Краткое содержание «Сказки о царевне лягушке» для читательского дневника | Литрекон
Все мы любим сказки, ведь в них всегда есть ответы на самые важные животрепещущие вопросы. Прочитав их в детстве, мы иногда возвращаемся к ним, чтобы ещё раз повторить такие простые истины, помогающие нам по жизни.
К сожалению, у нас не всегда есть время, чтобы перечитать их полностью заново. В этих случаях отлично подойдет краткий пересказ, где изложены все основные события, но при этом сюжет не пострадал от сокращения.
Специально для вас многомудрый Литрекон перескажет любимое многими произведение «Сказка о царевне лягушке», написанное А. Н. Афанасьевым.
(503 слова) У царя было три взрослых сына. Пришла пора их женить, однако достойных невест не было рядом. Тогда приказал царь-отец пустить стрелы в разные стороны. Куда упадёт — там и избранницу надо искать. Старший стрельнул в знатную боярскую семью, средний – в купеческую, и лишь стрела младшего оказалась в болоте. Но слово отца — закон, поэтому Иван-царевич взял в жёны лягушку.
Когда все сыновья вернулись домой, царь-отец решил устроить пышное празднование и приказал жёнам испечь хлеб. Долго горевал после этого Иван-царевич. Всё думал, как же его избранница выполнит это задание.
Заметила его уныние и сама лягушка, после чего посоветовала своему мужу лечь спать пораньше. Лишь Иван заснул, она превратилась в Василису Премудрую и испекла самый вкусный и красивый каравай, который понравился абсолютно всем.
Два других царь раскритиковал, а вот третий ему по душе пришелся.
Дал царь-отец второе задание: соткать невероятной красоты ковер. И на этот раз царевна-лягушка ночью соткала ковер, который снова всех покорил, в отличие от других произведений.
В следующий раз царь приказал сыновьям приехать к нему со своими женами. Долго грустил Иван, что его жена не такая, как у других братьев, но и на этот раз ему на помощь пришла лягушка. Она послала его одного и попросила его предупредить всех гостей, когда послышится топот, о ее прибытии.
Иван-царевич сделал всё, как говорила жена, и был поражён: перед гостями предстала не лягушка, а прекрасная девушка, которая своей красотой поразила всех.
Перед танцевальным состязанием, которое объявил царь, красавица положила в свои широкие рукава объедки со стола, и жены старших сыновей за ней повторили в надежде познать тайны ее мастерства.
Но во время своего танца царевна показала гостям сказочное озеро с лебедями, которые появились из ее рукавов, а вот другие женщины опозорились, ведь из их накидок на людей сыпались лишь объедки. Выгнал их царь.
Именно тогда, придя домой, младший сын увидел лягушачью шкуру и бросил её в печь. Не знал он на тот момент, что совершил страшный поступок. Превратилась прекрасная Василиса Премудрая в белого лебедя и улетела к Кощею бессмертному, наложившему это проклятие.
Отправился Иван-царевич на поиски своей возлюбленной. По дороге встретил герой старца, который все ему объяснил. Василиса – дочь Кощея, она была умнее отца, за что тот на нее прогневался. Старик наложил заклятие, и снять его могло лишь чудо. Пожалев влюбленного, разговорчивый дедушка вручил Ивану волшебный клубок, который приведет его к Василисе.
В пути герой пожалел медведя, селезня, зайца и щуку, не стал убивать и есть их, ведь они пообещали свою помощь в нужный момент. Спустя время оказался царевич у Бабы Яги. Она рассказала ему, где искать Кощея и как вернуть свою возлюбленную. Оказывается, надо убить злодея, а смерть его отыскать непросто:
Его смерть — на конце иглы, та игла — в яйце, то яйцо — в утке, та утка — в зайце, тот заяц — в кованом ларце, а тот ларец — на вершине старого дуба. А дуб тот в дремучем лесу растет.
Иван-царевич сразу же отыскал сундук по совету Бабы-Яги, а животные помогли ему его открыть. Герой сломал иголку, а вместе с этим и разрушил проклятие.
После этого вернулась прекрасная Василиса, и жили они с Иваном долго и счастливо!
Источник: https://litrekon.ru/kratkie-soderzhaniya/skazka-o-tsarevne-lyagushke/
Краткое содержание «Тоска» Антона Чехова
Действие произведения начинается в вечерних сумерках. Идет снег. Извозчик Иона совершенно бледен и сидит согнувшись так, как только может согнуться живое тело, а его прямоногая «похожая на пряничную» лошадка тоже неподвижна, автор говорит о ней: «по всей видимости, она погружена в мысль».
Они выехали со двора в обед, но работы до сих пор нет, хотя сейчас на город опускается вечерняя мгла и город оживает, становится шумнее.
Вдруг Иону из его состояния вырывает возглас военного, который бежит к ним и забирается в сани. Иона ударяет хлыстом лошадь и они отправляются в путь.
Несколько раз извозчика по пути ругают за то, что он едет не туда и военный пытается пошутить: «Какие все подлецы! Так и норовят столкнуться с тобой и под лошадь залезть!», однако, Иона не смеется. Он оборачивается к военному и говорит, что у него недавно умер сын.
Военный спрашивает отчего и в этот раз Иону снова ругают, он поворачивается, чтобы направить лошадь, а когда оборачивается к военному снова, тот закрывает глаза и всем своим видом показывает, что не в настроении слушать извозчика.
Так они доезжают до нужного места и Иона вновь сгибается пополам и замирает, его тихая неподвижность продолжается около двух часов, прежде, чем шумная компания из трех подвыпивших молодых людей не нарушает его одиночества.
Они бранятся между собой, решая кому где сидеть, а после платят Ионе меньше, чем тот взял бы. Однако сейчас для извозчика цена не имеет значения и он, снова ударив лошадь, отправляется в путь.
Один из молодых людей замечает, что у Ионы шапка, хуже которой не найти и извозчик отвечает: «Какая есть». Пассажиры ругаются между собой и Иона чувствует, как его отпускает чувство одиночества. Он пытается заговорить с ними, но те начинают бранить то, как он едет.
На слова о смерти сына, извозчик получает ответ от одного из людей: «Все когда-то помрем».
Иона рассказывает, что он остался один, без жены и сына, но молодых людей это не интересует и они с шумом выбираются из его саней. Иона снова остается один и опять чувствует раздирающую грудь тоску.
Он бегает взглядом по толпе и надеется найти человека с которым сможет поговорить, но его прогоняет даже дворник. Извозчик решает вернуться ко двору, однако и там ему не с кем поговорить. Все уже спят. Иона размышляет о том, что прошла уже почти неделя, а ему все еще не кому выговориться, и он страдает от всей той печали и тоски, что раздирает его грудь.
