не въезжаешь,

Не ходишь с трона на Восток;

Но кротости ходя стезею,

Благотворящею душою,

Полезных дней проводишь ток.

А я, проспавши до полудни,

Курю табак и кофе пью;

Преобращая в праздник будни,

Кружу в химерах мысль мою:

То плен от персов похищаю,

То стрелы к туркам обращаю;

То, возмечтав, что я султан,

Вселенну устрашаю взглядом;

То вдруг, прельщаяся нарядом,

Скачу к портному по кафтан.

Или в пиру я пребогатом,

Где праздник для меня дают,

Где блещет стол сребром и златом,

Где тысячи различных блюд;

Там славный окорок вестфальской,

Там звенья рыбы астраханской,

Там плов и пироги стоят,

Шампанским вафли запиваю;

И всё на свете забываю

Средь вин, сластей и аромат.

Или средь рощицы прекрасной

В беседке, где фонтан шумит,

При звоне арфы сладкогласной,

Где ветерок едва дышит,

Где всё мне роскошь представляет,

К утехам мысли уловляет,

Томит и оживляет кровь;

На бархатном диване лежа,

Младой девицы чувства нежа,

Вливаю в сердце ей любовь.

Или великолепным цугом

В карете английской, златой,

С собакой, шутом или другом,

Или с красавицей какой

Я под качелями гуляю;

В шинки пить меду заезжаю;

Или, как то наскучит мне,

По склонности моей к премене,

Имея шапку набекрене,

Лечу на резвом бегуне.

Или музыкой и певцами,

Органом и волынкой вдруг,

Или кулачными бойцами

И пляской веселю мой дух;

Или, о всех делах заботу

Оставя, езжу на охоту

И забавляюсь лаем псов;

Или над невскими брегами

Я тешусь по ночам рогами

И греблей удалых гребцов.

Иль, сидя дома, я прокажу,

Играя в дураки с женой;

То с ней на голубятню лажу,

То в жмурки резвимся порой;

То в свайку с нею веселюся,

То ею в голове ищуся;

То в книгах рыться я люблю,

Мой ум и сердце просвещаю,

Полкана и Бову читаю;

За библией, зевая, сплю.

Таков, Фелица, я развратен!

Но на меня весь свет похож.

Кто сколько мудростью ни знатен,

Но всякий человек есть ложь.

Не ходим света мы путями,

Бежим разврата за мечтами.

Между лентяем и брюзгой,

Между тщеславья и пороком

Нашел кто разве ненароком

Путь добродетели прямой.

Нашел, — но льзя ль не заблуждаться

Нам, слабым смертным, в сем пути,

Где сам рассудок спотыкаться

И должен вслед страстям идти;

Где нам ученые невежды,

Как мгла у путников, тмят вежды?

Везде соблазн и лесть живет,

Пашей всех роскошь угнетает. —

Где ж добродетель обитает?

Где роза без шипов растет?

Тебе единой лишь пристойно,

Царевна! свет из тьмы творить;

Деля Хаос на сферы стройно,

Союзом целость их крепить;

Из разногласия согласье

И из страстей свирепых счастье

Ты можешь только созидать.

Так кормщик, через понт плывущий,

Ловя под парус ветр ревущий,

Умеет судном управлять.

Едина ты лишь не обидишь,

Не оскорбляешь никого,

Дурачествы сквозь пальцы видишь,

Лишь зла не терпишь одного;

Проступки снисхожденьем правишь,

Как волк овец, людей не давишь,

Ты знаешь прямо цену их.

Царей они подвластны воле, —

Но богу правосудну боле,

Живущему в законах их.

Ты здраво о заслугах мыслишь,

Достойным воздаешь ты честь,

Пророком ты того не числишь,

Кто только рифмы может плесть,

А что сия ума забава

Калифов добрых честь и слава.

Снисходишь ты на лирный лад;

Поэзия тебе любезна,

Приятна, сладостна, полезна,

Как летом вкусный лимонад.

Слух идет о твоих поступках,

Что ты нимало не горда;

Любезна и в делах и в шутках,

Приятна в дружбе и тверда;

Что ты в напастях равнодушна,

А в славе так великодушна,

Что отреклась и мудрой слыть.

Еще же говорят неложно,

Что будто завсегда возможно

Тебе и правду говорить.

Неслыханное также дело,

Достойное тебя! одной,

Что будто ты народу смело

О всем, и въявь и под рукой,

И знать и мыслить позволяешь,

И о себе не запрещаешь

И быль и небыль говорить;

Что будто самым крокодилам,

Твоих всех милостей зоилам

Всегда склоняешься простить.

Стремятся слез приятных реки

Из глубины души моей.

О! коль счастливы человеки

Там должны быть судьбой своей,

Где ангел кроткий, ангел мирный,

Сокрытый в светлости порфирной,

С небес ниспослан скиптр носить!

Там можно пошептать в беседах

И, казни не боясь, в обедах

За здравие царей не пить.

Там с именем Фелицы можно

В строке описку поскоблить,

Или портрет неосторожно

Ее на землю уронить,

Там свадеб шутовских не парят,

В ледовых банях их не жарят,

Не щелкают в усы вельмож;

Князья наседками не клохчут,

Любимцы въявь им не хохочут

И сажей не марают рож.

Ты ведаешь, Фелица! Правы

И человеков и царей;

Когда ты просвещаешь нравы,

Ты не дурачишь так людей;

В твои от дел отдохновеньи

Ты пишешь в сказках поученьи,

И Хлору в азбуке твердишь:

«Не делай ничего худого,

И самого сатира злого

Лжецом презренным сотворишь».

Стыдишься слыть ты тем великой,

Чтоб страшной, нелюбимой быть;

Медведице прилично дикой

Животных рвать и кровь их пить.

