Рецензия на фильм «Довлатов»
Изображение брежневских «заморозков» в культуре на примере молодого Сергея Довлатова в годы его жизни в Ленинграде.
Молодой писатель и журналист Сергей Довлатов (Милан Марич) живет в Ленинграде в начале 1970-х.
«Оттепель» подошла к концу, и в эпоху наступившего застоя Довлатов и многие его друзья-творцы не могут ни публиковаться, ни выставляться, если их произведения не вписываются в жесткие рамки соцреализма.
Писать же так, как положено, у Довлатова не получается. Слишком уж он внутренне бескомпромиссен, и слишком уж он иронично настроен к окружающей его советской жизни.
До начала съемок Милан Марич выглядел слишком поджаро и спортивно, чтобы сыграть Довлатова. Поэтому актера раскармливали салом и пельменями
Байопики бывают двух типов. Одни «галопом по Европам» охватывают всю жизнь героя, другие же сосредотачиваются на коротком временном отрезке, который авторам кажется наиболее выразительным или интересным.
Новая лента Алексея Германа-младшего («Бумажный солдат», «Под электрическими облаками») принадлежит к байопикам второго рода.
«Довлатов» отображает предпраздничную ноябрьскую неделю 1971 года и лишь намекает на предшествующую и последующую жизнь знаменитого писателя – будущего мэтра русской эмиграции.
Если бы авторы ленты хотели изобразить «точку перелома» в жизни Довлатова, то они бы, вероятно, выбрали его службу по призыву в охране исправительных колоний. И сам писатель, и хорошо знавшие его люди вроде поэта Иосифа Бродского говорили и писали, что колония перепахала Довлатова и определила его отношение к людям, к жизни, к творчеству.
Режиссер Алексей Герман-младший хотел включить в картину сцену в театре, но не нашел в Санкт-Петербурге театра с советской обстановкой. Везде в последние годы был сделан ремонт
«Довлатов», однако, снят с иной целью. Он показывает не внутреннюю эволюцию героя (Довлатов лишь немного меняется по ходу повествования), а застойный климат культурного Ленинграда 1970-х – заморозки после «оттепели».
В фильме Германа Довлатов олицетворяет разочарованное поколение новых «лишних людей», которые обнаружили, что их знания, их способности, их авторские голоса не нужны чиновникам от культуры. Все в один голос твердят Довлатову, что он талант и даже гений, но то, что он пишет, для публикации не годится.
Чиновникам нужен «позитив», а когда Довлатов сочиняет искренне или пишет о том, что видел своими глазами, то позитив не получается. Как позитивно описать найденные в закоулке метро останки детей, заваленных при взрыве во время войны?
В том же положении Бродский (Артур Бесчастный) и прочие – те, кто все же смог прославиться, и те, кто умер безвестным.
Поэтому они либо через силу выполняют поденную творческую работу (Довлатов служит в заводской газете, Бродский занимается кинопереводами), либо, как невостребованный художник в исполнении Данилы Козловского, фарцуют запретными западными товарами и книгами.
А еще они пьют, жалуются друг другу на жизнь, ерничают, тусуются на квартирах и в легендарном кафе «Сайгон», читают стихи, снова пьют… И поговаривают об эмиграции. Не потому, что «там» обязательно будет лучше, а потому, что «там» может быть хоть немного иначе.
Это не антисоветчина, не принципиальное противостояние с режимом. Наоборот, это режим выпихивает из страны тех, кого сам же создал, дав молодежи образование, стремление к вершинам искусства и революционную бескомпромиссность.
Вполне очевидно, почему Герман снял такое кино именно сейчас, и режиссер не скрывает, что жизнь Довлатова в начале 1970-х – прозрачный намек на нынешнее положение дел в России, когда широко востребован позитив фильмов типа «Движения вверх», а прежде обласканные «непозитивные» творцы вроде Кирилла Серебренникова чувствуют холодное дыхание заморозков.
Конечно, в советское время «Довлатов» не был бы снят, а сейчас его поддерживают Минкульт и Фонд кино, и это очень важное различие, которое Герман признает. Но и написать, что режиссер от страха дует на воду, рука не поднимается. Перемены в самом деле идут, и они заслуживают осмысления и художественного, метафорического отображения.
В том числе через обращение к ситуациям из недавнего прошлого.
Суть «Довлатова» диктует особенности повествования. Застойность происходящего подчеркивается отсутствием стержневого сюжета. Вместо движения из точки А в точку Б фильм изображает бег на месте, череду ситуаций, происшествий и разговоров.
Некоторые из них печальны и даже трагичны, некоторые – комичны и гротескны, и Герман часто позволяет герою продемонстрировать едкий юмор, которым Довлатов более всего известен. Но даже в самых смешных шутках ленты чувствуется грусть и подступающее к горлу отчаяние.
Хотя герой еще надеется, что его начнут публиковать, это душевная инерция, а не искренняя вера в то, что дела могут наладиться. Из-за отсутствия сюжетного драйва смотрится картина тягомотно, однако это позволяет прочувствовать состояние главного героя.
«Довлатов» – портрет художника на фоне эпохи, и эпоха у Германа изображена выпукло и густо, с множеством полузабытых ныне нюансов. Можно спорить о точности деталей и правдоподобии ситуаций, но вряд ли стоит этим заниматься, поскольку фильм на абсолютную реалистичность не претендует. Скорее это отображение ощущения от того времени, которое было у людей определенного круга.
Прежде неизвестный у нас сербский актер Милан Марич в главной роли – открытие фильма, и мы, вероятно, еще увидим его в отечественном кино.
Реальный Довлатов был побрутальнее, с более низким голосом, но у Марича превосходно получился «идеализированный Довлатов» – мужественный черноволосый красавец с проницательным взглядом, норовистым характером и артистичной душой.
Он интеллектуален, но не мягок, и он из тех редких писателей, кто нравится женщинам, даже если они не знают, кто он такой (Довлатову приписывали сотни романов).
Другие актеры в фильме подобраны так, что Марич всегда выделяется на их фоне, и его персонаж даже среди «своих» кажется чужаком. Впрочем, каждый из актеров внешне примечателен, и о каждом из прототипов второстепенных героев можно было бы снять аналогичную ленту. СССР стал не отцом, а отчимом для многих творцов.
С 1 марта в кино.
Оставайтесь с нами на связи и получайте свежие рецензии, подборки и новости о кино первыми!
Яндекс Дзен | Instagram | Telegram | Твиттер
Источник: https://www.film.ru/articles/hudozhniku-hudo
Чистое небо над головой. «Довлатов» в Берлине
Соредактор журнала «Звезда» Андрей Арьев однажды определил творчество Сергея Довлатова как «театрализованный реализм», и писателю страшно понравилась такая трактовка.