Ему кажется, что если ее вылить, то она заполнит собой весь свет, а может и больше. Ему хочется поговорить о том, как заболел его сын, как умер, о чем говорил перед смертью. Ионе кажется, что и о дочке, которая осталась в деревне тоже нужно поговорить. И хочется ему найти хорошего собеседника, который выслушает, женщину, например.
Те ревут, стоит им несколько слов сказать.
Не в силах продолжать сидеть в одиночестве, Иона встает и идет к лошади. Та жует сено и думает о чем-то своем. Иона начинает разговаривать с ней. Напоминает о сыне, говорит, что умер уже, гладит лошадь и размышляет о ее жизни, жеребятах и тоске от смерти. Заговорившись, Иона рассказывает лошади все.
Краткое содержание сказки «Царевна-лягушка»
Главными героями сказки о Царевне лягушке являются три брата: старший, средний и младший, однако, называется имя только младшего — Иван.
В один день их Царь-отец предлагает братьям выпустить по стреле из лука. Молодые люди должны будут жениться на той девушке, в чей двор упадет выпущенная стела. Стрела старшего брата попала к боярам, среднего — долетела до самого крыльца купца и упала у ног его дочери, а стрела младшего угодила в болото рядом с лягушкой. Иван не хочет брать лягушку в жены, но ему приходится.
После всех сыгранных свадеб, царь велит трем его невесткам испечь ему хлеб. Младший сокрушается, ведь его жена не сможет выполнить наказ царя.
Царевна-лягушка, видя состояние Ивана-царевича, расспросила его о том, что случилось, а после советует лечь спать. Пока Иван спит, лягушка скидывает лягушечью кожу и обращается прекрасной девушкой Василисой-Премудрой.
Она печет хлеб невиданной красоты и Иван получается от царя благодарность.
Во второй раз отец наказывается каждой из невесток соткать ему по шелковому ковру, а времени дает только одну ночь. Иван опять расстраивается, но его жена снова советует ему лечь спать. Пока царевич спит, она опять обращается в Василису-Премудрую и ткет ковер с золотыми и серебряными узорами.
На третий раз царь зовет сыновей к себе во дворец с женами. Иван-Царевич горюет, ведь ему стыдно показать жену родным, но лягушка уверяет его, что все будет хорошо и наказывает пойти одному, а как услышит он стук да гром, сказать, что это его лягушка едет.
Братья подшучивают над младшим братом, когда он приходит один, но потом к замку подлетает золотая карета, которую везут шесть запряженных лошадьми, и выходит из нее Василиса Премудрая. Начинается банкет.
Остатки питья Василиса-Премудрую выливает себе в правый рукав, а кости кладет в левый. Действия за ней повторяют и две другие невестки.
Когда Василиса танцует, она взмахнула рукавом своего платья – озеро сотворила, вторым взмахнула – появились лебеди, плывущие по озеру.
Жены других братьев пытаются повторить за ней, но только обрызгивают гостей и царь выгоняет их.
Иван-царевич, увидев это убегает домой и сжигает лягушечью шкуру, и Василиса, расстроенная его поступком, оборачивается лебедем и улетает, но перед этим говорит Ивану искать ее в тридевятом царстве у Кощея Бессмертного.
Иван идет на поиски Василисы куда глаза глядят и встречает по пути старичка, который ругает его за поступок, но дает ему клубок ниток и наказывает следовать за ним.
На своем пути Иван-царевич встречает медведя, селезня, зайца и щуку. Каждого он хочет убить, но они просят его пощадить и уверяют, что еще пригодятся ему. Так доходит Иван до Избушки на курьих ножках.
Там он встречает Бабу-Ягу и она ему рассказывает, что жена его у Кощея, а смерть Кощея спрятана в сундуке на дереве. Иван находит дуб, но не знает, как ему добраться до сундука, и тут ему на помощь приходит медведь. Он выворачивает дерево с корнем, сундук падает и разбивается.
Из него выпрыгивает и убегает заяц, но тут же следом за ним бежит другой и убивает его. Из убитого зайца следом вылетает утка и на помощь приходит селезень, он выбивает из лап ее яйцо, но оно падает в воду. Иван сокрушается, но яйцо это для него находит щука.
Внутри яйца Иван обнаруживает иглу и разламывает ее, убивая так Кощея-Бессмертного.
Иван находит Василису и забирает ее домой.
Источник: https://school-essay.ru/kratkoe-soderzhanie-toska-antona-chexova.html
МиниМы | Царевна-Лягушка – русская народная сказка
Русская народная сказка «Царевна-Лягушка» полна смыслов и уроков, открывать для себя которые вы сможете снова и снова, регулярно перечитывая сказку или пересматривая мультик с детьми.
В «Царевне-Лягушке», как и в любой народной сказке, заключена и зашифрована многовековая народная мудрость, суть которой пытались донести детям с самого раннего возраста.
Конечно, с течением лет, множественные варианты сказки «Царевна-Лягушка», как мультипликационные, так и театральные или кинематографические, пытались адаптировать язык и смысл под свою аудиторию, иногда даже с искажением или, можно сказать, альтернативным представлением, главной идеи.
Насколько удались эти попытки, решать вам.
На этой странице представлена более или менее классическая текстовая версия сказки о Царевне-Лягушке, а также, мультик «Царевна-Лягушка» от студии «СоюзМультфильм».
Если у вас совсем нет сил, вы устали и не можете прочитать сказку детям самостоятельно, у вас есть прекрасная возможность слушать сказку «Царевна-Лягушка» онлайн вместе с детьми.
Как видите, всё для вашего удобства и счастливого, яркого детства ваших детей.
__________________
Этот вариант аудиосказки записан в детском издательстве «Два жирафа».
Автор сценария: Н.Александрович, Режиссер: Н.Бирюлина, Исполнители: Л.Дуров, З.Андреева.
https://new.minimy.in.ua/wp-content/uploads/2016/09/Русская-народная-сказка-Царевна-лягушка.mp3
_______________________________
Русская народная сказка
«ЦАРЕВНА-ЛЯГУШКА»
_______________
В некотором царстве, в некотором государстве жил да был царь с царицею, у него было три сына — все молодые, холостые, удальцы такие, что ни в сказке сказать, ни пером написать; а самого младшего из них звали Иван-царевич.
Говорит им царь такое слово:
«Дети мои милые, возьмите себе по стреле, натяните тугие луки и пустите в разные стороны; на чей двор стрела упадет, там и сватайтесь».
Пустил стрелу старший брат — упала она на боярский двор, прямо против девичья терема; пустил средний брат — полетела стрела к купцу на двор и остановилась у красного крыльца, а на там крыльце стояла душа-девица, дочь купеческая, пустил младший брат — попала стрела в грязное болото, и подхватила её лягуша-квакуша.
Говорит Иван-царевич:
«Как мне за себя квакушу взять? Квакуша не ровня мне!»