Без крайнего в горячке бедства

Тому ланцетов нужны ль средства,

Без них кто обойтися мог?

И славно ль быть тому тираном,

Великим в зверстве Тамерланом,

Кто благостью велик, как бог?

Фелицы слава, слава бога,

Который брани усмирил;

Который сира и убога

Покрыл, одел и накормил;

Который оком лучезарным

Шутам, трусам, неблагодарным

И праведным свой свет дарит;

Равно всех смертных просвещает,

Больных покоит, исцеляет,

Добро лишь для добра творит.

Который даровал свободу

В чужие области скакать,

Позволил своему народу

Сребра и золота искать;

Который воду разрешает,

И лес рубить не запрещает;

Велит и ткать, и прясть, и шить;

Развязывая ум и руки,

Велит любить торги, науки

И счастье дома находить;

Которого закон, десница

Дают и милости и суд. —

Вещай, премудрая Фелица!

Где отличен от честных плут?

Где старость по миру не бродит?

Заслуга хлеб себе находит?

Где месть не гонит никого?

Где совесть с правдой обитают?

Где добродетели сияют?

У трона разве твоего!

Но где твой трон сияет в мире?

Где, ветвь небесная, цветешь?

В Багдаде, Смирне, Кашемире?

Послушай, где ты ни живешь, —

Хвалы мои тебе приметя,

Не мни, чтоб шапки иль бешметя

За них я от тебя желал.

Почувствовать добра приятство

Такое есть души богатство,

Какого Крез не собирал.

Прошу великого пророка,

Да праха ног твоих коснусь,

Да слов твоих сладчайша тока

И лицезренья наслаждусь!

Небесные прошу я силы,

Да, их простря сафирны крылы,

Невидимо тебя хранят

От всех болезней, зол и скуки;

Да дел твоих в потомстве звуки,

Как в небе звезды, возблестят.

Источник: https://megapredmet.ru/1-31139.html

Художественное своеобразие оды Гавриила Державина Фелица

В последней трети XVIII века в поэзии, как и в драматургии, произошли большие изменения. Дальнейшее развитие поэзии не могло происходить без изменения, нарушения, а затем и разрушения привычных старых форм. Эти нарушения стали допускать сами писатели-классицисты: Ломоносов, Сумароков, Майков, а позднее — Херасков и молодые поэты из его окружения.

Но настоящий бунт в мире жанров совершил Державин. Поэт, познав истинную природу как мир многозвучный и многоцветный, находящийся в вечном движении и изменениях, безгранично раздвинул рамки поэтического. Одновременно главными врагами Державина были все те, кто забывал «общественное благо», интересы народа, предавшись сибаритству при дворе.

Значительное расширение объекта поэзии требовало новых форм выражения. Этот поиск Державин начал с изменения устоявшейся жанровой системы классицизма.

Непосредственное «разрушение» жанра торжественной оды Державин начал своей «Фелицей», соединив в ней похвалу с сатирой.

Ода «Фелица» была создана в 1782 году в Петербурге. Друзья, которым Державин прочитал ее, вынесли произведению неумолимый приговор: ода превосходна, но напечатать ее невозможно из-за неканонического изображения императрицы и сатирических портретов екатерининских вельмож, легко узнаваемых современниками.

Державин со вздохом положил оду в ящик бюро, где она пролежала около года. Как-то, разбирая бумаги, он выложил рукопись на стол, где ее увидел поэт Осип Козодавлев. Он выпросил рукопись почитать, клятвенно заверив, что никому не покажет стихов. Спустя несколько дней известный вельможа и любитель словесности И.И.

Шувалов в большой тревоге прислал за Державиным, сообщив, что его стихи требует к себе для прочтения светлейший князь Потемкин. «Какие стихи? -удивился поэт. — «Мурзы к Фелице». — «Как вы их знаете?» — «Господин Козодавлев по дружбе дал мне их».

— «Но как князь Потемкин их узнал?» — «Вчера у меня обедала компания господ, как то: граф Безбородко, граф Завадовский, Стрекалов и прочие любящие литературу; при разговоре, что у нас нет еще легкого и приятного стихотворства, я прочел им ваше творение».

Кто-то из гостей, как полагал Шувалов, желая угодить князю Потемкину, тут же донес об этих стихах фавориту императрицы.

Весной 1783 года Президент Российской академии Екатерина Дашкова в журнале «Собеседник любителей российского слова» по рекомендации Козодавлева без ведома автора анонимно напечатала оду «Фелица». Дашкова преподнесла первый номер журнала императрице Екатерине П.

Та, прочитав оду, растрогалась до слез и стала интересоваться автором произведения. «Не опасайтесь, -говорила она Дашковой, — я только вас спрашиваю об том, кто бы меня так близко знал, который умел так приятно описать, что, ты видишь, я как дура плачу».

Княгиня открыла имя поэта и поведала о нем много хорошего. Через некоторое время Державин получил по почте конверт, в котором лежали золотая табакерка, обсыпанная бриллиантами, и пятьсот золотых рублей. Вскоре поэт был представлен императрице и облагодетельствован ею.

Ода «Фелица» — произведение новаторское, смелое по мысли и форме. Оно включает в себя высокое, одическое, и низкое, иронико-сатирическое.

В отличие от од Ломоносова, где объектом изображения было лирическое состояние поэта, для которого государственные, национальные интересы слились с личными, ода Державина сделала объектом поэтизации «человека на троне» — Екатерину II, ее государственные дела и добродетели. «Фелица» близка дружескому литературному посланию, похвальному слову и одновременно — стихотворной сатире.