Вероятно, ему понравился бы и первый в России фильм о себе, потому что режиссер Алексей Герман-младший превратил пространство Ленинграда 1970-ых именно что в театрализованный реализм. Здесь все взаправду, и оттого очень грустно и страшно.
При строительстве метро находят десятки тел заживо погребенных под немецкими бомбежками детей. В редакциях литературных журналов вовсю работают механизмы отрицательной селекции: публикуют удобных, запрещают всех прочих.
Писатели и поэты не имеют возможности узнать, чего они стоят на самом деле, и оттого спиваются или сбегают. Кособокие автобусы набиты смертельно уставшими людьми. Герман-младший изображает город таким, каким его обычно показывают в фильмах о блокаде: серым, обледенелым и мертвым.
А затем вдруг начинает превращать этот реализм в тот самый театр. Ирония Довлатова, кроме прочего, была иронией намеков и фантазий. Как, например, в «Заповеднике», где так одиноко, что «многие девушки уезжают так и не отдохнув!» Вот и в фильме многое остается воображению аудитории.
Здесь почти не цитируются тексты писателя, как это бывает почти во всех байопиках, и это уравнивает зрителя с современниками героя. Особенно зрителя иностранного, оказавшегося на Берлинском фестивале.
Современники не могли познакомиться с Довлатовым — и мы не можем; современники ничего не знали о его таланте — и нам остается только гадать, насколько адекватны притязания этого молодого писателя на место в истории.
Фильм о цензуре сам остроумно играет в цензуру, оставляя недосказанными многие вещи — и при этом поддерживая образ, который сам Довлатов и создавал: большого человека с ранимой душою.
Сербский актер Милан Марич, новичок в российском кино, сливается с ролью моментально и монументально: чтобы поверить, что он Довлатов, достаточно увидеть его взгляд, когда экранная дочка скажет ему: «Папа, ты не жалкий, а нежный». Не погружая зрителя в творчество писателя, фильм измеряет его дар глубиной человеческих страданий: если человеку так плохо, то он не может плохо писать.
Этим приемом Алексей Герман-младший, сознательно или нет, повторяет принцип режиссера Франсуа Жирара. Тот известен тем, что снял фильм «32 короткие истории о Гленне Гульде», — байопик, в котором актер, изображающий великого пианиста, ни разу не играет на фортепиано.
Жирар объяснял это так: если кино посвящено гению, то воспроизвести чудо творчества все равно не удастся, а значит, нужно искать другие способы выразить его дар.
«Довлатову» это удается: герой описывается через время, через своих друзей (в частности, в кои-то веки не похожего на карикатуру Бродского), через ни разу не высказанное, но постоянно висящее в кадре «Кто я?» В фильме почти нет музыки, но саундтрек успешно подменяют голоса на заднем плане, сливающиеся в то осуждающий, то сострадающий шепот эпохи. Фильм проносится быстро, несмотря на серьезный хронометраж, но в нем есть несколько нарочито зыбучих сцен, снятых одним длинным планом, и благодаря им кажется, что зритель проводит с героями не одну рваную неделю в ноябре 1971-го года, а целую жизнь. В едва ли не самом сильном эпизоде Довлатов в плаще бродит среди разбросанных и растоптанных бумаг — неопубликованных рукописей своих современников, которые издатели, даже не читая, отдали школьникам на макулатуру. Эта сцена, снятая в стилистике «Сталкера», может показаться избыточной; появление слишком знакомых и не сумевших сыграть незнакомцев Данилы Козловского и Светланы Ходченковой — тоже. Но удивительная деликатность во всем остальном делает фильм хоть и не соразмерным, но близким к его герою — чуткому богатырю, который не боялся драться, но боялся показаться пошлым.
У Довлатова в «Зимней шапке» есть грустная шутка: герой пытается ударить обидчика, но тот его опережает и опрокидывает на землю. И на мгновение уличная драка превращается в видение Андрея Болконского:
«Короче, я упал. Увидел небо, такое огромное, бледное, загадочное. Такое далекое от всех моих невзгод и разочарований. Такое чистое. Я любовался им, пока меня не ударили ботинком в глаз. И все померкло…»
Так и с «Довлатовым»: ожидалось, что фильм о свободе замахнется ударить по всему, что сегодня связано с несвободой. Ожидалось, что он будет огрызаться и, может быть, даже скандалить.
А он взял и увидел чистое и загадочное небо. И, как и поверженный герой, посмотрел на него с добротой. Наверное, логика истории такова, что дальше последует какой-нибудь удар ботинком в глаз.
Но на сегодня в этой доброте «Довлатова» кроется большая победа.
Источник: https://esquire.ru/movies-and-shows/42892-dovlatov-review/
«Довлатов» Алексея Германа-младшего: фэнтези о «литературном неудачнике» Первый художественный фильм про писателя показали в Берлине — Meduza
SAGa Films
На Берлинском кинофестивале состоялась мировая премьера картины Алексея Германа-младшего «Довлатов» — первого художественного фильма о советском писателе.
Действие фильма укладывается в несколько дней ноября 1971 года, но кинокритик Антон Долин считает, что в эти дни режиссеру удалось вместить и тоску по исчезнувшему призрачному Ленинграду, и общее для семидесятых ощущение застоя, и довлатовское предчувствие преждевременного ухода.
«Довлатов» — позывной. Сразу и пароль, и отзыв. Для нескольких поколений читателей — кодовое имя, которое нельзя не знать. Из его сверстников и друзей многие живы и вовсе не дряхлы, самому Сергею Донатовичу в этом году могло бы стукнуть 77. А его первые читатели еще молоды.
Они родились в тех самых 1970-х, к которым относится действие фильма, росли и формировались в 1990-х, и были бы другими, если бы не читали Довлатова. Мы с одноклассниками листали под партой только что изданные «Чемодан», «Компромисс» и «Зону», стараясь смеяться молча и не привлекать внимание учителя.
Алексей Герман-младший — из этого самого поколения.
С его стороны решение снять фильм о Довлатове — как минимум рискованное. Слишком уж многие российские зрители считают Довлатова «своим» и будут сличать кино с фактами биографии и прозой писателя, находя десять (и более) отличий. Без ревности не обойдется.
Но и показ «Довлатова» на фестивале в Берлине — смелый шаг. Тут-то, напротив, о нем мало кто слышал. Если слышали, то вряд ли читали. Если вдруг читали, то вряд ли многое поняли. Довлатов — из тех писателей, с которыми надо знакомиться на языке оригинала и, желательно, с погружением в контекст.