— «Бери! — отвечает ему царь. — Знать, судьба твоя такова».
Вот поженились царевичи: старший на боярышне, средний на купеческой дочери, а Иван-царевич на лягуше-квакуше.
Призывает их царь и приказывает:
«Чтобы жены ваши испекли мне к завтрашнему утру по мягкому белому хлебу».
Воротился Иван-царевич в свои палаты невесел, ниже плеч буйну голову повесил.
«Ква-ква, Иван-царевич! Почто так кручинен стал? — спрашивает его лягуша.
— Аль услышал от отца своего слово неприятное?»
— «Как мне не кручиниться? Государь мой батюшка приказал тебе к завтрему изготовить мягкий белый хлеб».
— «Не тужи, царевич! Ложись-ка спать-почивать; утро вечера мудренее!»
Уложила царевича спать да сбросила с себя лягушечью кожу — и обернулась душой-девицей, Василисой Премудрою; вышла на красное крыльцо и закричала громким голосом:
Наутро проснулся Иван-царевич, у квакуши хлеб давно готов — и такой славный, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать! Изукрашен хлеб разными хитростями, по бокам видны города царские и с заставами.
Благодарствовал царь на том хлебе Ивану-царевичу и тут же отдал приказ трём своим сыновьям:
«Чтобы жены ваши соткали мне за единую ночь по ковру».
Воротился Иван-царевич невесел, ниже плеч буйну голову повесил.
«Ква-ква, Иван-царевич! Почто так кручинен стал? Аль услышал от отца своего слово жесткое, неприятное?»
— «Как мне не кручиниться? Государь мой батюшка приказал за единую ночь соткать ему шелковый ковер».
— «Не тужи, царевич! Ложись-ка спать-почивать; утро вечера мудренее!»
Уложила его спать, а сама сбросила лягушечью кожу — и обернулась душой-девицей, Василисою Премудрою, вышла на красное крыльцо и закричала громким голосом:
«Мамки-няньки! Собирайтесь, снаряжайтесь шелковый ковёр ткать — чтоб таков был, на каком я сиживала у родного моего батюшки!»
Как сказано, так и сделано.
Наутро проснулся Иван-царевич, у квакуши ковер давно готов — и такой чудный, что ни вздумать, ни взгадать, разве в сказке сказать. Изукрашен ковер златом-серебром, хитрыми узорами.
Благодарствовал царь на там ковре Ивану-царевичу и тут же отдал новый приказ, чтобы все три царевича явились к нему на смотр вместе с женами.
Опять воротился Иван-царевич невесел, ниже плеч буйну голову повесил.
«Ква-ква, Иван-царевич! Почто кручинишься? Али от отца услыхал слово неприветливое?»
— «Как мне не кручиниться? Государь мой батюшка велел, чтобы я с тобой на смотр приходил; как я тебя в люди покажу!»
— «Не тужи, царевич! Ступай один к царю в гости, а я вслед за тобой буду, как услышишь стук да гром — скажи: это моя лягушонка в коробчонке едет».
Вот старшие братья явились на смотр с своими женами, разодетыми, разубранными; стоят да с Ивана-царевича смеются:
«Что ж ты, брат, без жены пришёл? Хоть бы в платочке принёс! И где ты этакую красавицу выискал? Чай, все болота исходил?»
Вдруг поднялся великий стук да гром — весь дворец затрясся; гости крепко напугались, повскакивали с мест своих и не знают, что им делать; а Иван-царевич и говорит:
«Не бойтесь, господа! Это моя лягушонка в коробчонке приехала».
Подлетела к царскому крыльцу золочёная коляска, в шесть лошадей запряжена, и вышла оттуда Василиса Премудрая — такая красавица, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать! Взяла Ивана-царевича за руку и повела за столы дубовые, за скатерти бранные.
Стали гости есть-пить, веселиться; Василиса Премудрая испила из стакана да последки себе за левый рукав вылила; закусила лебедем да косточки за правый рукав спрятала. Жены старших царевичей увидали ее хитрости, давай и себе то ж делать.
После, как пошла Василиса Премудрая танцевать с Иваном-царевичем, махнула левой рукой — сделалось озеро, махнула правой — и поплыли по воде белые лебеди; царь и гости диву дались.
А старшие невестки пошли танцевать, махнули левыми руками — гостей забрызгали, махнули правыми — кость царю прямо в глаз попала! Царь рассердился и прогнал их с позором.
Тем временем Иван-царевич улучил минуточку, побежал домой, нашёл лягушечью кожу и спалил ее на большом огне. Приезжает Василиса Премудрая, хватилась — нет лягушечьей кожи, приуныла, запечалилась и говорит царевичу:
«Ох, Иван-царевич! Что же ты наделал? Если б немножко ты подождал, я бы вечно была твоею; а теперь прощай! Ищи меня за тридевять земель в тридесятом царстве — у Кощея Бессмертного».
Обернулась белой лебедью и улетела в окно. Иван-царевич горько заплакал, помолился богу на все на четыре стороны и пошел куда глаза глядят. Шел он близко ли, далеко ли, долго ли, коротко ли — попадается ему навстречу старый старичок.
«Здравствуй, — говорит, — добрый молодец! Чего ищешь, куда путь держишь?»
Царевич рассказал ему своё несчастье.
«Эх, Иван-царевич! Зачем ты лягушью кожу спалил? Не ты её надел, не тебе и снимать было! Василиса Премудрая хитрей, мудрёней своего отца уродилась; он за то осерчал на неё и велел ей три года квакушею быть. Вот тебе клубок; куда он покатится — ступай за ним смело».
Иван-царевич поблагодарствовал старику и пошёл за клубочком. Идёт чистым полем, попадается ему медведь.
«Дай, — говорит, — убью зверя!»
А медведь провещал ему:
«Не бей меня, Иван-царевич! Когда-нибудь пригожусь тебе».
Идёт он дальше, глядь, а над ним летит селезень; царевич прицелился из ружья, хотел было застрелить птицу, как вдруг провещала она человечьим
голосом:
«Не бей меня, Иван-царевич! Я тебе сама пригожусь».
Он пожалел и пошёл дальше.
Бежит косой заяц; царевич опять за ружье, стал целиться, а заяц провещал ему человечьим
голосом:
«Не бей меня, Иван-царевич! Я тебе сам пригожусь».
Иван-царевич пожалел и пошёл дальше — к синему морю, видит — на песке лежит издыхает щука-рыба.
«Ах, Иван-царевич, — провещала щука, — сжалься надо мною, пусти меня в море».
Он бросил ее в море и пошёл берегом. Долго ли, коротко ли — прикатился клубочек к избушке; стоит избушка на куриных лапках, кругом повёртывается.
Говорит Иван-царевич:
«Избушка, избушка! Стань по-старому, как мать поставила, — ко мне передом, а к морю задом».