Поэт включил в оду литературный портрет императрицы, носящий нравственно-психологический, идеализированный характер. Державин пытается раскрыть внутренний мир героини, ее нравы и привычки через описание поступков и распоряжений Екатерины II, ее государственных деяний:

Мурзам твоим не подражая,

Почасту ходишь ты пешком,

И пища самая простая

Бывает за твоим столом;

Не дорожа твоим покоем,

Читаешь, пишешь пред налоем

И всем из твоего пера

Блаженство смертным проливаешь…

Поэт подчеркивает важнейшие, с его точки зрения, черты просвещенной монархини: ее демократизм, простоту, неприхотливость, скромность, приветливость в сочетании с выдающимся умом и талантом государственного деятеля. Высокому образу царицы поэт противопоставляет иронический портрет ее царедворца.

Это собирательный образ, включающий в себя черты ближайших сподвижников Екатерины II: светлейшего князя Григория Потемкина, который, несмотря на широту души и блестящий ум, отличается прихотливым и капризным нравом; фаворитов императрицы Алексея и Григория Орловых, гвардейцев-гуляк, любителей кулачных боев и конских скачек; канцлера Никиты и фельдмаршала Петра Паниных, страстных охотников, забывших ради любимого развлечения дела государственной службы; Семена Нарышкина, егермейстера императорского дворца и известного меломана, который первым завел у себя оркестр роговой музыки; генерал-прокурора Александра Вяземского, любившего на досуге наслаждаться чтением лубочных повестей, и …Гаврилы Романовича Державина. Русский поэт, ставший к тому времени статским советником, не выделял себя из этой вельможной сферы, а наоборот, подчеркивал свою причастность к кругу избранных:

Таков, Фелица, я развратен!

Но на меня весь свет похож.

Позднее, защищаясь от упреков в том, что он создал злую сатиру на известных и почтенных царедворцев, Державин писал: «Обыкновенные людские слабости в оде Фелице оборотил я собственно на меня самого… добродетели царевны противоположил моим глупостям».

Поэт, посмеиваясь над причудами приближенных императрицы, не чужд присущего им эпикурейского отношения к жизни. Он не осуждает их человеческие слабости и пороки, ибо понимает, что Екатерина II окружила себя людьми, чей талант служит процветанию государства Российского.

Державину лестно видеть себя в этой компании, он с гордостью носит звание екатерининского вельможи.

Поэт воспевает прекрасную Природу и живущего в гармонии с ней Человека. Картины пейзажа напоминают сцены, изображенные на гобеленах, украшающих салоны и гостиные петербургской знати. Не случайно автор, увлекавшийся рисованием, писал, что «поэзия не что иное есть как говорящая живопись».

Рисуя портреты важных сановников, Державин использует приемы литературного анекдота. В XVIII веке под анекдотом понимали художественно обработанный рассказ фольклорного содержания об известном историческом лице или событии, имеющий сатирическое звучание и поучительный характер. Анекдотический характер обретает под пером Державина портрет Алексея Орлова:

Или музыкой и певцами,

Органом и волынкой вдруг,

Или кулачными боями

И пляской веселю мой дух;

Или, о всех делах заботу

Оставя, езжу на охоту

И забавляюсь лаем псов…

То в книгах рыться я люблю,

Мой ум и сердце просветлю,

Полкана и Бову читаю;

За Библией, зевая, сплю.

Хотя ирония Державина была мягкой и беззлобной, Вяземский не мог простить поэта: он «привязывался во всяком случае к нему, не токмо насмехался, но и почти ругал, проповедуя, что стихотворцы не способны ни к какому делу».

Элементы сатиры появляются в оде там, где речь идет о времени правления Анны Иоанновны. С негодованием напоминал поэт, как родовитого князя Михаила Голицына по прихоти императрицы женили на старой уродливой карлице и сделали придворным шутом.

В этой же унизительной должности находились представители знатных русских фамилий — князь Н. Волконский и граф А. Апраксин.

«Сии шуты, — свидетельствует Державин, -в то время, когда императрица слушала в церкви обедню, «саживались в лукошки в той комнате, через которую ей из церкви во внутренние покои проходить должно было, и кудахтали, как наседки; прочие же все тому, надрываясь, смеялись».

Попрание человеческого достоинства во все времена, по мысли поэта, — величайший грех. Поучение, содержащееся в сатире, адресовано как читателю, так и главной героине оды.

Поэт, создавая идеальный образ просвещенной монархини, настаивал, что она обязана соблюдать законы, быть милосердной, защищать «слабых» и «убогих».

Через всю оду проходят образы и мотивы «Сказки о царевиче Хлоре», сочиненной для внука императрицей. Начинается ода с пересказа сюжета сказки, в основной части появляются образы Фелицы, Лентяя, Брюзги, Мурзы, Хлора, Розы без шипов; финальной части присущ восточный колорит. Завершается ода, как и положено, похвалой императрице:

Прошу великого пророка,

Да праха ног твоих коснусь,

Да слов твоих сладчайших тока

И лицезренья наслажусь!

Небесные прошу я силы,

Да их простря сапфирны крыла,

Невидимо тебя хранят

От всех болезней, зол и скуки;

Да дел твоих в потомстве звуки,

Как в небе звезды, возблестят.

Тема и образ Екатерины П в поэзии Державина не ограничиваются только Фелицей; императрице он посвящает стихотворения «Благодарность Фелице», «Видение Мурзы», «Изображение Фелицы», «Памятник» и другие. Однако именно ода «Фелица» стала «визитной карточкой» Державина, именно это произведение В. Г.

Несмотря на значительную величину, эта ода проникнута внутренним единством мысли, от начала до конца выдержана в тоне».

Источник: https://globuss24.ru/doc/hudozestvennoe-svoeobrazie-ody-gavriila-derzavina-felica

Как я понимаю поэзию Державина

Ломоносов был предтечею Державина; а Державин — отец русских поэтов…
В. Г. Белинский

Среди моих сверстников не встретишь людей, которые зачитывались бы поэзией Гавриила Державина. Тем не менее каждый школьник знает о его особой роли в русской литературе.

