«Желтая стрела» Виктора Пелевина: «нам некуда больше жить» – Клуб «33Литра»
Чего уж греха таить, с Пелевиным я не знакома. Даже несмотря на его популярность, давно вышедшую за рамки нашей страны, даже несмотря на то, что мои друзья настойчиво «подсовывали» мне то «Жизнь насекомых», то «Generation P». Всё как–то руки не доходили. И вот однажды именно в эти самые руки попала его «Желтая стрела»… (c)
Главный писатель России — полковничья должность, а я лейтенант запаса.
Мне все равно, что говорят критики. Раньше я читал и расстраивался, а теперь даже не читаю.
Виктор Пелевин
Есть еще ребята, которые не в курсе, что жить в России и не прочитать Пелевина попросту невозможно!
Макс Фрай «Казусы с Пелевиным»
Чего уж греха таить, с Пелевиным я не знакома. Даже несмотря на его популярность, давно вышедшую за рамки нашей страны, даже несмотря на то, что мои друзья настойчиво «подсовывали» мне то «Жизнь насекомых», то «Generation P». Всё как–то руки не доходили. И вот однажды именно в эти самые руки попала его «Желтая стрела»…
В интернете информации о Пелевине масса.
Казалось бы, чуть ли каждый, прочитавший что-нибудь пелевинское и умеющий складывать слова в предложения, посчитал своим долгом распространиться на тему Пелевина и его произведений.
Присоединюсь и я к числу интерпретаторов и анализирующих (или только пытающихся анализировать), если вообще анализировать, равно как и искать ускользающий смысл в постмодернисткой прозе, уместно.
Итак, прочитав немало отзывов, статей и рецензий как плохих, так и хороших, я, немного испуганная, но заинтригованная, принялась за «Желтую стрелу».
Чтение пошло на удивление быстро, приятно похрустывали «вкусные» выраженьица, типа «новый день для Андрея бесповоротно начался», «как и человек, имели в своем распоряжении все необходимые для страдания ингредиенты», «тишина была похожа на пшенку в его миске – она была такой же густой и вязкой», «чай он всегда пил с легким отвращением, словно целовался с женщиной, которую уже давно не любит, но не хочет обидеть невниманием» и т.д. Но за этими «выраженьицами», сложившимися в довольно причудливый текст, кроется смысл, который не сразу удается уловить.
На что же направлена «Желтая стрела»? Это не просто течение жизни, поезд, бессмысленно несущийся вперед, — это Россия, наша Россия. Путь в никуда, бесцельное, механическое движение без остановки, неосознанное практически никем из тех, кто вынужден проживать свой век-путь внутри грохочущих желтых вагонов.
Страшно не столько то, что поезд этот движется бесцельно, как то, что люди, едущие в нем, не осознают этой бессмысленности. «Им никогда не придет в голову, что с этого поезда можно сойти».
Они «не понимают даже того, что движутся поезде» и движутся по инерции: так жили задолго до них, так будут жить после них.
Обыватели – растолстевшие женщины в одинаковых турецких спортивных костюмах, молчаливые дети и их отцы в майках и с бутылками пива в руках – вот типичные пассажиры поезда – жители страны, элементы системы, если хотите.
Есть в поезде свои «герои» — Гриша Струпин в модном твидовом пиджаке, типичный делец, бизнесмен, разбогатевший на спекуляциях и продаже сигарет и пива, Антон, «человек искусства», бездарь, штампующий пустые банки из-под пива картинками с женщинами в кокошниках и парнями в красных рубахах и продающий их на Запад, проводник, списывающий алюминиевые ложки и подстаканники за «валюту».
Здесь есть всё, что нужно для «счастья» – телевидение, радио, ресторан, газеты, спектакли. Но чем больше мы соприкасаемся с миром «искусства», с «культарой» (неслучайно Хан ошибается, произнося это слово), тем больше осознаем мы узость и ограниченность этого мира в целом.
Писатель словно нарочно утрирует, связывая всё с дорожной, «поездной» темой: газета «Путь», рубрика «Рельсы и шпалы», книга Пастернака «На ранних поездах», брошюра «Путеводитель по железным дорогам Индии», фирма «Голубой вагон», новелла «Под стук невидимых колес», спектакль «Бронепоезд 116 — 511» и т.д.
Тема поезда и пути нагнетается, усиливается и, кажется, нет ничего, кроме этого поезда, несущегося вдаль и теряющего свое начало и конец где-то там, за горизонтом.
Мир поезда ничем не отличается от мира, который мы можем увидеть за окном.