Избушка повернулась к морю задом, к нему передом. Царевич взошёл в неё и видит: на печи, на девятом кирпичи, лежит баба-яга костяная нога, нос в потолок врос, сама зубы точит.
«Гой еси, добрый молодец! Зачем ко мне пожаловал?» — спрашивает баба-яга Ивана-царевича.
«Ах ты, старая хрычовка! Ты бы прежде меня, доброго молодца, накормила-напоила, в бане выпарила, да тогда б и спрашивала».
Баба-яга накормила его, напоила, в бане выпарила; а царевич рассказал ей, что ищет свою жену Василису Премудрую.
«А, знаю! — сказала баба-яга. — Она теперь у Кощея Бессмертного; трудно ее достать, нелегко с Кощеем сладить: смерть его на конце иглы, та игла в яйце, то яйцо в утке, та утка в зайце, тот заяц в сундуке, а сундук стоит на высоком дубу, и то дерево Кощей как свой глаз бережёт».
Указала яга, в каком месте растет этот дуб.
Иван-царевич пришел туда и не знает, что ему делать, как сундук достать?
Вдруг откуда не взялся — прибежал медведь и выворотил дерево с корнем; сундук упал и разбился вдребезги, выбежал из сундука заяц и во всю прыть наутек пустился: глядь — а за ним уж другой заяц гонится, нагнал, ухватил и в клочки разорвал.
Вылетела из зайца утка и поднялась высоко-высоко; летит, а за ней селезень бросился, как ударит её — утка тотчас яйцо выронила, и упало то яйцо в море.
Иван-царевич, видя беду неминучую, залился слезами; вдруг подплывает к берегу щука и держит в зубах яйцо; он взял то яйцо, разбил, достал иглу и отломил кончик: сколько ни бился Кощей, сколько ни метался во все стороны, а пришлось ему помереть!
Иван-царевич пошел в дом Кощея, взял Василису Премудрую и воротился домой.
После того они жили вместе и долго и счастливо.
Вот и сказке конец, а кто слушал — молодец!
______________________________________
Одна из самых простых и проверенных временем экранизаций: «Царевна-Лягушка» мультфильм, снятый в 1954 году студией «Союзмультфильм».
Прочитано: 461 раз, 1 из них — сегодня.Если вам понравилось, поделитесь с друзьями<\p>
Всякое дело в мире творится, про всякое в сказке говорится. Жили-были дед да баба. Всего у них было вдоволь -…
Read More
Жили-были старик со старухой. У них была внучка Снегурушка. Собрались подружки в лес по ягоды и пришли звать с собой…
Read More
Источник: https://minimy.in.ua/tsarevna-lyagushka/
Книга Народные русские сказки А. Н. Афанасьева в трех томах. Том 2. Содержание – Царевна-лягушка
Арысь-поле
№266 [259]
У старика была дочь красавица, жил он с нею тихо и мирно, пока не женился на другой бабе, а та баба была злая ведьма. Не возлюбила она падчерицу, пристала к старику: «Прогони ее из дому, чтоб я ее и в глаза не видала». Старик взял да и выдал свою дочку замуж за хорошего человека; живет она с мужем да радуется и родила ему мальчика.
А ведьма еще пуще злится, зависть ей покоя не дает; улучила она время, обратила свою падчерицу зверем Арысь-поле и выгнала в дремучий лес, а в падчерицыно платье нарядила свою родную дочь и подставила ее вместо настоящей жены. Так все хитро сделала, что ни муж, ни люди — никто обмана не видит. Только старая мамка одна и смекнула, а сказать боится.
С того самого дня, как только ребенок проголодается, мамка понесет его к лесу и запоет:
Арысь-поле! Дитя кричит,
Дитя кричит, пить-есть хочет.
Арысь-поле прибежит, сбросит свою шкурку под колоду, возьмет мальчика, накормит; после наденет опять шкурку и уйдет в лес. «Куда это мамка с ребенком ходит?» — думает отец. Стал за нею присматривать; увидал, как Арысь-поле прибежала, сбросила с себя шкурку и стала кормить малютку.
Он подкрался из-за кустов, схватил шкурку и спалил ее. «Ах, что-то дымом пахнет; никак моя шкурка горит!» — говорит Арысь-поле. «Нет, — отвечает мамка, — это, верно, дровосеки лес подожгли». Шкурка сгорела, Арысь-поле приняла прежний вид и рассказала все своему мужу.
Тотчас собрались люди, схватили ведьму и сожгли ее вместе с ее дочерью.
Царевна-лягушка
№267 [260]
В стары годы, в старопрежни, у одного царя было три сына — все они на возрасте. Царь и говорит: «Дети! Сделайте себе по самострелу и стреляйте: кака женщина принесет стрелу, та и невеста; ежели никто не принесет, тому, значит, не жениться».
Большой сын стрелил, принесла стрелу княжеска дочь; средний стрелил, стрелу принесла генеральска дочь; а малому Ивану-царевичу принесла стрелу из болота лягуша в зубах.
Те братья были веселы и радостны, а Иван-царевич призадумался, заплакал: «Как я стану жить с лягушей? Век жить — не реку перебрести или не поле перейти!» Поплакал-поплакал, да нечего делать — взял в жены лягушу. Их всех обвенчали по ихнему там обряду; лягушу держали на блюде.
Вот живут они. Царь захотел одиножды посмотреть от невесток дары, котора из них лучше мастерица. Отдал приказ. Иван-царевич опять призадумался, плачет: «Чего у меня сделат лягуша! Все станут смеяться». Лягуша ползат по полу, только квакат.
Как уснул Иван-царевич, она вышла на улицу, сбросила кожух[261], сделалась красной де́вицей и крикнула: «Няньки-маньки[262]! Сделайте то-то!» Няньки-маньки тотчас принесли рубашку самой лучшей работы.
Она взяла ее, свернула и положила возле Ивана-царевича, а сама обернулась опять лягушей, будто ни в чем не бывала! Иван-царевич проснулся, обрадовался, взял рубашку и понес к царю.
Царь принял ее, посмотрел: «Ну, вот это рубашка — во Христов день[263] надевать!» Середний брат принес рубашку; царь сказал: «Только в баню в ней ходить!» А у большого брата взял рубашку и сказал: «В черной избе ее носить!» Разошлись царски дети; двое-то и судят между собой: «Нет, видно мы напрасно смеялись над женой Ивана-царевича, она не лягуша, а кака-нибудь хи́тра[264]!»
Царь дает опять приказанье, чтоб снохи состряпали хлебы и принесли ему напоказ, котора лучше стряпат? Те невестки сперва смеялись над лягушей; а теперь, как пришло время, они и послали горнишну подсматривать, как она станет стряпать.