В моем представлении Державин связывает далекий XVIII век, теряющийся в тумане “старины глубокой”, и век XIX, совсем близкий, знакомый по стольким именам.

Когда я читаю стихи Державина, у меня возникает сложное чувство. Что ни говори, для восприятия современного читателя эти стихи трудноваты: и обороты, и слова старинные, и от жанра оды мы успели отвыкнуть. Но мне кажется, что в них живет душа очень умного, ироничного человека — их автора. И еще я думаю, что человек этот был смелым экспериментатором в языке и литературе.

Возьмем хотя бы его известные оды. Посвящены они по большей части императрице Екатерине Великой. Но героиня самой известной из них названа Державиным Фелицей, что значит “счастливая”, а не “великая” или “мудрая”, как можно было бы ожидать.

И действительно, эта “царевна Киргиз-Кайсацкия орды” велика именно тем, что счастлива и человечна. Ее достоинства в том, что она ходит пешком и ест простую пищу, разрешает самостоятельно мыслить и говорить правду.

А я, проспавши до полудня. Курю табак и кофе пью: Преобращая в праздник будни. 

Кружу в химерах мысль мою.

Хотелось бы особо отметить, что в своих одах Гавриил Романович Державин во многом отошел от правил классицизма. Так, в оде “Фелица” писатель смешал в одном произведении разные жанры, соединил оду с сатирой, резко противопоставив положительный образ царицы отрицательным образам ее вельмож.

Под пером Державина ода приблизилась к произведению, правдиво и просто изображавшему действительность. Нарушая строгие правила классицизма, Державин отверг установившуюся в литературе теорию трех стилей Ломоносова.

Таким образом он осуществил “опрощение”, “снижение” высокого слога, приспособив его к нормам разговорного языка, далекого от утонченности светского дворянского салона.

Очень красочно характеризует эту державинскую особенность смешения высокого слова с низким Н В. Гоголь: “Слог у него (Державина) так крупен, как ни у кого из наших поэтов; разъяв анатомическим ножом, увидишь, что это происходит от необыкновенного соединения самых высоких слов с самыми низкими и простыми.

И смерть как гостью ожидает, 
Крутя задумавшись усы.

Кто, кроме Державина, осмелился бы соединить такое дело, как ожидание смерти, с таким ничтожным действием, каково кручение усов? (“Выбранные места из переписки с друзьями”)

Обличая “свет” и придворную знать, поэт отмечает, что представители этого круга погрязли в суете, незаслуженных забавах и развлечениях, косности и непросвещенности. С удивительной прямотой и резкостью он высмеивает вельмож, которые кичатся своим высоким положением, не имея никаких заслуг перед страной. В оде “Вельможа” он пишет:

Осел останется ослом, Хотя осыпь его звездами, Где должно действовать умом, 

Он только хлопает ушами.

В оде “Властителям и судиям” Державин рисует свой идеал государственного деятеля:

Ваш долг есть: сохранять законы, На лица сильных не взирать, Без помощи, без обороны 

Сирот и вдов не оставлять.

Стыдишься слыть ты тем великой, Чтоб страшной, нелюбимой быть; Медведице прилично дикой Животных рвать и кровь их пить. …И славно ль быть тому тираном, Великим в зверстве Тамерланом, 

Кто благостью велик, как бог?

Державин говорит это женщине, потопившей в крови восстание Емельяна Пугачева, взошедшей на престол после убийства своего мужа! Недаром в последних строфах он с горечью вопрошает, обращаясь к Фелице:

Но где твой трон сияет в мире? 
Где, ветвь небесная, цветешь?

Этим поэт как бы подчеркивает, как мало соответствует Россия образу идеальной страны.

Мысль о величии простых человеческих чувств, а также о бренности всего земного пронизывает оду “На смерть князя Мещерского”. Мне кажется это очень характерно для Державина — посвятить оду одному из своих знакомых, чье имя так и кануло бы в историю, если бы поэт не написал о его смерти. Жизнь делит людей на богатых и бедных, сытых и голодных, царей и подданных, а смерть равняет всех:

Глядит на всех — и на царей, Кому в державу тесны миры; Глядит на пышных богачей, Что в злате и сребре кумиры; Глядит на прелесть и красы, Глядит на разум возвышенный, Глядит на слезы дерзновенны, 

И точит лезвие косы.

Интересно то, что в самые разные годы, в самых разных стихах у поэта прорывается тема смерти. Державин был отважным человеком.

Он не робел ни перед царевым, ни перед вельможным гневом, ни перед пугачевскими разбойниками, ни перед бушующим Белым морем.

Твоей то правде нужно было, Чтоб смертну бездну преходило Мое бессмертно бытие: Чтоб дух мой в смертность облачился. И чтоб чрез смерть я возвратился. 

Отец! — в бессмертие Твое.

Размышляя о жизни и смерти, поэт в своих исканиях пришел к постижению истины через веру в Спасителя. Себе и другим в утешение он оставляет слова надежды:

Почто ж терзаться и скорбеть, Что смертный друг твой жил не вечно? Жизнь есть небес мгновенный дар; Устрой ее себе к покою И чистою твоей душою 

Благословляй судеб удар.

Их слог очень прост, ярок и доступен читателю XX века, как доступны описанные переживания: любовь, печаль, расставания, радости дружбы. В знаменитом послании “Евгению. Жизнь Званская” поэт противопоставляет суетную придворную жизнь, полную интриг, клеветы, и жизнь простую, деревенскую.

Он так подробно, со вкусом перечисляет прелести званского житья, что тоже хочется побывать среди прекрасных пейзажей, искупаться в пруду, глядеть, “как на воду ложится красный день”, и пить “под небом чай душистый”.