У пассажиров есть ресторан со столами, покрытыми липкими пятнами и крошками, есть тюремный вагон, полупомойки-полутаборы, свой курс покупки и продажи, свой бизнес – продажа специально сломанных алюминиевых ложек, есть дела и посерьезнее – подстаканники, например, двери, которые сняли в купе и якобы унесли для того, чтобы поставить в плацкартах. Тут такой же чиновничий произвол: «подписать что-то дали и всё» сняли и унесли двери, проституция: «девочек жалко, которые в плацкарте мерзости всякой себя продают», и даже своя религия — утризм: «Нас тянет вперед паровоз типа У-3, а едем мы в светлое утро. Те, кто верит в У-3, проедут над последним мостом, а остальные — нет», свои проповедники – проводник-сосед Андрея в ресторане, например, призывающий «найти во всем этом смысл и красоту и подчиниться великому замыслу».
Эта «поездная» Россия страшна, и страшна она своей безнадежностью. На протяжении повествования ни одного рождения, ни одного здорового, счастливого, смеющегося ребенка, вместо этого «молчаливые дети», «неспокойная девочка с огромными грязными бантами в волосах» и смертей – хоть отбавляй.
Похороны Соскина, потом Бадасова, горы костей, с обеих сторон несущегося поезда – всё, что осталось от некогда бывших пассажиров, мраморная плита, к которой была приделана уже несколько распухшая мертвая американская поп-звезда и пр.
Ненормальность существующей системы, ее уродливость просматривается даже на примере похорон – умерших просто выкидывают в окна продолжающего двигаться поезда («труп шмякнулся о землю, подпрыгнул и покатился вниз по откосу»). У пассажиров-обывателей нет уважения ни к прошлому, ни к смерти.
Все они знают, что рано или поздно будут вот так же укутаны в подстаканник и выброшены в окно, а вслед за ними полетят их подушка и полотенце – то немногое, что принадлежало им при жизни (точнее сказать при «пути»).
В повести сохранено и географическое положение России – она занимает срединное положение между Востоком и Западом.
«С каждым шагом на восток коридоры плацкарты становились все запущеннее, а занавески, отделявшие набитыми людьми отсеки от прохода, — все грязнее и грязнее», «в этих местах было небезопасно даже утром».
И если позади России, где-то там, за непрерывающейся цепью вагонов находится Восток, то впереди «едет» Запад, оставляя после себя горы мусора и костей, которые вынуждены лицезреть пассажиры поезда «Россия».
«Мировая культура доходит до нас с большим опозданием», — думает Андрей, глядя на мраморную плиту умершей американской поп-звезды, увидев на краях плиты рекламу «Rolex» и «Pepsi-cola». И что же это за культура? Безвкусные стальные сфинксы на надгробии, золотые цепи и овощные шницели чисто американского вкуса. Не густо.
«Желтая стрела» Виктора Пелевина
Жизнь поезда упорядочена как любая другая система: есть в ней «районы» для богачей – вагоны на три купе с ваннами, есть плацкарты для бедняков, вынужденных ютиться в отсеках, отделяемых друг от друга грязными занавесками и самодельными ширмами.
Есть свои чиновники – проводники, старшие и младшие, использующие ключи для открывания пива и как кастеты при разговорах с пьяницами и берущие «только валютой».
И, конечно, как любая другая система, поезд – страна имеет элементы, не вписывающиеся в ее структуру, совершившие «ритуальную смерть» — добровольные выбравшиеся из окна, так называемые исключения из правил – это Андрей, Хан, музыканты, старик с трубкой, сидящий по-турецки на крыше вагона, компания в темно-серых рясах, человек в соломенной шляпе. Эти пассажиры, осознающие, что они пассажиры, составляют своеобразный андеграунд этого мира, но помещает их автор не в подвалы, комнатушки или под землю (underground – буквально подполье, «под землей»), а на крышу – то есть они находятся над головами пассажиров – обывателей и стоят на голову их выше, осознавая нечто несомненно важное. Недаром это именно крыша вагона, возвышение: вокруг бескрайние просторы и бесконечность неба. Но бесконечность неба способен увидеть не каждый, главный герой повести – Андрей – способен.
Он вообще особенный. Необычные мысли, необычный взгляд на предметы вокруг.
Многим ли дано увидеть в тарелке кусочек масла, похожий на солнце, почувствовать густоту тишины, представить отблеск гармонии в виде пьяного мужика с засаленной гармошкой или задуматься о трагедии миллионов лучей, угасающих на «отвратительных останках вчерашнего супа»? Немногим.
Главный герой повести похож на других персонажей Пелевина, которые «постепенно осознают иллюзорность «реальности» и устремляются навстречу подлинному бытию».
Андрей во многом традиционный для русской классической литературы мечтатель-философ, правдоискатель, ищущий ответы на вопросы, которые людям вокруг кажутся подчас странными и неуместными: «Ты когда-нибудь думал, куда делись последние пять лет?», «А вы когда-нибудь думали, куда мы едем?», проникающий в суть вещей: «Нас никто не спрашивает, согласны мы или нет. Мы просто едем и всё» и решивший для себя: «Я хочу сойти с этого поезда живым. Я знаю, что это невозможно, но хотеть чего-нибудь другого просто сумасшествие».