Лягуша смекнула это, взяла замесила квашню, скатала, печь сверху выдолбила, да прямо туда квашню и опрокинула. Горнишна увидела, побежала, сказала своим барыням, царским невесткам, и те так же сделали.
А лягуша хитрая только их провела, тотчас тесто из печи выгребла, все очистила, замазала, будто ни в чем не бывала, а сама вышла на крыльцо, вывернулась из кожуха и крикнула: «Няньки-маньки! Состряпайте сейчас же мне хлебов таких, каки мой батюшка по воскресеньям да по праздникам только ел».
Няньки-маньки тотчас притащили хлеба. Она взяла его, положила возле Ивана-царевича, а сама сделалась лягушей. Иван-царевич проснулся, взял хлеб и понес к отцу. Отец в то время принимал хлебы от бо́льших братовей; их жены как поспускали в печь хлебы так же, как лягуша, — у них и вышло кули-мули.
Царь наперво принял хлеб от большого сына, посмотрел и отослал на кухню; от середнего принял, туда же послал. Дошла очередь до Ивана-царевича; он подал свой хлеб. Отец принял, посмотрел и говорит: «Вот это хлеб — во Христов день есть! Не такой, как у бо́льших снох, с закалой[265]!»
После того вздумалось царю сделать бал, посмотреть своих сношек, котора лучше пляшет? Собрались все гости и снохи, кроме Ивана-царевича; он задумался: «куда я с лягушей поеду?» И заплакал навзрыд наш Иван-царевич. Лягуша и говорит ему: «Не плачь, Иван-царевич! Ступай на бал. Я через час буду».
Иван-царевич немного обрадовался, как услыхал, что́ лягуша бает; уехал, а лягуша пошла, сбросила с себя кожух, оделась чудо как! Приезжает на бал; Иван-царевич обрадовался, и все руками схлопали: кака красавица! Начали закусывать; царевна огложет коску[266], да и в рукав, выпьет чего — остатки в другой рукав.
Те снохи видят, чего она делат, и они тоже кости кладут к себе в рукава, пьют чего — остатки льют в рукава. Дошла очередь танцевать; царь посылает бо́льших снох, а они ссылаются на лягушу.
Та тотчас подхватила Ивана-царевича и пошла; уж она плясала-плясала, вертелась-вертелась — всем на диво! Махнула правой рукой — стали леса и воды, махнула левой — стали летать разные птицы. Все изумились. Отплясала — ничего не стало.
Други снохи пошли плясать, так же хотели: котора правой рукой ни махнет, у той кости-та и полетят, да в людей, из левого рукава вода разбрызжет — тоже в людей. Царю не понравилось, закричал: «Будет, будет!» Снохи перестали.
Бал был на отходе. Иван-царевич поехал наперед, нашел там где-то женин кожух, взял его да и сжег. Та приезжат, хватилась кожуха: нет! — сожжен. Легла спать с Иваном-царевичем; перед утром и говорит ему: «Ну, Иван-царевич, немного ты не потерпел; твоя бы я была, а теперь бог знат. Прощай! Ищи меня за тридевять земель, в тридесятом царстве». И не стало царевны.
Вот год прошел, Иван-царевич тоскует о жене; на другой год собрался, выпросил у отца, у матери благословенье и пошел. Идет долге уж, вдруг попадатся ему избушка — к лесу передом, к нему задом.
Он и говорит: «Избушка, избушка! Стань по-старому, как мать поставила, — к лесу задом, а ко мне передом». Избушка перевернулась.
Вошел в избу; сидит старуха и говорит: «Фу-фу! Русской коски слыхом было не слыхать, видом не видать, нынче русска коска сама на двор пришла! Куда ты, Иван-царевич, пошел?» — «Прежде, старуха, напой-накорми, потом вести расспроси». Старуха напоила-накормила и спать положила.
Иван-царевич говорит ей: «Баушка! Вот я пошел доставать Елену Прекрасну[267]». — «Ой, дитятко, как ты долго (не бывал)! Она с первых-то годов часто тебя поминала, а теперь уж не помнит, да и у меня давно не бывала. Ступай вперед к середней сестре, та больше знат».
вернуться
Место записи неизвестно.
AT 409 (Мать-рысь). Сказки, представляющие особую разновидность сюжета о подмененной жене, учтены в AT в эстонском, ливском, словинском, сербохорватском и русском, но встречаются также и в латышском (Арайс-Медне, с. 63—64), башкирском (Башк. творч.
, I, № 74), украинском, белорусском фольклорном материале. Русских вариантов — 12, украинских — 2, белорусских — 4. Мотив обращения подмененной женщины в рысь, как доказывает А. М.
Смирнов-Кутачевский в своей докторской диссертации «Сказки про мачеху и падчерицу» (1941), является более древним, чем мотив утопления и превращения в русалку, рыбу. В восточнославянских сказках сюжет о матери-рыси контаминируется с сюжетом о чудесной коровке (AT 511 — см.
тексты № 100, 101) и является его продолжением. Песенные вставки встречаются в ряде восточнославянских сказок о подмененной жене.
вернуться
Записано в Шадринском уезде А. Н. Зыряновым. Рукопись — в архиве ВГО (р. XXIX, оп. 1, 32а, лл. 32—35 об.; 1850). Афанасьев внес в текст записи несколько незначительных поправок.
Так, например, напечатано — «взял хлеб и понес», в рукописи — «взял хлеб, понес»; напечатано — «Вот живут они», в рукописи — «и живут»; напечатано — «обрадовался как услыхал», в рукописи — «обрадовался, услыхал». См. комм.
ко II т. сказок Афанасьева изд. 1938 г. (с. 634).
AT 402 (Царевна-лягушка) + 4001 (Поиски исчезнувшей жены. См. прим. к тексту № 157). Традиционная контаминация сюжетных типов.
В AT учтены многочисленные европейские варианты типа 402 и записанные в Америке от американцев европейского происхождения и негров варианты на испанском, португальском и французском языках, а также турецкие, индийские и арабские сказки. Русских вариантов — 36, украинских — 15, белорусских — 6.
В некоторых национальных вариантах героиней является заколдованная кошка или мышка (например, в польских), или змея (например, в эстонских), герой находит ее в волшебном замке. Восточнославянские сказки о царевне-лягушке отличаются национальным бытовым колоритом крестьянской патриархальной жизни.
Это обычно проявляется в эпизодах соревнования трех снох старика. Характерно вместе с тем развивается в русских и во многих украинских, белорусских сказках мотив социальной обездоленности младшего из трех братьев. В эпизодах соревнования царевны-лягушки с другими снохами встречаются традиционные для сюжета восточнославянские стилистические формулы.
Из репертуара русских сказочников такие сказки перешли в репертуар сказочников неславянских народов СССР, например башкир и татар, испытав определенную творческую трансформацию и восприняв традиционные мотивы сказок этих народов (Башк. творч., I, № 70, 71; Тат. творч., I, № 72).