Как ни странно, Герману удалось устроить свой фильм так, что незнакомство потенциальной публики с героем стало преимуществом. Этот Довлатов — еще не образцовый стилист и колумнист журнала The New Yorker, не автор потрясающих повестей, в честь которого за океаном назвали улицу.
Скорее уж, герой «Ремесла» — возможно, самой пронзительной книги писателя. Молодой, перспективный, несчастливый, поскольку его не печатают — а значит, не читают. «Литературный неудачник», как он сам себя аттестует. Возможно, внешне у него все благополучно.
Но, пишет Довлатов, «почему же я ощущаю себя на грани физической катастрофы? Откуда у меня чувство безнадежной жизненной непригодности? В чем причина моей тоски?».
Сегодня, когда у Сергея Довлатова сложилось посмертное амплуа легкомысленного остряка, имеет смысл повторить эти вопросы вслух. Что и делает Герман.
Его нежный и бесконечно грустный фильм, крайне редко позволяющий себе быть смешным, — именно о чувствах безнадежности, непригодности и катастрофы, нормальных для писателя без публикаций.
Вроде бы, в наши времена интернет-самиздат раз и навсегда решил эту проблему. И все-таки «Довлатов» выглядит пугающе современным.
1970-е вообще удивительно рифмуются с нашим временем: схлынувшая эйфория от полусвободы предыдущего десятилетия, чувство повсюду расставленных невидимых флажков, за которые выходить не рекомендуется, общая если не духота, то душноватость, и трусливая присказка «Бывали времена пострашнее, грех жаловаться». А героем этого «романа без героя» становится тот, кто единственным разумным ориентиром считает совесть, уравнивая, согласно ушедшему в народ афоризму Анатолия Наймана, «советское» с «антисоветским», не разделяя зэков и их охранников — заложников одной колючей проволоки.
Правильно выбранные время, место и герой, разумеется, не дают гарантии, что удастся оживить их на экране. У Германа получилось. «Довлатов» — самая зрелая, цельная и внятная его картина. Возможно, потому, что самая личная.
Родители режиссера, Алексей Герман-старший и Светлана Кармалита («Довлатов» — первый фильм, завершенный после их смерти), прожили самое насыщенное и плодотворное десятилетие своей жизни именно в Ленинграде 1970-х.
Герман-старший даже собирался снимать Довлатова в главной роли в «Хрусталев, машину», но не успел: писатель умер трагически рано, в 48 лет.
Предчувствие преждевременного ухода и щемящее чувство нереализованности висит дамокловым мечом и над зафиксированными в фильме буднями тридцатилетнего героя — у которого, если свериться с биографией писателя, все впереди. Но ведь и зрелый Довлатов, уже вовсе не неудачник, не застал времени, когда родина начала зачитываться его книгами, а любой школьник мог процитировать его грустные остроты.
Novoekino
Писателю снится несбыточное будущее, нам — воображаемое прошлое.
Сновидения Довлатова — вот он жалуется Брежневу и Фиделю, что его не печатают, а генсек дружелюбно предлагает соавторство; а вот возвращается память о зоне, диком братстве зэков и вертухаев, — намекают более чем прозрачно, что туманный, снежный, осенне-зимний Ленинград фильма — не попытка документальной реконструкции, а тоже своего рода сон. Он привиделся сразу двоим, Герману и его жене, художнику-постановщику Елене Окопной. Ее работа в «Довлатове» — не просто тщательная и сложная, а по-настоящему вдохновенная.
Вся картина смотрится как фэнтези, исчезнувший с карты город Ленинград — что твой Китеж или Нарния, замороженная колдуньей. Телефонные будки, журнальная редакция, дача профессора урологии, будни метростроевцев и заводской газеты, съемки одного фильма и озвучание другого. И повсюду, как приметы ушедшего, коммуналки-коммуналки-коммуналки.
Их этику и эстетику начал исследовать Герман-старший, и Герман-младший закрывает скобки, завершает главу, переворачивает страницу: двое его героев — Бродский и Довлатов — вот-вот покинут общий быт, будут стерты из него и нарисуют себя заново в другом, еще более фантастическом, мире.
Сделают шаг из коммунального в одинокое, из неизвестности — в историю литературы.
Вот ведь какая странность, уже признанный гением Бродский — плоть от плоти этого призрачного, будто гоголевского Ленинграда (на экране вдруг всплывают ряженые: Гоголь, Толстой, Достоевский, Пушкин), частичка многоголосого и многоликого универсума интеллигентской коммуналки, в которой каждый житель и гость, каждый актер и фигурант «без слов» — сокровище на вес неизвестного драгметалла. А Довлатов — рослый, плечистый, с неловким извиняющимся взглядом собаки, сразу выделяется из любой толпы, будь то друзья-нонконформисты или чиновники, солдаты, редакторы, милиционеры, рабочие, да просто пассажиры автобуса. Видимо, выбор серба Милана Марича на главную роль был самым верным решением. Не потому что актер не известен широкому зрителю, не потому, что хорош собой, от природы обаятелен и внешне похож на писателя, а потому, что сразу видно — чужой, нездешний, и сам от этого мучается.
Однако стоит приглядеться, и становится ясно: здесь у каждого собственный сюжет, своя маленькая драма, со стороны кажущаяся незначительной.
Персонажи узнаваемых Антона Шагина (поэт-метростроевец), Данилы Козловского (художник-фарцовщик), Светланы Ходченковой, Елены Лядовой, Игната Акрачкова проживают эпоху, будто пережидая, когда она кончится. И подозревают, что на их век хватит.
Недаром фильм укладывается в неделю накануне 7 ноября — главного советского праздника, который давно уже стал поводом отдохнуть от постылой работы и выпить.
Ритуал возвращающихся дат, короткие перебежки от гонорара до гонорара, беличье колесо рутины, в которой невозможно стало вспомнить, кто ты такой на самом деле. Здесь не осталось иных доблестей, кроме «мужества быть никем и быть собой». Все-таки, пожалуй, неплохо помнить о том, что и это — доблесть. Как в 1971-м, так и в 2018-м.
Источник: https://meduza.io/feature/2018/02/17/dovlatov-alekseya-germana-fentezi-o-literaturnom-neudachnike
Своя Голгофа. Рецензия на фильм «Довлатов» Алексея Германа-младшего
Фильмы, где присутствует Сергей Довлатов, для меня, абсолютного поклонника творчества писателя, всегда испытание.