Пока невозможное претворить в жизнь не удается, но удается «самое сложное в жизни: ехать в поезде и не быть его пассажиром». Не без помощи Хана, конечно. Хан вообще выступает в роли гуру Андрея, в роли просветленного человека, несущего истину. И истину эту – «Важно то, что можно жить так, как будто другое есть.
Как будто сойти с поезда действительно можно» — Андрей, как бесспорно талантливый «ученик», постигает. Неслучайно и прозвище Хана – Стоп-кран (заметим, что происхождение этого прозвища объясняется Андреем так — «Это штука такая на титане, чтобы пар выходил», а не через стоп-кран поезда, что логичнее было бы для нас, читателей.
Происходит это потому, что остановка поезда ни с помощью тормозов, ни с помощью стоп-крана в рамках этой реальности невозможна). Хан становится для главного героя стоп-краном в буквальном смысле, сумевшим остановить поезд и позволить Андрею сойти с него, вырваться из системы.
И, что интересно, Хан, выполнивший свою миссию и оставивший Андрею письмо со словами «Нужен ключ, а он у тебя в руках – так как ты его найдешь и кому предъявишь? Едем под стук колес, выходим пост скриптум двери», исчезает в непонятном направлении, но для Андрея это уже не так важно.
Письмо Стоп-крана – это ключ, который герой предъявляет самому себе, ключ к пониманию того, что «другое есть», что есть пост скриптум двери, в которые под скрип он может выйти. И он выходит. И именно тогда начинается подлинная человеческая жизнь – «он стал ясно слышать то, чего не слышал никогда раньше: сухой стрекот в траве, шум ветра и тихий звук собственных шагов».
Неслучайно и то, что главы пронумерованы в обратном порядке: 12, 11, 10, 9 и т.д. Это отсчет до начала того момента, когда герой начнет жить полноценной жизнью, вне бессмысленной системы, осознавая себя как человека и слыша звук собственных шагов.
Что же видит Андрей со стороны? «Со стороны она («Желтая стрела») действительно походила на сияющую электрическими огнями стрелу, пущенную неизвестно кем неизвестно куда». И если мы вспомним миллионы лучей — желтых стрел, о которых думает Андрей в ресторане, то нетрудно провести параллель с поездом.
Это настоящая трагедия – «начать свой путь на поверхности солнца, пронестись сквозь бесконечную пустоту космоса, пробить многокилометровое небо – и всё только для того, чтобы угаснуть на отвратительных останках вчерашнего супа».
Наша страна такая же желтая стрела, преодолев немало препятствий, пережив войны и катаклизмы, она несется в небытие, чтобы угаснуть.
Для автора нет ничего случайного.
Не зря в поезде постоянно играет именно до середины (то есть прерывается на середине, читаем — «на полпути») известная песня «Bridge over troubled waters», что в переводе звучит как «Мост над бурными/беспокойными/штормовыми водами».
Как не зря звучит песня Бориса Гребенщикова «Поезд в огне», звучит нестройно, неладно и неправильно: вместо «нам некуда больше бежать», поют «нам некуда больше жить». И правда, нам некуда больше жить.
«Желтая стрела» движется к разрушенному мосту, но это не означает, что поезд остановится (он никогда не останавливается), он просто напросто рухнет, упадет в пропасть, в вечность, в бесконечность, куда угодно. Ясно одно – будущего нет ни у этого поезда, ни у пассажиров так мирно в нем движущихся и сосуществующих.
Так не пора ли очнуться и дернуть стоп-кран?! Не зря же автор так умело направил свою повесть-стрелу, она должна достичь цели и раскрыть свои смыслы перед читающими. Читающими ее пассажирами.
Хочу «Желтую стрелу»
Катерина Карпенко
Источник: https://33litra.club/zheltaja-strela-viktora-pelevina/
Книга «Желтая стрела»
Сборник рассказов Пелевина “Жёлтая стрела” попал ко мне в руки совершенно незапланировано. Впрочем, с Пелевиным у меня так всегда и происходит.
В данное издание вошли 10 рассказов, созданных Виктором Олеговичем в первой половине 90-х годов: “Жёлтая стрела”, “Проблема верволка в средней полосе”, “Иван Кублаханов”, Оружие возмездия”, “Девятый сон Веры Павловны”, “Ухряб”, “Ника”, “Встроенный напоминатель”, “Тарзанка”, “Затворник и Шестипалый”.
<\p>
Поскольку с творчеством Пелевина я уже какое-то время знакома, то с удовольствием снова погрузилась в его фантасмагорические, но уже узнаваемые для меня, миры и образы. Удовольствие от чтения я определено получила, хотя особого восторга рассказы на меня не произвели. Исключением стала заглавная и первая повесть сборника – “Жёлтая стрела”.