Формирование сюжетов типа 402 и 401 (Заколдованная царевна) связано с «Тысячью и одной ночью» (ночи 511—516). Старейший европейский литературный пересказ сказки флорентийца Дони относится к 1552 году. Известны и другие, более поздние, итальянские литературные варианты сюжетного типа «Царевна-лягушка» (Novelline, № 58, 88, 118).
Первая обработка в лубочном духе народной русской сказки о царевне-лягушке была издана в XVIII в. (Тимофеев, с. 280—311). Лубочная «Сказка об Иване-богатыре, о прекрасной супруге его Светлане и злом волшебнике Карачуне» И.
Кассирова, созданная на основе народных русских сказок типа 402 и других типов, неоднократно издававшаяся во второй половине XIX в., оказала заметное влияние на фольклор. Своеобразным народным пересказом сказки Кассирова является, например, сказка «О Иване Быковиче, злом Карачуне и прекрасной Светлане», опубликованная в 1975 г. в кн.: Ск., лег.
Башк., № 12. Исследования: Аникин В. П. Волшебная сказка «Царевна-лягушка». — Фольклор как искусство слова. М., 1966, с. 19—49; Аникин, с. 144—150; Корепова К. Е. Сюжет «Царевна-лягушка» в восточнославянской сказочной традиции. — Вопросы сюжета и композиции. Горьк. ун-т, 1980, с. 97—112. В последней статье этническое и региональное своеобразие восточнославянских вариантов сюжета выясняется с возможно полным учетом опубликованных текстов: к сопоставлению привлечены болгарские и польские сказки типа AT 402.
вернуться
вернуться
вернуться
вернуться
Сырое, непропеченное место в хлебе (Ред.).
вернуться
92
Источник: https://www.booklot.org/genre/detskie/skazki/book/narodnyie-russkie-skazki-a-n-afanaseva-v-treh-tomah-tom-2/content/1706161-tsarevnalyagushka/
Чему учат русские народные сказки?
Содержание
Сказка ложь, да в ней намек… Чему учат сказки
Герои русских народных сказок
Сказка — семейный психолог
Живое слово
По каким критериям педагог или грамотный родитель выбирает книгу для детского и семейного чтения? История должна быть занимательной, захватывающей, поучительной и, конечно, обладать высоким воспитательным потенциалом. Хорошо, если помимо развлечения, в процессе чтения ребенок сопереживает, думает, учится, а в итоге получает важный для себя урок. Отлично ко всем этим критериям подходит русская народная сказка.
Сказка ложь, да в ней намек… Чему учат сказки
Народная сказка — это элемент устного национального творчества. Придумывая поучительные истории, наши предки не просто развлекали своих детей, они вкладывали в эти лаконичные, остроумные сюжеты мудрость, опыт, знания — все то, что хотелось им сохранить и передать, с помощью чего вразумить и воспитать.
Переходя из уст в уста, сюжеты менялись, оттачивались, герои русских сказок «учились» у рассказчиков уму разуму, впитывали информацию. И что бы невероятного ни происходило в сказке, в этом всегда была доля истины. Это учебник жизни, переданный нам в наследство нашими предками.
К сожалению, в погоне за модными тенденциями многие забывают о том, чему учат русские народные сказки.
Герои русских народных сказок
Восприятие литературного произведения происходит через героя. На положительных героев русских сказок малыш стремится быть похожим, отрицательных — боится, победителей — уважает, обиженных — жалеет. Наблюдая за перипетиями сюжета, ребенок знакомится с социальными нормами поведения. Учится оценивать поступки, внешний вид, поведение человека.
Устоявшиеся народные образы сказочных персонажей русских сказок демонстрируют ребенку, обладая какими личными качествами можно добиться успеха. Мужество, храбрость, незаурядный ум, смекалка, доброта — неизменные характеристики главного положительно героя.
(Иван-Царевич из сказки о царевне-лягушке, странствующий солдат из сказки «Каша из топора», стрелец из истории о Жар-Птице, Крошечка-Хаврошечка). Благодаря положительным качествам из любой ситуации он выходит победителем. А злые, жадные и ленивые всегда остаются с носом.
Они обычно теряют что-то важное и наказаны по заслугам (Кащей Бессмертный, Чудо-Юдо, жадный король из сказки о Жар-Птице, дочка-лентяйка из сказки «Морозко», Змей Горыныч).
Сказка — семейный психолог
Русская сказка в ненавязчивой форме открывает важные жизненные истины.
Вот то, чему учат народные сказки:
- строить семейные отношения, любить свою семью
(«Волк и семеро козлят», «Лисичка со скалочкой», «Снегурочка», «Морозко»);
(«Лапоть, Соломинка и Пузырь», «Кот, Дрозд и Петух», «Крылатый, мохнатый и масленый»);
- не обижать маленьких, уважительно относиться к старости, слушать старших
(«Заюшкина избушка», «Гуси-Лебеди», «Сестрица Аленушка и братец Иванушка»);
- бороться с человеческими пороками: ленью, жадностью, скупостью, глупостью
(«Лиса и журавль», «Петух и золотая мельничка», «Зимовье зверей»);
- решать сложные ситуации с помощью смекалки, хитрости, остроумия, упорства и труда
(«Ивашечка», «Бобовое зернышко», «Вершки и корешки», «Умный батрак», «Лиса и рак»);
(«Бычок — соломенный бочок», «Царевна Лягушка», «Финист-ясный сокол», «Иван — крестьянский сын и Чудо-Юдо» ).
К тому же в сказке отражается эпоха, время, быт, нередко, оценка политических событий. И даже это еще далеко не все, чему учит сказка при правильной ее подаче. Например, старших детей на примере сказки можно учить анализировать, рассуждать, подмечать, сопоставлять вымысел с реальностью.
Живое слово
Перечислять достоинства языка и стиля народных литературных произведений можно до бесконечности, и это тоже то, чему учат сказки:
- невероятная музыкальность,
- поэтичность,
- образность,
- мелодичность,
- напевность,
- остроумие,
- искрометность,
- фразеологизмы и фразы, ставшие крылатыми.
Впитывая с младенчества лучшие образцы живого родного слова, ребенок учится красиво и грамотно строить свою речь, правильно применять средства художественной выразительности, пополняет словарный запас.
И вместе с тем, еще до школы усваивает грамматические нормы языка в единстве с его лексикой.
Те немногие названия русских народных сказок, упомянутые в статье, конечно, не отражают всего разнообразия русского сказочного творчества. Сказочных сюжетов в русском фольклоре зафиксировано около тысячи.
Многие из них имеют литературную обработку В.И. Даля, А.Н. Толстого, А.Н. Афанасьева.
Выбирая сборники сказок под редакцией этих выдающихся знатоков родного слова, родитель и педагог могут быть уверенны, что чтение принесет ребенку максимальную пользу.