Первая попытка снять «по мотивам» – «Комедия строго режима» – скорее удачная, смешная… но не довлатовская.
Да, юмор, очень своевременный для 90-х, когда вождя мирового пролетариата уже нужно было высмеивать, а не демонизировать, но не Сергея Донатовича. В его «Зоне» смех переходит в ужас, а в картине больше эксцентрики.
Ещё была парочка невнятных попыток. Последняя, Станислава Говорухина, «Конец прекрасной эпохи», почти привёл к мысли, что не стоит и пытаться. Слишком много авторского, закадрового, которое не представляешь, как перенести на экран. Впрочем, вполне допускаю, что мы просто ещё не знаем того гениального режиссёра…
Но Алексей Герман-младший и не пытался ничего экранизировать. Просто представил себе несколько дней из жизни писателя и снял.
Ничем особо не выдающихся дней, разве что, не пьёт, как обычно (хотя, мне кажется, в его описаниях собственных попоек много авторской гиперболы). Но именно такие дни привели его к мысли об эмиграции.
Ещё будет впереди Таллин, попытка что-то поменять в своей жизни в самой западной из советских республик. Однако исход один – чемодан-аэропорт-Вена-Нью-Йорк… сколько моих знакомых прошли по этому тоннелю…
Вспомним 71-й. XXIV-й съезд КПСС, полный одобрям-с брежневской политики.
19 апреля 1971 года, ракетой-носителем «Протон-К» на орбиту Земли с космодрома Байконур была запущена первая в мире долговременная орбитальная станция (ДОС) «Салют-1».
На Балтийском заводе в Ленинграде заложен атомный ледокол «Арктика». Наконец-то увековечен подвиг защитников Брестской крепости (открыт мемориальный комплекс).
В это же время по Ленинграду ходят-бродят неприкаянные лишние люди.
Пьют дешёвый портвейн, читают друг другу собственные вирши, от которых под разными предлогами отказываются издательства, непризнанные художники устраивают подпольные выставки своих непризнанных работ (хрущёвское клеймо пи…асы в действии), музыканты устраивают квартирники. Так было и в Москве… за остальные советские города не скажу, но в какой-то мере.
Объединяющее именно непризнанность (андеграунд), портвейн, дай бог, на втором месте. Очень бережное отношение к друг другу, гонений им от власти вдосталь. Бедность (часто расхристанная), неухоженность, неустроенность, как показатель бескомпромиссности в собственном творчестве.
Нет, не хиппи, это другое движение, хотя в определённых точках пересекающееся. Все в той или иной мере диссиденты, так как власть им благодарить не за что. Но сопротивление это пассивное. На уровне анекдотов, нехождения на выборы и «Собачьего сердца» под копирку.
Как это всё знакомо, то же самое было и в окружении моих родителей.
Все дни, показанные в фильме, Довлатова поучают, как жить. Поучают от желания помочь – «ты напиши что-нибудь советское, пусть признают в тебе писателя, а уж потом потихоньку своё». Увы, прошли те времена, когда своё хоть как-то пролезало.
Не самое страшное, надо сказать время. За книги уже не сажали. Могли выслать из страны… но так везло тем, кто успел набрать популярность в оттепель. Начинающих просто не замечали. Как Довлатова. Удел их – заводская многотиражка как надёжный путь к идеологическому исправлению. Сколько там платили? Рублей 90… чтобы задумался – а не лучше ли к станку?
Примерный диалог той власти с начинающим писателем:
– Кто вам сказал, что вы писатель?
– Ну, я же пишу…
– Но вас же не читают…
– Так вы же меня и не печатаете!
– Правильно. И запомни, сука, ты весь в наших руках.
Странное время.
Средняя зарплата по стране 150-200, у министров 600, а мой друг, сотрудник провинциального литературного журнала, написал идеологически выдержанную туфту о комсомольских стройках, издался 25-тысячным тиражом, и гонорара хватило и на новенький «Жигуль», да обмывал он его в течении года.
Важное уточнение, выплатили деньги сразу по выходу книги из печати, не дожидаясь продаж. Друг тоже своё мечтал писать… но бабки затянули. Так тогда приручали. Сегодняшние условия да в те годы… Довлатов был бы долларовым мультимиллионером. И уезжать никуда не надо…
Туманное время. Это передано работой оператора. Краски приглушены, хотя и не чб. Вроде залито светом… но всё зациклено – одни и те же люди перемещаются из буфетов в редакции, а оттуда в тусовочные коммуналки. Те же разговоры, восторги, проклятия.
Совершенно неживой Ленинград, как будто специально выстроенный под стилистику Германа-младшего (уже пора сына отделять от папы… заслужил). Власть как бы не замечает, что существует иная жизнь, контролирует её, но старается лишний раз не соприкасаться. Странные съёмки странного фильма народными силами на заводской территории.
Главные персонажи – русские классики. Могло такое быть в реальности? Почему нет, если партком одобрил.
«Какое надо иметь мужество, чтобы быть никем, но оставаясь самим собой», – вот о чём «Довлатов» (устами героини Светланы Ходченко). У творческих людей того времени были разные пути, кто-то выбрал путь на Голгофу. Впрочем…
Сербский актёр, конечно, хорош. Но из воспоминаний друзей Сергея Донатовича я знаю, что он был шумным заводилой, душой любой компании. А мы видим типичного меланхолика. Возможно, это последствия резкой завязки. Ещё один мой друг, поэт-песенник, в такие дни вообще лежит на кровати, повернувшись ж…й к миру, но через двое суток встаёт и выдаёт что-нибудь хитовое. Типа «Играй, музыкант».
Ещё что резануло по глазам. На одной из коммунальных тусовок, где Бродский читает новые вирши, Довлатов демонстративно уходит, не дослушав до конца. Я так понимаю, что позавидовал. Ну, совсем не вяжется с реальным писателем, как я его себе представляю.
Меня всегда интересовало, как в жизни выглядит довлатовская жена Лена. Обсуждал это с друзьями, пришли к мнению, что очень мудрая женщина, понимающая, что в своих книгах гениальный муж пишет не её портрет, а некий собирательный и утрированный образ.
«Моя жена Лена уверена, что супружеские обязанности это, прежде всего, трезвость».… куда уж дальше. Но ту, что показал на экране Герман-младший… типичная серая мышь, и внешне, и по внутреннему содержанию. Куда ещё такой, как не в декабристки.
Честно говоря, я расстроен.
Странен мне и Давидик (Козловский), неудавшийся художник, нашедший себя в спекуляции.
В какой-то мере перепродажами тогда занимались многие, у кого была родня в границах хотя бы соцлагеря (странно, но в их число опять же в основном попадала творческая интеллигенция).