Мне кажется, что Державину было очень важно утвердить в умах своих читателей эти вечные ценности человеческой души может быть, даже в противовес уже привычным приоритетам, подчиняющим личность государству.

Без помощи, без обороны Сирот и вдов не оставлять. Несчастливым подать покров, От сильных защищать бессильных, 

Исторгнуть бедных из оков.

А далее поэт приходит и вовсе к крамольному по тем временам выводу: цари, эти “земные боги”, на самом деле смертны, как и все, и так же подвержены страстям. Не правда ли, нужна большая смелость, чтобы так открыто восстать против произвола властителей:

Воскресни, Боже! Боже правых!И их молению внемли. Приди, суди, карай лукавых 

И будь един царем земли!

Эта смелость обошлась поэту дорого, — он пережил ссылку, но о своих словах и делах он не жалел. Недаром в переложении оды Горация, получившем название “Памятник”, поэт среди своих заслуг, обеспечивших ему бессмертие, отмечает прежде всего:

Что первый я дерзнул в забавном русском слоге, О добродетелях Фелицы возгласить, В сердечной простоте беседовать о Боге 

И истину царям с улыбкой говорить…

До сих пор не было сказано еще об одной важной теме поэта Державина. Русский солдат, русский народ является главным героем его победно-патриотических произведений. Русский народ в изображении Державина — защитник своей родины и освободитель порабощенных Наполеоном народов Европы. В оде “На переход Альпийских гор” поэт восклицает:

Воюет росс за обще благо, 
За свой, за ваш, за всех покой.

Одним из мистических событий в русской литературной жизни, как мне кажется, явилась встреча “старика-Державина”, признанного мэтра русской поэзии, и юного лицеиста Александра Пушкина, будущая слава которого затмит всех его предшественников.

Сам Пушкин в своих воспоминаниях так описывал это событие: “Державина видел я только однажды в жизни, но никогда того не забуду. Это было в 1815 году, на публичном экзамене в Лицее… Державин был очень стар. Экзамен наш очень его утомил… Он дремал до тех пор, пока не начался экзамен по русской словесности.

Я не в силах описать состояния души моей: когда дошел я до стиха, где упоминаю имя Державина, голос мой отрочески зазвенел, а сердце забилось с упоительным восторгом… Не помню, как я кончил свое чтение, не помню, куда убежал. Державин был в восхищении; он меня требовал, хотел меня обнять…

Меня искали, но не нашли…” Вот такая судьбоносная встреча двух великих поэтов, определивших своим творчеством важные вехи на пути развития русского национального языка и литературы.

Гавриил Романович Державин гордо верил в свое творчество, в его бессмертие, он писал: “А я Пиит — и не умру”. И его пророческим словам суждено сбыться. Мы и сегодня читаем произведения Державина, отыскивая в них заветные строки:

Я любил чистосердечье, Думал нравиться лишь им, Ум и сердце человечье, 

Были гением моим.

Источник: https://shkolyaru.ru/klassicheskaya/derzhavin/15-kak-ya-ponimayu-poeziyu-derzhavina.html

История создания и публикации оды Г.Р. Державина «Фелица». Сюжетный источник и предполагаемые адресаты оды

    История создания и публикации оды Г.Р. Державина 
«Фелица». Сюжетный источник и предполагаемые адресаты оды 

    В последней трети XVIII века в поэзии, как и в драматургии, произошли 
большие изменения. Дальнейшее развитие поэзии не могло происходить без 
изменения, нарушения, а затем и разрушения привычных старых форм.

Эти нарушения стали допускать сами писатели-классицисты: Ломоносов, Сумароков, Майков, а позднее – Херасков и молодые поэты из его окружения.<\p>

    
Но настоящий бунт в мире жанров совершил Державин.

Поэт, познав истинную природу как мир многозвучный и многоцветный, находящийся в вечном движении и изменениях, безгранично раздвинул рамки поэтического. Одновременно главными врагами Державина были все те, кто забывал «общественное благо», интересы народа, предавшись сибаритству при дворе.

<\p>

    Значительное 
расширение объекта поэзии требовало 
новых форм выражения. Этот поиск 
Державин начал с изменения устоявшейся 
жанровой системы классицизма.<\p>

    Непосредственное 
«разрушение» жанра торжественной 
оды Державин начал своей «Фелицей», соединив в ней похвалу с сатирой.

    
Ода «Фелица» была создана в 1782 году в Петербурге. Друзья, которым Державин прочитал ее, вынесли произведению неумолимый приговор: ода превосходна, но напечатать ее невозможно из-за неканонического 
изображения императрицы и сатирических портретов екатерининских вельмож, легко узнаваемых современниками.

Державин со вздохом положил оду в ящик бюро, где она пролежала около года. Как-то, разбирая бумаги, он выложил рукопись на стол, где ее увидел поэт Осип Козодавлев. Он выпросил рукопись почитать, клятвенно заверив, что никому не покажет стихов. Спустя несколько дней, известный вельможа и любитель словесности И.И.

– «Но как князь Потемкин их узнал?» – «Вчера у меня обедала компания господ, как то: граф Безбородко, граф Завадовский, Стрекалов и прочие любящие литературу; при разговоре, что у нас нет еще легкого и приятного стихотворства, я прочел им ваше творение». Кто-то из гостей, как полагал Шувалов, желая угодить князю Потемкину, тут же донес об этих стихах фавориту императрицы.

Шувалов как опытный царедворец советовал Державину выбросить из оды строки, касающиеся «слабостей» светлейшего князя, однако поэт не пошел на обман, справедливо полагая, что, если до Потемкина дойдет полный текст оды, он сочтет себя оскорбленным. Получив стихотворение и ознакомившись с ним, умный князь сделал вид, что это сочинение не имеет к нему никакого отношения.