Русская сказка — это энциклопедия, пособие по воспитанию, путеводитель по жизни. Сказочные герои русских сказок наставляют детей на правильный путь, а неповторимый слог учит быть метким, кратким, но выразительным в речи.
Сказки и миф. Чему учат русские сказки? – видео
<\p>
Источник: https://www.rastut-goda.ru/questions-of-pedagogy/8447-chemu-uchat-russkie-narodnye-skazki.html
Сказка «Царевна-лягушка» и повесть М.Булгакова «Роковые яйца»
Неёлов Е.М.
[https://www.philolog.ru/filolog/intertex.htm]
Что такое с «детской» точки зрения повесть «Роковые яйца»? Это, конечно же, сказка, но не старинная, а современная (ведь именно как сказку легче всего пересказать ребенку фабулу «Роковых яиц», не фальсифицируя ее, чего невозможно добиться при подобном пересказе романов Толстого или Тургенева).
Этот наивный, безусловно, детский, простой взгляд на булгаковскую повесть, тем не менее, позволяет увидеть в произведении новые, и не простые смыслы, которые скрывает лежащий на поверхности социально-сатирический (у некоторых критиков становящийся прямолинейно-политическим) план содержания произведения.
Утверждение о том, что «Роковые яйца» – сказка, можно понимать не только как метафору (переводящую «взрослое» в «детское»), не только как указание на научно-фантастический аспект текста, обусловленный творческой перекличкой М.Булгакова и Г.Уэллса, но и в точном, то есть, фольклорном смысле слова.
В историческом пространстве русской культуры детский взгляд на вещи неизменно актуализирует фольклорную архаику, ибо сказка, как нам уже приходилось писать, всегда сопричастна народной Судьбе и детской Душе.
В этом смысле повесть Булгакова рассказывает не только о гениальном профессоре Персикове и пламенном, но недалеком революционере Рокке, но еще, а, может быть, и, прежде всего – о Лягушке.
Различного рода упоминания об этом земноводном столь многочисленны, что образуют особую лейтмотивную тему лягушки, проникающую и в сферу лексики – ведь даже телефонная трубка, как об этом не раз говорится у Булгакова, неизменно «квакает».
Образ Лягушки и горячая любовь Персикова ко всем представителям этого славного племени сразу же вызывает в памяти самую главную лягушку в истории отечественной культуры – героиню одной из лучших русских сказок. Собственно, косвенно это отмечено в критике. Е.А.
Яблоков, вспоминая слова одного из персонажей повести – «лягушка жены не заменит»[1], обнаруживает в «Роковых яйцах» «отголосок сказки о царевне-лягушке»[2].
Как нам кажется, это не просто отголосок, а почти прямая (а если учитывать вариативность фольклорного текста, то – без оговорок – прямая) цитата из «Царевны-лягушки».
При первой встрече с суженой Иван-царевич «призадумался, заплакал: «Как я стану жить с лягушей?»[3] Печаль Ивана, в начале не сумевшего разглядеть волшебную сущность героини, понятна – ведь «лягушка жены не заменит».
Возникает своеобразный диалог текстов: «когда в читательском сознании встречаются разные книги, то они могут наглухо замкнуться в себе, как бы не замечая друг друга, а могут и вступить в диалог, обнаружить свою родственность (о которой авторы и не подозревали) и зазвучать по-своему»[4].
Булгаковская повесть и афанасьевский сборник русских сказок естественно встречаются в сознании читателя, смотрящего на тексты «детским» взглядом. Иными словами, возникает прочная интертекстуальная связь «Роковых яиц» и фольклорной волшебной сказки «Царевна-лягушка».
Ключевой здесь является сцена, по сути дела, открывающая после интродукции (1 глава) действие:
«Там, на стеклянном столе, полузадушенная и обмершая от страха и боли лягушка была распята на пробковом штативе, а ее прозрачные слюдяные внутренности вытянуты из окровавленного живота в микроскоп.
– Очень хорошо, – сказал Персиков и припал глазом к окуляру микроскопа.
( … )
Лягушка тяжело шевельнула головой, и в ее потухающих глазах были явственны слова: «сволочи вы, вот что …» (49-56).
Понять интертекстуальную связь этого эпизода с фольклорной волшебной сказкой нам поможет текст-посредник. На роль такого посредника прямо-таки просится одно из ранних стихотворений Юрия Кузнецова «Атомная сказка», по-новому пересказывающая фольклорный сюжет:
Эту сказку старинную слышал
Я уже на теперешний лад,
Как Иванушка во поле вышел
И стрелу запустил наугад.
Он пошел в направленьи полета
По сребристому следу судьбы.
И попал он к лягушке в болото,
За три моря от отчей избы.
– Пригодится на правое дело!
Положил он лягушку в платок.
Вскрыл ей белое царское тело
И пустил электрический ток.
В долгих муках она умирала.
В каждой жилке стучали века.
И улыбка познанья играла
На счастливом лице дурака.[5]
Не правда ли, это стихотворение представляется чуть ли не прямым поэтическим переложением сцены с «научным» убийством лягушки в булгаковской повести и в то же время лирическим комментарием, выявляющим нравственный смысл отмеченного нами эпизода? Неизвестно, сознательно или нет это сделал поэт, но в нашем случае это не важно – важен сам факт интертекстуальной связи, возникающей между фольклорной «Царевной-лягушкой» и «Роковыми яйцами» благодаря тексту-посреднику – «Атомной сказке» Ю.Кузнецова.
В этом контексте вся булгаковская повесть может быть понята как рассказ о том, что было «после сказки». Прав Е.А.Яблоков, хотя и мимоходом, в примечании, но отмечающий, что все происходящее в повести Булгакова «может быть воспринято как отмщение за жизнь «распятой» лягушки»[6].
Такое прочтение «Роковых яиц», близкое детскому сознанию, для которого судьба Лягушки важнее научных и социальных проблем эпохи[7] (ибо ребенок интуитивно «знает», что эти проблемы преходящи, а невинная смерть существа, замученного во имя решения этих проблем, – нет), позволяет увидеть в «Роковых яйцах» превращение сказки в антисказку. Антисказками в фольклористике называются сказки, «которые заканчиваются трагически, в противовес обычному и определяющему жанр счастливому разрешению конфликтов», причем они, в отличие от традиционных жанровых форм, «разыгрываются в мире реального опыта»[8].
Именно так – в мире реального опыта – разыгрывается действие «Царевны-лягушки» в булгаковской повести, которая, таким образом, в числе прочего предстает перед нами как некое инобытие классической русской сказки «Царевна-лягушка», превращающее добрую старую сказку в современную страшную антисказку. Поэтому за многими образами и сюжетными коллизиями повести как бы смутно проступают очертания фольклорно-сказочных образов и мотивов, но претерпевших уже инверсию.