Но делать из этого профессию, доставать (принципиальное отличие спекулянта от благородного фарцовщика) – это надо иметь особый склад ума и души. Никак не совместимые с рисованием. Впрочем, допускаются исключения.
И всё-таки, перед нами не байопик, а талантливый рассказ о талантливом рассказчике и его времени. Лучшее, что я видел с участием Довлатова, хотя бы в качестве образа.
А экранизацию я буду опять ждать… а вдруг у кого-то получится?
Леонид Черток
Источник: https://rusnord.ru/culture/40694-svoya-golgofa-recenziya-na-film-dovlatov-alekseya-germana-mladshego.html
Фильм “Довлатов”: ожившие монументы и кровавое ОБХСС
На Берлинском кинофестивале, который проходит в эти дни, одним из фаворитов жюри и кинокритиков является фильм Алексея Германа-младшего “Довлатов”. Колумнист Sputnik Лев Рыжков внимательно посмотрел произведение, претендующее на победу, и вынес, как всегда, беспристрастное суждение
Сергей Довлатов — один из самых легких для чтения писателей. Полу-армянин, полу-еврей, он, тем не менее, виртуозно владел литературным русским языком.
Сегодня произведения Довлатова — это золотой стандарт литературы на русском. Важный показатель — люди читают Довлатова вовсе не по обязанности. Наоборот, для души. Потому что Сергей Донатович — очень веселый был писатель, хотя порою говорил о печальных вещах.
В СССР его не издавали. Довлатов уехал из Ленинграда сначала в столицу советской Эстонии Таллин — по тем временам, почти что в Западную Европу. Но даже в либеральной Прибалтике его рассказы пришлись не ко двору. И Сергей Довлатов перебрался в Нью-Йорк, где оказался обласкан и осыпан почестями. Умер он довольно молодым — в сорок восемь лет, когда на родине его стали, наконец, издавать.
Про Довлатова я могу говорить много. Из рассказа в рассказ кочует его герой — очаровательный оболтус-журналист со сложными отношениями с редакторами и теплыми — с алкоголем.
Жить по Довлатову — соблазнительно, но, увы, невозможно. Ни одна печень не выдержит.
И вот каким должен быть фильм про такого писателя? Наверное, веселым и искрометным. Есть, в принципе, все шансы если не переплюнуть “Двенадцать стульев” или “Золотого теленка”, то блеснуть не менее ярко. Но романам Ильфа и Петрова везло с экранизациями, а Довлатову — нет.
Сначала за его творчество взялся легендарный Станислав Говорухин, сняв в Таллинне фильм “Конец прекрасной эпохи” — произведение монотонное и спорное, не лучшее в фильмографии мастера. Честно сказать, я думал, что тот фильм — неудачен. Пока не посмотрел новый фильм Алексея Германа-младшего.
Не без Данилы Козловского
Весь фильм проходит в каком-то тумане. Несомненно, это некий символ. Правда, я до сих пор не могу понять, что он значит. И зачем?
А в этом тумане бродят бледные тени героев. Их функции — помелькать в кадре, сказать что-то остроумное и отойти на задний план. Никакой драматургии или конфликтов их появление не вызывает.
Собственно, в фильме на протяжении двух с лишним часов ничего и не происходит. Довлатов тусуется, гуляет с дочкой, заходит в редакции. Все.
Иногда случаются какие-то кратковременные всплески действия, но все почему-то нарочито трагичные и кровавые. Вот, например, молодой писатель режет себе вены, запершись в кабинете редактора. Я в свое время всего Довлатова, каюсь, перечитал неоднократно, но такого момента не припоминаю.
Но самый кровавый эпизод фильма связан с Данилой Козловским. Да. Он в этом фильме тоже есть. Последнее его явление народу состоялось в фильме “Матильда”, где злодей топил героя Данилы в стеклянном кубе. Казалось бы, глупее ничего и быть не может. Но только казалось.
В “Довлатове” к Козловскому прилипла роль еще более глупая. Он играет фарцовщика. Ходит такой — в замшевой куртке с бахромой на рукавах, как у Чингачгука. А на голове — шапочка, как у героя Джека Николсона из легендарного фильма “Пролетая над гнездом кукушки”. Но даже шапочка не делает из Козловского Джека Николсона.
По фильму к фарцовщику в исполнении Козловского приходят страшные люди, предъявляют корочки ОБХСС. И никто не догадывается, что это — палачи с руками по локоть в крови. Да-да! Эта кровавая “обэхаэсня” зачем-то кидает Данилу Козловского под колеса автомобиля. А когда тот не умирает с первой попытки, кидают еще раз.
Если остальные эпизоды фильма более-менее можно переварить, то палачи из ОБХСС не объяснимы ничем.
На самом интересном месте
Этот кровавый кошмар не сказать, чтоб довлел над повествованием, но и не сделал его энергичнее. У меня возникало стойкое ощущение, что создатели фильма не то, что не стремились создать какую-то интересную драматургию — они ее изо всех сил избегали. Большинство сцен с намеком на какой-то конфликт оборачивались ничем. Пустотой!
Вот, например, узнает киношный Довлатов о том, что произведения непризнанных писателей отдают пионерам на макулатуру. И стоит такой Довлатов во дворе, а ветер гоняет обрывки рукописей. И подходит к нему учительница, говорит: “Помогли бы детям, тяжело им. Помогли бы, а?” И вот это вот ничем не кончается. Сразу бегом к следующему эпизоду.
Или другой пример: жена ставит Довлатову ультиматум: “Или семья, или литература! Выбирай немедленно!” И вы думаете, Довлатов что-то выбирает? Ха! Опять обрыв эпизода.
С почтительным трепетом
Сергея Довлатова играет сербский актер Милан Марич. По фактуре, да и по лицу он похож на Дмитрия Дюжева. Но в силу каких-то резонов играет не Дюжев, а Марич. Хотя актерский арсенал у сербского актера — какой-то, как мне показалось, бедный. Он может разве что очаровательно так улыбаться. И это все, что он может.
Как герой Довлатов никуда не развивается, никаких изменений с ним не происходит. Он остается ровно таким же, каким и был в начале фильма.
Видно, что к образу главного героя создатели фильма относятся с почтительным трепетом. Он вообще не живой человек. Это какой-то оживший монумент, иногда изрекающий остроты. У него нет никаких слабостей. Он даже не напивается ни разу. Ибо как можно! И живым человеком, соответственно, вовсе не предстает.