Державин вздохнул с облегчением.<\p>

    Весной 1783 года Президент Российской академии Екатерина Дашкова в журнале 
«Собеседник любителей российского слова» по рекомендации Козодавлева, без ведома автора, анонимно напечатала оду «Фелица». Дашкова преподнесла первый номер журнала императрице Екатерине П.

Та, прочитав оду, растрогалась до слез и стала интересоваться автором произведения. Княгиня открыла имя поэта и поведала о нем много хорошего. Через некоторое время Державин получил по почте конверт, в котором лежали золотая табакерка, обсыпанная бриллиантами, и пятьсот золотых рублей. Вскоре поэт был представлен императрице и облагодетельствован ею.

    
Ода «Фелица» – произведение новаторское, смелое по мысли и форме. Оно включает в себя высокое, одическое, и низкое, иронико-сатирическое. Ода Державина сделала объектом поэтизации «человека на троне» – Екатерину II, ее государственные дела и добродетели.

«Фелица», близка дружескому литературному посланию, похвальному слову и одновременно – стихотворной сатире.<\p>

    Поэт 
включил в оду литературный портрет 
императрицы, носящий нравственно-психологический, идеализированный характер.<\p>

    Державин 
пытается раскрыть внутренний мир героини, ее нравы и привычки через описание поступков и распоряжений Екатерины II, ее государственных деяний.

Высокому образу царицы поэт противопоставляет иронический портрет ее царедворца.

Это собирательный образ, включающий в себя черты ближайших сподвижников Екатерины П: светлейшего князя Григория Потемкина, который, несмотря на широту души и блестящий ум, отличается прихотливым и капризным нравом; фаворитов императрицы Алексея и Григория Орловых, гвардейцев-гуляк, любителей кулачных боев и конских скачек; канцлера Никиты и фельдмаршала Петра Паниных, страстных охотников, забывших ради любимого развлечения дела государственной службы; Семена Нарышкина, егермейстера императорского дворца и известного меломана, который первым завел у себя оркестр роговой музыки; генерал-прокурора Александра Вяземского, любившего на досуге наслаждаться чтением лубочных повестей, и …Гаврилы Романовича Державина. Русский поэт, ставший к тому времени статским советником, не выделял себя из этой вельможной сферы, а наоборот, подчеркивал свою причастность к кругу избранных:<\p>

    
Поэт, посмеиваясь над причудами 
приближенных императрицы, не чужд присущего 
им эпикурейского отношения к 
жизни. Он не осуждает их человеческие слабости и пороки, ибо понимает, что Екатерина II окружила себя людьми, чей талант служит процветанию государства Российского. Державину лестно видеть себя в этой компании, он с гордостью носит звание екатерининского вельможи.<\p>

    
Поэт воспевает прекрасную Природу 
и живущего в гармонии с ней 
Человека. Картины пейзажа напоминают сцены, изображенные на гобеленах, украшающих салоны и гостиные петербургской знати. Не случайно автор, увлекавшийся рисованием, писал, что «поэзия не что иное есть как говорящая живопись».

    
Рисуя портреты важных сановников, Державин использует приемы литературного анекдота. В XVIII веке под анекдотом понимали художественно обработанный рассказ фольклорного содержания об известном историческом лице или событии, имеющий сатирическое звучание и поучительный характер.

    Хотя 
ирония Державина была мягкой и беззлобной, Вяземский не мог простить поэта: он «привязывался во всяком случае к нему, не токмо насмехался, но и почти ругал, проповедуя, что стихотворцы не способны ни к какому делу».

<\p>

    
Элементы сатиры появляются в оде 
там, где речь идет о времени правления 
Анны Иоанновны. С негодованием напоминал поэт, как родовитого князя Михаила Голицына по прихоти императрицы женили на старой уродливой карлице и сделали придворным шутом.

В этой же унизительной должности находились представители знатных русских фамилий – князь Н. Волконский и граф А. Апраксин.<\p>

Начинается ода с пересказа сюжета сказки, в основной части появляются образы Фелицы, Лентяя, Брюзги, Мурзы, Хлора, Розы без шипов; финальной части 
присущ восточный колорит. Завершается ода, как и положено, похвалой императрице.

    Тема 
и образ Екатерины II в поэзии Державина 
не ограничиваются только Фелицей; императрице 
он посвящает стихотворения «Благодарность Фелице», «Видение Мурзы», «Изображение Фелицы», «Памятник» и другие. Однако именно ода «Фелица» стала «визитной карточкой» Державина, именно это произведение В. Г.

Белинский считал «одним из лучших созданий» русской поэзии ХУШ века. В «Фелице», по мнению критика, «полнота чувства счастливо сочеталась с оригинальностью формы, в которой виден русский ум и слышится русская речь.

Несмотря на значительную величину, эта ода проникнута внутренним единством мысли, от начала до конца выдержана в тоне».

Источник: https://stud24.ru/literature/istoriya-sozdaniya-i-publikacii-ody/23598-68539-page1.html

ISSN 1996-3955 ИФ РИНЦ = 0,686

1 Пономарева М.В. 1 1 ФГБОУ ВПО «Санкт-Петербургский государственный университет»
Композиция трех первых частей «Сочинений» Г. Р. Державина 1808-1816 гг. отличается от композиционных принципов, характерных для большинства лирических сборников XVIII в. отсутствием жанровых обозначений.

Хронологический принцип организации собрания сочинений, вошедший в художественную и издательскую практику в XIX в., также не используется Державиным. В основу композиции державинского собрания положен тематический принцип. Группы стихотворений, посвященных одной теме, вступают друг с другом во взаимоотношения, тем самым создавая оригинальную структуру собрания.