Прежде всего, это относится к Персикову и Рокку, которые, являясь главными действующими лицами «Роковых яиц», функционально восходят (в контексте сопоставления повести и сказки) к архитепической фигуре главного волшебно-сказочного героя – Ивана-дурака (Ивана-царевича).
Персиков и Рокк перераспределяют функции фольклорного протообраза: Рокку не хватает «полцарства», Персикову, – условно говоря, «царевны». Такая процедура перераспределения, как нам уже доводилось отмечать, типична для поэтики научной фантастики.
К примеру, в «Аэлите» Толстого Лось и Гусев тоже связаны с фольклорным протообразом Ивана-царевича: «Гусеву не хватает «полцарства», Лосю – «царевны» (эти сказочные ценности не сводятся к бытовому, буквальному их пониманию, они представляют собой сложные символы, выражающие народные идеалы).
Цель всех странствий и усилий волшебно-сказочного героя (царевна и полцарства) перераспределяются и героям романа, архитепически связанным со сказочным героем, достается то, что соответствует логике их характеров»[9].
Но Лось и Гусев составляют вместе, пусть и маленький, но коллектив, что соответствует поэтике жанрово-обусловленной литературной фантастики, а Рокк и Персиков, ненавидя друг друга, действуют в одиночку. И это полностью меняет смысл их действий в сравнении с архитепически заданным[10]. Герои, восходящие к сказочному Ивану-царевичу, оказываются (хотя один из них, Рокк, в совхозе даже живет во «дворце») всего-навсего лишь «антицаревичами», порой, – даже пародиями на сказочного героя.
Еще один пример инверсии архитепического фольклорно-сказочного смысла дает сцена гибели жены Рокка Мани. Она иронически, но в то же время вполне серьезно (этому способствует натурализм сцены) переосмысливает один из типичных фольклорно-сказочных мотивов: герой на берегу моря-окияна спасает от Змея прекрасную Марью-царевну. У М.
Булгакова море-окиян сжимается до размеров пруда, от царевны, превратившейся в толстую тетушку, остается только сказочное имя, да и то в фамильярно-бытовой форме, а царевич, ставший «антицаревичем», вместо боя со Змеем «оторвался наконец от дороги и, ничего и никого не видя, оглашая окрестности диким ревом, бросился бежать» (99).
Ирония, очевидная при интертекстуальном (в сопоставлении с фольклорно-сказочной традицией) чтении «Роковых яиц», сталкиваясь с натурализмом изображаемого, порождает эффект, который можно обозначить так: «смешно и страшно». Этот эффект, как можно полагать, присущ всей фантастике М.
Булгакова, с наибольшей силой проявляясь в «Собачьем сердце»[11].
Наконец, центральный фольклорно-мифологический образ-мотив яйца, проходящий через все произведение, также способствует ощущению сказочности булгаковской повести.
Подобный анализ архаической семантики этого образа-мотива, творчески переосмысленный Булгаковым, потребовал бы объема чуть ли не монографии, поэтому просто отметим, что то размытое световое пятно, в котором Персиков обнаружил свой «красный луч», тоже весьма напоминает яйцо. Причем «луч этот был ярко-красного цвета и из завитка выпадал, как маленькое острие, ну, скажем, с иголку, что ли» (53). Сравненье с иголкой сразу же вызывает в памяти волшебно-сказочное яйцо, внутри которого находится иголка, и в котором спрятана смерть Кощея. И это привносит в социально-сатирическую символику «красного луча» новые, более глубокие, «вечные» смыслы.
Интертекстуальная связь булгаковской повести и русской сказки, которую мы попытались обнаружить, с одной стороны, еще раз демонстрирует устойчивое присутствие архетипа «Царевны-лягушки» в русской литературе (впервые этот волшебно-сказочный сюжет входит в литературу в 16 веке, в знаменитой «Повести о Петре и Февронии»[12], проявляясь затем в творчестве многих писателей), с другой, – наглядно показывает эвристическую ценность простого, «детского» взгляда на «взрослые» произведения. Такой взгляд эффективен, конечно, лишь в то случае, если произведение дает, как это происходит на рубеже 21 века с романами и повестями М.Булгакова, то или иное основание для подобного взгляда. Но если такое основание есть, «детский» взгляд способен заметить то, что не увидит «взрослый».
——————————————————————————–
[1] Булгаков М.А. Собрание сочинений в пяти томах. Т.2. М., 1989. С.86. (Далее ссылки даются в тексте). [2] Яблоков Е.А. Мотивы прозы Михаила Булгакова. М., 1997. С.24. [3] Афанасьев А.Н. Народные русские сказки в трех томах. Т.2. М., 1985. С.260-261. [4] Неёлов Е.М. Шариков, Швондер и Единое государство (о фантастике М.Булгакова и Е.Замятина)//Булгаков М. Собачье сердце. Роковые Яйца. Похождения Чичикова; Замятин Е. Мы. Сказки. Петрозаводск, 1990. С.369. [5] Кузнецов Ю. Золотая гора: Стихотворения и поэмы разных лет. М., 1989. С.58. [6] Яблоков Е.А. Мотивы прозы Михаила Булгакова. С.173. Прим.47. Е.А.Яблоков ссылается на утверждение Б.М.Гаспарова: «Новая жизнь, созданная Персиковым как следствие казни-распятия лягушки, оборачивается выходом на свободу сил разрушительного хаоса». (Гаспаров Б.М. Литературные лейтмотивы: Очерки русской литературы 20 века. М.,1994. С.98.) [7] Чтобы в этом убедиться, достаточно вспомнить детскую сказку Б.Заходера «Серая Звездочка», ее взрослую оценку сугубо «взрослым» критиком Ю.Селезневым в статье «Если сказку сломаешь» (О литературе для детей.Вып.23. Л., 1979.) и полемику И.П.Лупановой с Ю.Селезневым в ее известной работе (Лупанова И.П. Современная литературная сказка и ее критики (заметки фольклориста)// Проблемы детской литературы. Петрозаводск, 1981.
)
[8] Moser-Rath E. Antimarchen// Enzyklopadie des Marchens. Bd.1 Lief.3. Berlin-New York, 1976. S.609-610. [9] Неёлов Е.М. Волшебно-сказочные корни научной фантастики. Л., 1986. С.157. [10] Подробнее о герое-коллективе и герое-одиночке см. нашу статью «Все вместе» в данном сборнике. [11] Эффект «смешно и страшно» сближает эстетику М.Булгакова со стихией древнерусского «смехового мира», для которого указанный эффект весьма значим. [12] См.: Неёлов Е.М. «Повесть о Петре и Февронии» и «Царевна-лягушка»// Рябининские чтения’95. Петрозаводск, 1997. С.177-183.Источник: https://stydopedia.ru/2×8986.html