Пелевин очень удачно умеет подбирать образы и аллегории. Точнее, не подбирать их, а по-новому, очень причудливо их преподносить. И эта небольшая повесть яркий тому пример. Что, собственно, нового в сравнении человеческой жизни с летящим в никуда поездом? Вполне привычный образ.
Но с типичным пелевинским цинизмом и нагромождением философских умозаключений получается очень даже интересная вещь. В поезде, которому не видно ни начала ни конца едет огромное количество людей.
Жизнь в нем протекает, как обычная человеческая жизнь – люди в нем рождаются и умирают, ведут бизнес, переезжают, едят, спят и пьянствуют, делятся на классы и даже не замечают, что едут в поезде.<\p>-Запомни, когда человек перестает слышать стук колес и согласен ехать дальше, он становится пассажиром.
– Нас никто не спрашивает, – сказал Андрей, – согласны мы или нет. Мы даже не помним, как мы сюда попали. Мы просто едем, и все. Ничего не остается.
– Остается самое сложное в жизни. Ехать в поезде и не быть его пассажиром, – сказал Хан.
Но как это сделать? И что там, вне поезда? Какая там жизнь? Или там только пустота и останки покойников, выброшенных из окон “Желтой стрелы”? И стоит ли задумываться о том, откуда едет поезд и кто ведет его? Возможно, нужно думать только о том, как с него сойти, и сделать это живым?
После прочтения всего сборника, сложилось впечатление, что все вошедшие в него рассказы в той или иной степени о том, как сойти с обреченного поезда.
Кто-то из героев Пелевина выбирает остаться пассажиром, который не слышит стук колес; кому-то не удается остаться при этом живым, а кто-то понимает тщетность каких-либо попыток и просто созерцая хочет доехать до конца; ну а кому-то все же удается соскочить.
Расположение рассказов в этом сборнике очень удачное, на мой взгляд.
Последний рассказ сборника “Затворник и Шестипалый” (по праву считающийся одним из лучших у Пелевина) вместе с “Жёлтой стрелой” создают своеобразное обрамление, замыкающийся круг, так как несут в себе одинаковый и глубокий посыл.
Затворник и Шестипалый – мягко говоря, необычные персонажи – этот круг разрывают и улетают из него прочь, заставляя читателя с завистью смотреть вслед удаляющимся на юг “орлам” и вселяя уверенность, что, хоть этот поезд и в огне, с него всегда есть куда бежать.
Источник: https://www.livelib.ru/book/1001450728-zheltaya-strela-viktor-pelevin
Виктор Пелевин «Желтая стрела»
Вселенная в теории бесконечна, но собственный, личный мирок каждого из нас ограничен теми местами, которые мы видим или видели собственными глазами. А мир героев повести «Желтая стрела» Виктора Пелевина ограничен… поездом.
<\p>
Поезд «Желтая стрела» идет к разрушенному мосту. Люди рождаются в нем, проживают всю жизнь и умирают, даже не осознавая того, что они — пассажиры поезда.
Они даже стук колес перестали слышать со временем, настолько привычным стал для них звук, сопровождающий их с рождения до самой смерти.
Кто-то живет в купейном вагоне, кто-то — в плацкартном или даже в общем, но это, в сущности, неважно: где бы эти люди ни жили, чтобы они ни делали, существование их ограничено поездом, с которого невозможно сойти. Но они даже не задумываются о возможности сойти с поезда, просто потому, что не осознают себя пассажирами. Они живут, влюбляются, женятся, рожают детей, делают бизнес, и все это происходит в тесных вагонах и тамбурах поезда.
Но Андрей, главный герой повести, и его друг Хан знают, что они едут на поезде «Желтая стрела», идущем к разрушенному мосту. Собственно, Андрей узнает это именно от Хана. А сам Хан узнал об этом из стихотворения, написанного на стене в одном из тамбуров.
Там, за окнами несущегося вперед поезда, за рельсами и шпалами, целый мир. Но можно ли сойти с поезда, оставшись при этом в живых? Однажды Хан пропадает, и Андрей решает, что ему все-таки удалось сойти с поезда. И тогда Андрей понимает, что он должен во что бы то ни стало покинуть «Желтую стрелу», пока у него есть такая возможность.
Повесть «Желтая стрела», как, впрочем, и практически все остальные книги Виктора Пелевина, глубоко аллегорична. Ограничение жизненного пространства людей, сведение его до поезда, идущего из ниоткуда в никуда, — это и игровой прием, и способ придать книге черты одновременно фантастического произведения и антиутопии.
Книги Пелевина можно любить, можно не любить, можно относиться к ним с равнодушием, но одного отрицать нельзя: каждое его произведение заставляет задуматься и провести параллели с собственной жизнью.
Когда последняя страница повести «Желтая стрела» перевернута, стоит подумать: а не похожа ли наша собственная жизнь на стремительно несущийся поезд, в котором мы даже в окно не успеваем посмотреть?<\p>
Возможно, есть смысл попытаться сойти с него и найти себе новый маршрут.