В статье анализируются два лирических произведения Державина – оды «На Шведский мир» (1790) и «На взятие Измаила» (1791), которые представляют собой одну тематическую группу. Благодаря своему смежному расположению в структуре собрания данные тексты взаимодействуют, демонстрируя оригинальное развитие темы и образуя единое текстовое пространство.

1. Гуковский Г.А.

Примечания // Державин Г.Р. Стихотворения. Л.: Изд-во писателей в Ленинграде, 1933. С. 425. (Серия “Библиотека поэта”).
2. Державин Г.Р. Сочинения : в V ч. Ч. I-IV. СПб.: В типографии Шнора, 1808; Ч. V. СПб.: В Типографии В. Плавильщикова, 1816.
3. Ионин Г.Н. Примечания // Державин Г.Р. Сочинения. СПб.: Гуманитарное агентство “Академический проект”, 2002. С. 547.

(Серия “Новая библиотека поэта”).
4. Пономарева М. От канона к автору: композиционные принципы «Сочинений» Г.Р. Державина 1808-1816 гг. // Миргород. 2015. № 1(5). С. 49-62. 5. Пономарева М.В. Поэтика Г.Р. Державина: проблемы композиции: Автореф. дис. канд. филол. наук. СПб., 2008. 19 с.
6. Пономарева М.В. Стихотворения Г.Р.

Последнее прижизненное собрание сочинений Г.Р. Державина вышло в Санкт-Петербурге в 1808-1816 гг. [2]. В первых трех частях «Сочинений» представлены лирические стихотворения Державина, написанные в период с 1770 по 1808 гг.

Долгая и кропотливая работа над составом и композиционными принципами этих частей (основой для первой части послужила рукопись, преподнесенная Державиным Екатерине II в 1795 г.) позволяет исследователям называть их «своеобразной лирической трилогией» [3].

<\p>

При изучении композиционных особенностей трех первых частей державинских «Сочинений» обнаруживается, что в собрании отсутствует характерное для сборников XVIII в. обозначение жанрово-тематических разделов. С другой стороны, Державин не следует и четкой хронологии в расположении стихотворений. Какие же принципы положены Державиным в основу композиции томов собрания?<\p>

Еще Г.А.

Гуковский высказывался о возможности объединения державинских произведений в «Сочинениях» по тематическому принципу [1]. Действительно, во всех трех первых частях державинского собрания можно обнаружить стихотворения, связанные друг с другом тематически.

В этих группах стихотворений также имеет место ряд факультативных параметров, таких как время написания произведений, персона, который они посвящены, соотнесенность с общим литературным источником, формальное единство произведений (изданы отдельной брошюрой). Наличие дополнительных связей, отраженных в этих факультативных параметрах, укрепляет единство группы.

<\p>

Рассмотрим одну из таких групп стихотворений, которая демонстрирует любопытный пример в развитии темы.<\p>

Оды «На Шведский мир» (1790) и «На взятие Измаила» (1791) входят в состав первой части «Сочинений» Державина и следуют друг за другом под номерами XVIII и XIX.

Обе оды посвящены военным и политическим успехам России, обе развивают тему славы и используют один и тот же мотив – победного шествия.<\p>

В предпоследней (VII) строфе оды мир противопоставляется ужасам войны и через это противопоставление, сравнение по контрасту картин мира и боя вводится тема войны:<\p>

О вы! носящи душу львину,<\p>

Герои, любящие бой!<\p>

Воззрите на сию картину,<\p>

Сравните вы ее с войной:<\p>

Там всюду ужас, стон и крики:<\p>

Здесь всюду радость, плеск и лики;<\p>

Там смерть, болезнь; – здесь жизнь, любовь.<\p>

Я вижу убиенных тени<\p>

Я слышу вам их грозны пени:<\p>

Вы пролили невинну кровь!<\p>

(I, XVIII, c. 76)<\p>

Заключительные стихи, обращенные к Екатерине II, играют роль восклицания, которое словно завершает движение оды и утверждает выбор мира и тишины:<\p>

Екатерина! Мы свидетель,<\p>

Не Ты виной была смертей;<\p>

Ты бранной не искала славы,<\p>

Ты наши просвещала нравы<\p>

И украшалась тишиной.<\p>

Слеза, щедротой извлеченна,<\p>

Тебе приятней, чем вселенна,<\p>

Приобретенная войной!<\p>

(I, XVIII, c. 76)<\p>

Следующая за одой «На Шведский мир» ода «На взятие Измаила», продолжающая тему военных завоеваний и достижений внешней политики России, начинается с описания боя.<\p>

Везувий пламя изрыгает,<\p>

Столп огненный во тме стоит,<\p>

Багрово зарево зияет,<\p>

Дым черный клубом вверьх летит;<\p>

Краснеет понт, ревет гром ярый,<\p>

Ударам в след звучат удары;<\p>

Дрожит земля, дождь искр течет;<\p>

Клокочут реки рдяной лавы:<\p>

О Росс! – Таков твой образ славы,<\p>

Что зрел под Измаилом свет!<\p>

(I, XIX, c. 77)<\p>

Далее следует описание качеств, силы и мощи русского воина, его подвигов. Это описание воинской славы росса соотносится, благодаря избранным Державиным приемам построения текста, с описанием славы Екатерины II как мироносицы. Во-первых, прославление осуществляется через описание дел и качеств императрицы и воинов. Во-вторых, «явление», «распространение» славы императрицы и воинов тесно связано в обеих одах с мотивом шествия. Движение носителя славы словно преображает, качественно изменяет пространство, в котором он находится, которое преодолевает. Сходство между двумя шествиями формируется и при помощи композиционной организации текстов, подкрепляется параллельностью синтаксических конструкций, используемых Державиным в данных одах,– анафорическими повторами, выраженными глаголами движения («шествовать», «идти»).<\p>