Чуть получше Иосиф Бродский. Но тоже не подарок, на самом деле. По фильму будущий нобелевский лауреат пересекается с Довлатовым раза три. И между ними — нет, не проскакивает искорка, как можно было бы ожидать от встречи двух гениальных людей. Они ведут какие-то скудно прописанные беседы: “Я — великий поэт! Мои стихи бессмертны!”, “А меня не печатают, займи 25 рублей!” Вот ни капли не шучу.
В общем, конечно, хорошо, что мы помним таких людей, как Сергей Довлатов. Правда, жалко, что изваяния ему высятся, перефразируя другого гения, Владимира Маяковского, из этаких роз. Но когда-нибудь, будем надеяться, истинный его образ проклюнется сквозь скорлупу монументальных штампов и появится настоящий Сергей Довлатов, каким он и полюбился читателям его прекрасных книг.
Премьера картины в Казахстане состоится первого марта.
Источник: https://ru.sputniknews.kz/columnists/20180221/4678512/recenziya-film-dovlatov.html
Рецензия на «Довлатова»
1 марта состоялась премьера фильма «Довлатов» Алексея Германа-младшего, лауреата премии «Серебряный лев» на Венецианском кинофестивале. Картина уже получила приз Берлинале и была выкуплена Netflix для проката на Западе.
https://www.youtube.com/watch?v=yIwqWBTgLpA
Фильм называется преувеличенно-серьезно, но это не документально-биографическое полотно, сопровождающее героя с рождения и до смерти с затрагиванием памятных дат и событий.
Это современный авторский байопик, очень подробно показывающий шесть дней жизни знаменитого советского писателя.
На основе терзаний Довлатова на протяжении этого отрезка — с 1 по 6 ноября 1971 года, — нам предлагается судить об остальной биографии и творчестве Сергея Донатовича.
В своем туманном, плавном стиле, хорошо знакомом зрителям «Бумажного солдата», Герман-младший погружает нас в проблемы не только Довлатова, но и художников того времени в целом.
Крупные и долгие планы, шелестящие, говорящие между собой и живущие будто вне кадра персонажи на фоне основного действия вводят в транс. Сам Петербург (точнее, Ленинград) и локации выглядят реалистично, с соблюдением духа того времени и вниманием к деталям.
Камера постоянно находится «в толпе», будто давая нам шанс постоять рядом с героями и не упустить ничего из их слов на фоне чужой болтовни и суматохи.<\p>
Все это делает фильм скорее неким рассуждением, чем четкой сюжетной картиной.
Персонажи недоговаривают, иногда бросают абстрактные фразы, да и сам ритм ленты настраивает на размышления. Еще один приятный плюс картины — очень уместные, в меру, юмор и ирония. Чаще всего шутки из разряда «и смешно и грустно» — как и в произведениях самого Довлатова.
Поклонников российской литературы порадуют отсылки к таким небезызвестным личностям как Евтушенко, Мандельштам и Набоков. Нередко в кадре появляется великий советский поэт Иосиф Бродский (Артур Бесчастный). Их диалоги с Довлатовым (Милан Марич) больше похожи на разговоры с самим собой, они будто подталкивают друг друга к каким-то мыслям, не дают размышлениям останавливаться.
Близкого друга Довлатова, Давида, играет Данила Козловский. Его персонаж — художник, который нелегально торгует джинсами, музыкой и прочими дефицитными товарами.
Из этой роли Козловского мог бы получиться очень яркий образ, вытягивающий на себе весь фильм для зрителей, не очень интересующихся литературой и интеллигентскими рассуждениями. Но, на мой взгляд, Герман-младший как режиссер и сценарист не смог толком раскрыть этого героя.
Давид постоянно жалуется, что как художника его не признают, но кажется, что его самого это мало заботит, а что его заботит на самом деле — не ясно.
Светлана Ходченкова заняла немного экранного времени в роли старой знакомой Довлатова, с которым она не виделась несколько лет. Безымянная героиня Ходченковой не разочаровала — но и полноценным образом ее назвать нельзя. Скорее и она, и Давид — просто двигатели повествования.
Образ Довлатова в фильме получился самый спорный. Он передан все так же недосказанно, неполно, и, может быть, не совсем достоверно.<\p>
Каким был Довлатов? Известно, что у него были проблемы с алкоголем, он был популярен у женщин и не тушевался перед ними.
В фильме же он чаще всего спокойный, с женщинами общается равнодушно, что вроде как противоречит его репутации донжуана, а про проблемы с алкоголем была брошена всего пара фраз. Но я ни в коем случае не хочу сказать, что это огромный недостаток фильма.
Мне кажется, режиссеру просто не хотелось представлять писателя с помощью приевшихся опознавательных знаков вроде, например, знаменитой кудряшки в духе Кларка Кента.
Возможно цель была в том, чтобы отвлечься от шаблонов и узнаваемых характеристик и обратить наше внимание лишь на сознание писателя, его мысли, что-то незримое, отвлеченное и не такое прямолинейное. Если бы в фильме были кутежи, пьянки, похмелья, то может быть они бы забили своим шумом такие тонкие вещи, как внутренние терзания и нервное напряжение.
Фильм Германа-младшего — про извечные терзания и проблемы человека и действительности. Конфликт желания в самореализации и обстоятельств, желаний и возможностей, борьбы с самим собой. Жить по правилам других, чтобы выжить, или следовать своим и не потерять себя, но рисковать благополучием, свободой или жизнью?
Идеологическое давление того времени было препятствием на пути многих писателей, не отвечавших требованиям цензуры, иронизировавших и поднимавших вопросы, в обсуждении которых правительство было не заинтересовано.
Писателям было сложно добиться того, чтобы издательства их опубликовали. Также и еще неизвестный Довлатов в течение фильма пытается добиться публикации своих рукописей.
А пока он вынужден работать журналистом и писать на заказ, чего он не любит и не может делать.
«Нам нужна статья о нашем фильме. Только искренняя, с чувством!»
Вот так его попросили написать статью о фильме, который завод заказал на годовщину революции. На секундочку, в том фильме рабочие, одетые как великие русские поэты и писатели, хвалили советские достижения (Пушкин точно был бы горд).
<\p>
«Родной, стисни зубы пожалуйста и натяни улыбку»<\p>
другими словами.
Кому захочется заниматься чем-то подобным? Даже если забыть о том, что выполнять такие требования это в некотором смысле не уважать себя, остается тот факт, что далеко не каждый художник способен создать что-то стоящее из того, что ему не интересно и противоречит его внутренним убеждениям.