Идя пешком, можно достичь своей цели быстрее, чем на поезде, который рискует никогда не доехать до места назначения. Да и увидеть получится гораздо больше, чем несущиеся мимо столбы да валяющийся вдоль рельс мусор.<\p>
Цитаты из книги
«Может быть, я и сам кажусь кому-то такой же точно желтой стрелой, упавшей на скатерть. А жизнь — это просто грязное стекло, сквозь которое я лечу.
И вот я падаю, падаю, уже черт знает сколько лет падаю на стол перед тарелкой, а кто-то глядит в меню и ждет завтрака…»<\p>
«В прошлое время люди часто спорили, существует ли локомотив, который тянет нас за собой в будущее. Бывало, что они делили прошлое на свое и чужое.
Но все осталось за спиной: жизнь едет вперед, и они, как видишь, исчезли. А что в высоте? Слепое здание за окном теряется в зыби лет. Нужен ключ, а он у тебя в руках – так как ты его найдешь и кому предъявишь? Едем под стук колес, выходим пост скриптум двери».
<\p>
«Тот, кто отбросил мир, сравнил его с желтой пылью. Твое тело подобно ране, а сам ты подобен сумасшедшему. Весь этот мир — попавшая в тебя желтая стрела. Желтая стрела, поезд, на котором ты едешь
к разрушенному мосту».
Источник: https://strana-sovetov.com/books/fiction/5184-zheltaya-strela.html
Краткое содержание Пелевин Желтая стрела
Андрей еще совсем молод, он – главный герой повести. Его ждет долгий путь, проснувшись в поезде от шума, он первым делом посещает вагон-ресторан.
Ему навстречу попадается Хан, которому главный герои рассказывает о проблеме. Андрей уверен, что поезд не имеет направления, он едет из ниоткуда, а главный герой хочет сойти на ближайшей станции.
Но Хан утверждает обратное, по его мнению, якобы были случаи, когда пассажиры покидали вагон.
Однажды сосед Андрея умирает, его и все вещи просто выкидывают из вагона. Главный герои видел подобное несколько раз, сначала он пришел в ужас, но когда случаи повторились, то привык.
Андрей не намерен больше терпеть подобное общество, поэтому решается на рискованный шаг. Ему удается пробраться на крышу поезда через окно туалета. На крыше Андрей встречается с Ханом.
Молодой человек начинает рассказывать главному герою, что это не путь к свободе, а наоборот заточение.
После чего помогает спуститься и раскрывает главную тайну – сойти с поезда сможет лишь тот, кто действительно поверит в свободу.
На следующее утро Хан таинственным образом исчезает, оставляя лишь письмо, которое передает проводница. Андрей не решается открыть письмо, смотрит на пейзаж за окном и отвратительную обстановку в вагоне поезда. Когда день подошел к концу, то Андрей все же открывает конверт с письмом.
В письме было написано, что у Андрея может получиться покинуть поезд только благодаря ключу, который находится у него в руках. Но главный герой не понял слов Хана и в догадках лег спать.
Ночью ему приснился странный сон: строки, которых не было в письме, они гласили, что путешествие заканчивается, когда поезд начинает выезжать.
Проснувшись, первым делом, Андрей перечитал письмо, но ничего не нашел. После чего подошел к проводнику, вытащил из кармана ключ, открыл дверь и прыгнул. Так Андрей оказался на свободе.
Данная повесть учит никогда не сдаваться, как это делал Андрей, поэтому у него и получилось отыскать путь к свободе. Также, произведение показывает, что нужно помогать другим людям, несмотря ни на что, как помог Ханом.
В повести изображен человек, которого не устраивает общество, обосновавшееся в вагоне, поэтому он ищет спасение, свободу. Андрей – человек храбрый, не привыкший терпеть и подстраиваться, поэтому и рискует своей жизнью в целях спастись. Для него неприемлемы рабство и бездушие, которые поглотили весь вагон.