Ты шествуешь в Петрополь с миром,<\p>

И лавры на главе несешь;<\p>

Ты провождаешься зефиром,<\p>

И Россам пальмы раздаешь.<\p>

Ты шествуешь! – Воззри, Царица,<\p>

На радостныя всюду лица…<\p>

Ты шествуешь, и осклабляешь<\p>

Твой взор на них, как божество;<\p>

Одной улыбкой составляешь<\p>

Восторг Ты наш и торжество…<\p>

(I, XVIII, c. 73)<\p>

На подвиг твой Вождя веленьем<\p>

Ты идешь, как жених на брак…<\p>

…Ничто им путь не воспящает;<\p>

Смертей ли бледный полк встречает,<\p>

Иль ад скрежещет зевом к ним:<\p>

Идут, – так в тучах скрыты громы,<\p>

Как двигнуты безмолвны холмы;<\p>

Под ними стон, – за ними дым.<\p>

Идут в молчании глубоком,<\p>

Во мрачной страшной тишине…<\p>

За ним вождей ряд пред полками,<\p>

Как бурных дней пред облаками<\p>

Идет огнистая заря. –<\p>

Идут. – Искусство зрит заслугу…<\p>

(I, XIX, c. 78-80)<\p>

Кроме отмеченных аналогий в композиционной организации двух текстов и художественных приемов, используемых Державиным, необходимо указать и на следующее противопоставление. Данные описания не только сопоставлены, но и противопоставлены друг другу по контрасту как шествие мирное («На Шведский мир») шествию разоряющему («На взятие Измаила»). Слава государыни, несущей мир и процветание, противопоставлена славе воина – разрушителя и завоевателя. Укажем и на стилистический контраст, выражающийся в выборе определенной лексики для описания: императрица шествует (употреблением этого глагола подчеркивается торжественность и важность процесса), воины просто идут.<\p>

Постепенно характеристика российского воина в оде «На взятие Измаила» меняется: из воина-разрушителя он становится сначала славным победителем (строфа XXIII), затем воином–«благотворителем», устанавливающим справедливость (строфа XXIV) и наконец изображается как хранитель христианского мира, выполняющий предначертанную ему свыше миссию (строфы XXIX – XXXI).<\p>

Так постепенно ода совершает переход от темы войны к теме мира. Теперь в оде «На взятие Измаила», как ранее в оде «На Шведский мир», война противопоставляется миру. Единственная разница – обратный порядок этого противопоставления: мир – война («На Шведский мир»), война – мир («На взятие Измаила»):<\p>

Война, – как северно сиянье,<\p>

Лишь удивляет чернь одну:<\p>

Как светлой радуги блистанье,<\p>

Всяк мудрый любит тишину.<\p>

Что благовонней аромата?<\p>

Что слаще меда, краше злата,<\p>

И драгоценнее порфир?<\p>

Не тыль, которого всем взгляды<\p>

Лиют обилие, прохлады,<\p>

Прекрасный и полезный мир?<\p>

(I, XIX, c. 94)<\p>

За прославлением мира следует прославление героев – русских воинов:<\p>

Под сению Екатерины<\p>

Венчанны лавром исполины<\p>

Возлягут на своих громах.<\p>

А слава тех не умирает,<\p>

Кто за отечество умрет;<\p>

Она так в вечности сияет,<\p>

Как в море ночью лунный свет.<\p>

Времен в глубоком отдаленьи<\p>

Потомство тех увидит тени,<\p>

Которых мужествен был дух.<\p>

С гробов их в души огнь польется,<\p>

Когда по рощам разнесется<\p>

Бессмертной лирой дел их звук.<\p>

(I, XIX, c. 94, 96)<\p>

Слеза, щедротой извлеченна,<\p>

Тебе приятней, чем вселенна,<\p>

Приобретенная войной!<\p>

(I, XVIII, c. 76)<\p>

можно интерпретировать как своеобразный переход к следующей оде – «На взятие Измаила».<\p>

Итак, тематическое движение в одах «На Шведский мир» и «На взятие Измаила» представляется единым: слава (шествие Екатерины-мироносицы) – установление мира – противопоставление мира ужасам войны подхватывается описанием войны в следующей оде, за которым следует шествие воинственных россов – переход (через обозначение высшей миссии русских воинов – хранить мир) к прославлению мира – возвращение к теме славы. Конец оды «На взятие Измаила» смыкается с началом оды «На Шведский мир», что позволяет говорить о единой кольцевой композиции данных од. Устанавливающиеся отношения между одами расширяют и нарушают границы отдельных текстов, объединяя их в некое целое.<\p>

Части этого единства представляют собой два крайних состояния бытия, которыми являются мир и война. С одной стороны, они прямо противопоставлены друг другу, с другой стороны, рассмотренные в качестве составляющих единого текста, как бы охватывают собой весь универсум. Благодаря соотношению начала первого текста с концом второго, смыканию исходной и завершающей точек, благодаря кольцевой композиции од как единого текста происходит своеобразное уравновешивание двух противоположностей.<\p>

Подобная интерпретация данных од в качестве двух частей единого текста возможна благодаря их расположению в сборнике относительно друг друга, или, иными словами, благодаря контексту, который возник в результате сформированной Державиным композиции «Сочинений».<\p>

Библиографическая ссылка

Пономарева М.В. ОДЫ «НА ШВЕДСКИЙ МИР» И «НА ВЗЯТИЕ ИЗМАИЛА» В КОНТЕКСТЕ «СОЧИНЕНИЙ» Г.Р. ДЕРЖАВИНА 1808-1816 ГГ. // Международный журнал прикладных и фундаментальных исследований. – 2015. – № 9-4. – С. 730-733;
URL: https://applied-research.ru/ru/article/view?id=7584 (дата обращения: 25.03.2019).

Источник: https://applied-research.ru/ru/article/view?id=7584