Востребованы не свободные творцы, а ремесленники. Человек ломается, его личность и талант в таких условиях пропадают. Ну а если кого-то мало волнует, как там психическое и эмоциональное состояние человека, а больше волнует результат его деятельности, тогда что прекрасного художники могут создать в таких условиях?
Горечь от подобного отношения к творчеству у фильма удается вызвать вполне успешно. Чего только стоит кадр, где Довлатов стоит среди стопок рукописей, которые отдали школьникам на макулатуру.
В «Довлатове» нет полной картины 70-х годов и полного портрета писателя, фильм не богат информацией и подробностями. Интерес к происходящему будет в основном у тех, кто знаком с личностью Довлатова и проблемами того времени.
<\p>
Лента временами бесцельно дрейфует, но ведь найти направление — это как раз большая проблема в жизни художников.
В целом это художественно мягкий фильм о памяти и мечтах, напоминающий о том, что искусство не должно поддаваться государственному (да и любому другому) контролю.
Источник: https://kanobu.ru/articles/retsenziya-na-dovlatova-371663/
«Довлатов» Алексея Германа-младшего: серб и молод
Максим Сухагузов рассказывает о фильме «Довлатов», который участвует в конкурсе Берлинского кинофестиваля и обещает стать главным событием русского кино конца зимы и начала весны
Начало ноября 1971 года, Ленинград накануне празднования Дня Октябрьской революции.
В редакциях журналов ждут стихи про нефтяников, в газетах заказывают интервью с поэтом-метростроевцем, в честь неизвестного писателя Платона Нифонтова называют целый корабль, а к его запуску на воду снимают кинобалаган с ряжеными Гоголем, Пушкиным и Толстым.
Реальные же писатели, художники и творцы ныкаются по коммуналкам, обивают пороги издательств, страдают от невостребованности, фарцуют, вскрывают вены, пьют.
<\p>
В этом прокуренном и промозглом лабиринте обитает начинающий Сергей Довлатов (Милан Марич), которому все сложнее выдавливать из себя ироничную улыбку, писать фельетоны и не послать всех на три буквы. Его близкий приятель Иосиф Бродский (Артур Бесчастный) не знает толком, чем его поддержать, так как сам находится на грани, поэтому предлагает чай.
Само собой, в фильме гораздо больше Германа, чем Довлатова. В отличие от «Движения вверх», где действие происходит в те же 1970-е, это не попытка воздвигнуть памятник, а повод заглянуть в важную для автора эпоху глазами героя.
«Довлатов» сразу отличается от «Легенды № 17» и других байопиков — здесь нет воспевания чьего-то таланта или конструирования достижений. Довлатов тут скорее наблюдатель, который что-то чиркает на полях, стоя в уголке.<\p>
Камера польского оператора Лукаша Зала (визуал оскаровских картин «Ида» и «Ван Гог.
С любовью, Винсент») то описывает круги в душных комнатах вместе с Довлатовым, то падает вместе с ним ниц, то не может уместить его в кадр, как будто выдавливая его. В какой-то момент эта позиция даже напрямую проговаривается главным героем. Вообще, это чуть ли не самый внятный и прямолинейный фильм Германа-младшего.
Но не стоит сбрасывать со счетов предыдущие германовские наработки — тут они все на месте, нашептывая зрителю на ушко нужные мантры.
На первых порах на роль молодого Сергея Довлатова рассматривался Иван Ургант, но в итоге выбор пал на уютного серба Милана Марича, которого, по словам режиссера, несколько месяцев откармливали пельменями с салом, обольщали русскими девушками и просто вводили в нужное состояние. В итоге некоторая нездешность Марича очень подходит фильму. Точно так же узнаваемые русские актеры вроде Данилы Козловского, Елены Лядовой или Светланы Ходченковой как будто осязаемо не находят себе места в предлагаемых обстоятельствах, выпирают или опережают свое время.
Для Германа-младшего это времена, когда его отец-режиссер снял «Проверку на дорогах», но из-за цензуры фильм 15 лет пролежал на полке, подкосив здоровье и карьеру Алексея Юрьевича.
В фильме Довлатов говорит, что такие, как он, как будто не существуют для страны, их тексты никому не нужны, их реальность выведена за рамки, в городе он ходит, как призрак, в семье он тоже почти что отсутствующий элемент.
Даже куклы для дочери, которую он ищет весь фильм, в итоге тоже нет. В фильме есть сцены, где Довлатову пытаются на пальцах объяснить законы драматургии и подсказывают, как и что лучше написать, пристают с античной литературой, пока окончательно не выведут его из себя.
Как и сейчас, искусством пытаются управлять, государство национализирует поэтов и просит писать что-то посветлей. Конечно, тут Герман-младший проговаривает важные и актуальные для себя вещи.
Подробности по теме
«Довлатов против пафоса»: интервью с Алексеем Германом-младшим
«Довлатов против пафоса»: интервью с Алексеем Германом-младшим
Для фильма о писателе в «Довлатове» текст довольно странно работает со зрителем: либо всплывает большими познавательными титрами, либо забрасывает бесконечным неймдропингом. Не проходит и двух минут, чтобы с экрана не прозвучало имя хотя бы одного писателя и художника, что, наверное, закономерно для фильма, в котором фамилия писателя выведена в само название.
Есть какие-то шуточки для своих, но большинство имен лепят, чтобы любители филологических каламбуров не переставали хихикать в зале.<\p>
Гораздо интереснее, как со зрителем без всяких слов разговаривает вещественный мир фильма. Художник-постановщик Елена Окопная снова создала для Германа-младшего удивительную предметную вселенную.
Окружение Довлатова постоянно торчит какими-то вертикальными конструкциями, остовами, штырями, прутьями, как будто его до сих пор окружают лагерные вышки (они ему снятся), колючие проволоки или обглоданные скелеты. «Скелетики, скелетики», — пробормочет будто бы случайный мальчик в кадре, но, как известно, у Германа такие фразочки и составляют основную ткань фильма.
И вот уже в кадре появляются кости детей, погибших в бункере во время войны и обнаруженных только сейчас во время стройки станции метро.
<\p>
«30 лет уже прошло с войны», — так же впроброс подмечают в этом эпизоде, но, как и в предыдущей картине Германа-младшего «Под электрическими облаками», здесь тоже чувствуется призрачное присутствие войны, которая неясно — то ли прошла, то ли осталась, то ли будет. И кровь обязательно прольется в фильме.
Смерть следует за героем по пятам, как и он в одной из сцен обхаживает выкинутые на макулатуру кипы рукописей литературных изгоев, будто это могилки. Это ощущение вне времени, где нет ни прошлого, ни будущего, подчеркивается снами Довлатова, который то видит Брежнева с Фиделем Кастро, то возвращается в годы своей службы в лагере, где не различал солдат и заключенных. В этой закольцованности показанный Ленинград 1970-х — тоже какая-то полуявь.