Можете использовать этот текст для читательского дневника
- Краткое содержание Гауф Маленький Мук
Книга Маленький Мук известного на весь мир немецкого сказочника Вильгельма Гауфа является одним из самых знаменитых произведений писателя. При жизни автор не испытал большой славы - Краткое содержание Толстой Воскресение
Десятилетний труд Л.Н. Толстого вылился в произведение «Воскресение». Книга начинается с разбирательства преступления совершенного весенним утром. Произошло отравление и ограбление, жертва – купец Смеляков.<\p> - Краткое содержание Драйзер Финансист
Роман повествует судьбу Фрэнка Каупервуда. Желая получить больше богатства и сделать карьеру, не умея своевременно остановиться, он запутывается в финансовых и любовных делах. - Краткое содержание Лермонтов Люди и страсти
Основной сюжет рассказа Лермонтова “Люди и страсти” крутится вокруг конфликта отца и бабушки на тему воспитания главного героя – Юрия Волина. Действия происходят в 1830 году - Краткое содержание Курица на столбах Пришвин
В рассказе Пришвина речь идет о настоящей подмене… И виной всему хозяева той самой несчастной курицы. Рассказчик поясняет, что соседи вдруг подарили им четыре гусиных яйца
Источник: https://2minutki.ru/kratkie-soderzhaniya/pelevin/zheltaya-strela-chitat-pereskaz
Виктор Пелевин – Желтая стрела
Taken: , 1
Андрея разбудил обычный утренний шум – бодрые разговоры в туалетной очереди, уже заполнившей коридор, отчаянный детский плач за тонкой стенкой и близкий храп. Несколько минут он пытался бороться с наступающим днем, но тут заработало радио. Заиграла музыка – ее, казалось, переливали в эфир из какой-то огромной общепитовской кастрюли.
– Самое главное, – сказал невидимый динамик совсем рядом с головой, – это то, с каким настроением вы входите в новое утро. Пусть ваш сегодняшний день будет легким, радостным и пронизанным лучами солнечного света – этого вам желает популярная эстонская певица Гуна Тамас.
Андрей свесил ноги на пол и нащупал свои ботинки.
На соседнем диване похрапывал Петр Сергеевич – судя по энергичным рывкам его спины и зада, прикрытого простыней с треугольными синими штампами, он собирался провести в объятиях Морфея еще не меньше часа.
Было видно, что Петру Сергеевичу нипочем ни утренний привет Гуны Тамас, ни коридорные голоса, но другим его воздушная кольчуга помочь не могла, и новый день для Андрея бесповоротно начался.
Одевшись и выпив полстакана холодного чая, он сдернул с крючка полотенце с вышитым двухголовым петухом, взял пакет с туалетными принадлежностями и вышел в коридор. Последним в туалетной очереди стоял бородатый горец по имени Авель – на его большом круглом лице отчего-то не было обычного благодушия, и даже зубная щетка, торчавшая из его кулака, казалась коротким кинжалом.
– Я за тобой, – сказал Андрей, – а пока покурить схожу, ладно?
– Не переживай, – мрачно сказал Авель.
Когда за Андреем защелкнулась тяжелая дверь с глубоко вцарапанной надписью «Локомотив – чемпион» и небольшим заплеванным окошком, он вспомнил, что сигареты у него кончились еще вчера. К счастью, сразу за дверью сидел наперсточник, вокруг которого стояло несколько человек. Андрей стрельнул штуку «Дорожных» у одного из зрителей и встал рядом.
Наперсточник был старым и морщинистым, похожим на умирающую обезьяну, и пустая пивная банка для милостыни пошла бы ему куда больше, чем три коричневых стаканчика из пластмассы, которые он медленно водил по куску картона.
Впрочем, это мог быть патриарх и учитель – ассистенты у него были очень внушительные и крупногабаритные.
Их было двое, в одинаковых рыжих куртках, сшитых китайскими политзаключенными из на редкость паршивой кожи; они довольно правдоподобно ссорились, пихали друг друга в грудь и по очереди выигрывали у наставника новенькие пятитысячные бумажки, которые тот подавал им молча и не поднимая глаз.
Андрей отошел в сторону и прислонился к стене у окна. Радио угадало – день был и правда солнечный. Косые желтые лучи иногда касались приподнимающейся лысины наперсточника, клочковатые остатки седых волос на его голове на миг превращались в сияющий нимб, и его манипуляции над листом картона начинали казаться священнодействием какой-то забытой религии.
– Эй, – сказал один из ассистентов, поднимая голову, – ты чего дымишь? Тут и так воздух спертый.
Андрей не ответил. Можно в письмо газету написать, подумал он, – мол, братья и сестры, слышал я, у нас и воздух сперли.
– Глухой? – окончательно выпрямляясь, повторил ассистент.
Андрей опять промолчал. Ассистент был не прав по всем понятиям – территория здесь была чужая.
– Кручу, верчу, много выиграть хочу, – вдруг проскрипел наперсточник.
Видимо, это был условный знак – ассистент все понял, дернул головой и сразу же вернулся к прерванной перебранке с напарником. Андрей последний раз затянулся и кинул окурок им под ноги.
Очередь как раз подошла. Авель куда-то исчез, и перед Андреем осталась только женщина с грудным ребенком на руках. Против ожиданий, они управились очень быстро.
Закрыв за собой дверь, Андрей включил воду, поглядел на свое лицо в зеркале и подумал, что за последние лет пять оно не то что повзрослело или постарело, а, скорее, потеряло актуальность, как потеряли ее расклешенные штаны, трансцендентальная медитация и группа «Fleetwood Mac». Последнее время в ходу были совсем другие лица, в духе предвоенных тридцатых, из чего напрашивалось множество далеко идущих выводов. Предоставив этим выводам идти туда в одиночестве, Андрей почистил зубы, быстро умылся и пошел к себе.
Петр Сергеевич уже проснулся и сидел у стола, почесываясь и перелистывая старый номер «Пути», который Андрей выменял вчера у цыгана на банку пива, но так и не стал читать.
– С добрым утром, Андрей! – сказал Петр Сергеевич и ткнул пальцем в газету. – Вот пишут: существование снежного человека можно считать документально доказанным.
– С добрым утром, Петр Сергеевич, – сказал Андрей. – Ерунда это. Вы сегодня опять всю ночь храпели.
– Врешь. Правда что ли?
– Правда.
– А ты свистел?
– Свистел, свистел, – ответил Андрей. – Еще как. Только без толку. Вы когда на спину переворачиваетесь, сразу начинаете храпеть, и потом уже все бесполезно. Лучше б вы себя привязывали, чтобы на боку лежать все время. Помните, как вы в прошлом году делали?
– Помню, – сказал Петр Сергеевич. – Я тогда моложе был. Сейчас мне так не уснуть. Ой, беда какая. Это все нервы у меня. Я ведь раньше, Андрюша, до реформ этих ебаных, никогда не храпел. Ну ничего, придумаем что-нибудь.
– Чего еще пишут? – кивая на газету, спросил Андрей. Пока Петр Сергеевич не начал вспоминать о том, что было до реформ, его мыслям надо было дать какое-нибудь направление.
Водя пальцем по зеленоватому листу и однообразно матерясь, Петр Сергеевич принялся пересказывать передовую статью, а Андрей, кивая и переспрашивая, стал обдумывать свои планы на день. Сперва предстояло идти завтракать, а потом надо было зайти к Хану – к нему имелось какое-то смутное дело.
Taken: , 1
В ресторане, длинном и узком помещении с десятком неудобных столиков, было еще пусто, но уже пахло горелым, причем казалось, что сгорело что-то тухлое.
Андрей сел за свое обычное место у окна, спиной к кассе, и, щурясь от солнца, поглядел в меню. Там были только пшенка, чай и «коньяк азербайджанский». Андрей поймал взгляд официанта и утвердительно кивнул.
Официант показал пальцами что-то маленькое, граммов на сто, и вопросительно улыбнулся. Андрей отрицательно помотал головой.
Горячий солнечный свет падал на скатерть, покрытую липкими пятнами и крошками, и Андрей вдруг подумал, что для миллионов лучей это настоящая трагедия – начать свой путь на поверхности солнца, пронестись сквозь бесконечную пустоту космоса, пробить многокилометровое небо – и все только для того, чтобы угаснуть на отвратительных останках вчерашнего супа. А ведь вполне могло быть, что эти косо падающие из окна желтые стрелы обладали сознанием, надеждой на лучшее и пониманием беспочвенности этой надежды – то есть, как и человек, имели в своем распоряжении все необходимые для страдания ингредиенты.
Вы можете купить книгу и
Прочитать полностью
Хотите узнать цену?
ДА, ХОЧУ
Источник: https://libking.ru/books/prose-/prose-contemporary/42106-viktor-pelevin-zheltaya-strela.html
Философско-нравственные искания современных авторов (по книге Виктора Пелевина “Желтая стрела”)
Конец 20-го века был печальным для литературы. Много говорилось о том, что литература умерла, что нет больше авторов – истинных мастеров слова. Мне кажется, она просто стала другой.
Литература всегда соответствовала тому времени, которому принадлежала, всегда говорила о вечных проблемах на языке современности.
Поэтому, как я думаю, нельзя ждать, что в начале 21-го столетия будут писать и говорить так же, как и в начале 20-го.
Знаковой фигурой наших дней стал Виктор Пелевин, автор нескольких нашумевших романов. Одной из его книг является “Желтая стрела”, сборник повестей и рассказов.
Когда я впервые взяла в руки эту книгу, то еще не была знакома с творчеством Виктора Пелевина. Я услышала о нем на уроке литературы и заинтересовалась.
Первым впечатлением от чтения заглавной повести, давшей название всей книге – “Желтая стрела”, – было недоумение.
Вместо ожидаемых экспериментов в области формы, которые, как я была уверена, свойственны постмодернистам, к числу которых принадлежит и Виктор Пелевин, – строгое соблюдение классических норм.
Небольшое произведение, в центре которого – эпизод из жизни главного героя, бесспорно, для него судьбоносный. Второстепенные герои не отвлекают внимания от главного персонажа.
Все герои “Желтой стрелы” – пассажиры поезда, забывшие о том, откуда и куда они едут, забывшие не только цель своего путешествия, но даже и тот простой на первый взгляд факт, что когда-то они не были пассажирами.