Очаровавшись другой берлинской премьерой «Остров собак», во время просмотра «Довлатова» я невольно стал замечать собак, появляющихся в кадре. С самого первого эпизода рядом с Довлатовым на кровати стоит кудрявый фокстерьер. Потом Довлатов выгуливает песика на поводке по утреннему Ленинграду. И чем дальше шел фильм, тем больше собак появлялось в кадре.
Не навязчиво, а так, по-германовски, вполглаза. Вот кто-то тявкает за кадром, вот пробежал еще один на заднем плане, а вот величаво тащат на поводке целую ораву псов. А когда в кадр ввели огромного далматина, я уже не выдержал — это не может быть случайно! Ведь это же нужно специально привести пса на съемочную площадку, протащить его именно здесь как будто бы просто так.
Нет, тут явно что-то нечисто.
<\p>
Метафора того, что система держит на поводке таких, как Довлатов? Или они сами себя держат? Вот Довлатов на экране в очередной раз поправляет свой шарфик на шее, в который он кутается на протяжении всего фильма, забирает его у перепутавшего художника, а чем ближе к концу, тем больше распутывает узлы на шее и глядит на мир свободней, щенячьим взглядом сербского актера Марича. И картина складывается.
Нам не нужны ключи, чтобы афишировать главное! Новости культуры, Москвы и политики, а также лучшие материалы редакции — в основном телеграм-канале «Афиши Daily».
Источник: https://daily.afisha.ru/cinema/8204-dovlatov-alekseya-germana-mladshego-serb-i-molod/
“Довлатов”: 6 из 10. Рецензия на самую ожидаемую российскую премьеру года
Спустя месяц после российской премьеры в Минск таки доехал «Довлатов». Фильм Алексея Германа-младшего привел в восторг прессу на минувшем Берлинале и даже получил «Серебряного Медведя» за выдающиеся художественные достижения. Почему это ничего не значит и что не так с байопиком, разбиралась AFISHA.TUT.BY.
О чем кино:
Фильм рассказывает о нескольких днях из жизни писателя Сергея Довлатова в Ленинграде начала 70-х годов накануне эмиграции его друга, будущего лауреата Нобелевской премии Иосифа Бродского.
В синопсисе также обещают, что в «череде жизненных коллизий, иногда смешных, а иногда пронзительных, зритель откроет для себя жизнь тонкого, блестящего, ироничного человека, который выбирает свой творческий путь, чтобы позже превратиться в одного из самых популярных русских прозаиков XX века». Это понятно, неожиданностью будет узнать, что человек этот — сам Герман-младший. Его зритель открывает в куда большей степени, нежели Довлатова, который в фильме предстает крупной фигурой из литературных баек и анекдотов.
Мир Ленинграда начала 70-х у Германа такой ванильный и хипстерский, что все вопросы цензуры и моральные терзания Бродского выглядят не более чем звездная пыль. Критики даже взялись сравнить работу художника Елены Окопной, жены Германа-младшего, с художественными решениями фильмов «Властелин колец» и «Гарри Поттер».
Комплимент вышел не то что бы однозначный. Вселенные фантастических фильмов — это параллельные выдуманные миры, созданные в голове художника. Мир из книг Довлатова тоже выстраивался в его голове, но помимо этого он существовал в реальности. Непричесанный, без фильтров и цветокоррекции, без модных свитеров и позерских беретов на боку.
Даже крохотная коммунальная квартира, удушье от которой блестяще передала камера Лукаша Зала («Ида»), напомнила солнечные стилизации чуть ли не на манер алленовской «Полночи в Париже».
Эта аналогия приходит в голову еще и потому, что герои Германа выглядят такими же богемными фантазиями, как и живой Хемингуэй в баре в самом центре современного Парижа.
Персонажи в «Довлатове» — герои сказочного литературного мира, «обасненные» и «обылиненные» Германом-младшим.
Довлатов долго и обстоятельно рассуждает о том, что не может писать по заказу и что нет литературы позитивной и негативной — она вообще либо есть, либо ее нет.
Бродский в длинном монологе сообщает о том, что не может покинуть родину. Но покинет, как расскажет нам неестественный и пафосный объясняющий титр.
Эта же искусственность и пластмассовость настигнет и остальных. Вот Данила Козловский в роли художника и не известного общественности друга Довлатова лежит на асфальте с идеально причесанными бровями. Артур Бесчастный старательно имитирует тембр и интонации Бродского.
А Елена Лядова и другие сотрудники литературного журнала облачаются в длинные безрукавки-кардиганы. Весь реквизит, с гордостью сообщают авторы фильма, подлинные вещи родом из 70-х.
Такое внимание к деталям похвально, но ведь даже третьесортный поэт вам скажет, что стихи — это не столько рифмы, сколько то, что за ними.
Фильм создает ощущение, что для его авторов самое страшное — что муза окажется обыкновенной теткой, которая не прочь, чтоб ее «отшлепали в бытовке», как вышло с героем Антона Шагина.
И чтоб не разбить о быт, они свою поэзию все больше и больше отрывают от земли. Впрочем, позабыв, что чем возвышеннее, тем сильнее бьется.
Горькая ирония и довлатовский критический взгляд остались в книге, до фильма дошло фирменное пальто и едва заметная полуулыбка.
«Довлатов» пытается выглядеть современным, провести параллель между эпохой «застоя» и тем, что происходит сейчас.
Но во-первых, для этого надавить на карандаш в фильме нужно было бы сильнее, слишком слабым и мало артикулированным выглядит писательское мытарство.
И во-вторых, в 2018 году проблема «меня нет в Союзе писателей, потому и не печатают», прямо скажем, неактуальна. Блоги, влоги, телеграмы и твиттеры сделали дистанцию между автором и читателем такой короткой, что это уже можно считать интимом.
Германа как интеллектуала волнуют судьбы поэтов, муки творчества и вынужденное молчание. Других интеллектуалов — тоже. Будут ли солидарны с ними зрители — большой вопрос. «Довлатов» для них может стать увлекательным аттракционом в выдуманный мир, который большинство из них не застало. Эдаким пышным фэнтези о реальности, совпадения с которой случайны.
Когда: 30, 31 марта и 1 апреля.
Где: все кинотеатры сети Silver Screen.
Сколько: от 9 рублей.
Источник: https://afisha.tut.by/news/reviews/586770.html
Загрузка...