Купе, плацкарт, общий вагон – все их знание о жизни строго регламентировано железнодорожной терминологией и вполне укладывается в ее простые рамки. Уровень жизни определяется купленным когда-то билетом.
По местному радио всегда звучат лишь те произведения, в которых так или иначе упоминается железная дорога, эшелоны, перегоны и станции. Газета “Путь” ведет постоянную рубрику “Рельсы и шпалы”, в которой главный герой читает статью “Тотальная антропология” о воспроизведении стука колес в различных языках.
Покинуть поезд практически невозможно не только потому, что он не делает остановок, но и в силу инерции сознания каждого из едущих в нем. Андрею, главному герою повести, удается покинуть поезд только после того, как он становится над системой, выходит из-под ее ежесекундного контроля.
В финале он обретает себя, свою индивидуальность, возможность осознания всего, что происходит с ним и с миром. “Желтая стрела” – философская притча о смысле жизни и роли человека в собственной судьбе.
Темы, которые затрагивает Пелевин в своих произведениях, можно назвать вечными. В иносказательной, подчас фантастической, гротескной форме автор размышляет о смысле жизни, проблеме взаимоотношения личности и толпы.
Задумывается над главной проблемой современности: как остаться человеком в нечеловеческом мире.
Смысл человеческой жизни, иллюзорность бытия – все это предмет размышления в рассказе “Девятый сон Веры Павловны”. Постичь авторскую игру в смыслы в этом рассказе возможно только при условии знакомства с романом Н. Г. Чернышевского “Что делать?”, героиня которого Вера Павловна видела свой знаменитый “четвертый сон” о золотом веке для всех жителей земли.
Рассказ Пелевина начинается как бытовая зарисовка из времен недалекого кооперативного прошлого, а заканчивается фантасмагорическими сценами Страшного Суда, когда Авторы вершат судьбу Веры Павловны, споря о том, в какое литературное произведение ее определить.
Кульминацией рассказа является цитата из дореволюционного издания Чернышевского с сохранением орфографии оригинала, который, по мысли Пелевина, замыкает круг безумия. Книга Виктора Пелевина, безусловно, интересна не только как образчик творчества современного писателя, но и как литературное произведение.
Игре с формой, которая свойственна постмодернизму, Пелевин предпочитает тонкую интеллектуальную игру смыслов. Сохраняя и используя традиции русской классической литературы, он демонстрирует нам ее новые грани и возможности.
(No Ratings Yet)
Источник: https://goldsoch.info/filosofsko-nravstvennye-iskaniya-sovremennyx-avtorov-po-knige-viktora-pelevina-zheltaya-strela/
Сюжет и основные моменты в повести “Жёлтая стрела”
Поезд, идущий в никуда и в никогда, — место действия повести “Жёлтая стрела”. Этот поезд — единственное живое пространство, в котором существуют её персонажи.
Главный герой повести, Андрей, мечтает сойти с поезда живым. Однако все знают, что “Жёлтая стрела” никогда не останавливается. Помогает ему в этом Хан, вселяя надежду, что с поезда действительно можно сойти и что были люди, которые смогли это сделать.
Начинается произведение с обычного утра. Андрея будят разговоры в туалетной очереди и музыка, звучащая по радио, которую, казалось Андрею, “переливали в эфир из какой-то огромной общепитовской кастрюли”.
Андрей умылся и пошёл в вагон-ресторан, где солнечные лучи, падающие на грязную скатерть, навели его на философские размышления о жизни. После завтрака, Андрей направился к Хану, к которому “имелось какое-то смутное дело”. Андрей говорит Хану, что он себя очень странно чувствовал, “словно есть разница, в каком вагоне ехать.
Словно у всего происходящего появилось бы больше смысла, если бы скатерть в ресторане была чистой”. Однако это лишь иллюзия, чистая скатерть или нет, поезд всё равно едет в никуда, к своей гибели – будешь ты богат или беден, всё равно не удастся избежать смерти. Люди, едущие в “Жёлтой стреле”, – это мы, живущие в мире.
Хан отвечает Андрею: “Ты просто на время стал пассажиром”. Пассажирами Хан называет тех людей, которые не могут и не хотят выйти за рамки принятого, которым “никогда не придёт в голову, что с этого поезда можно сойти. Для них ничего, кроме поезда, просто нет”. “Для нас тоже нет ничего, кроме поезда”, – мрачно отвечает Андрей.
“А есть ли что-нибудь другое, кроме нашего поезда, или нет, совершенно неважно. Важно то, что можно жить так, как будто это другое есть. Как будто с поезда можно сойти. В этом вся разница. Но если ты попытаешься объяснить эту разницу кому-нибудь из пассажиров, тебя вряд ли поймут”. Хан заставляет Андрея вспомнить, что такое жёлтая стрела.
Андрей долго не мог вспомнить, что “Жёлтая стрела” — это поезд, который идёт к разрушенному мосту.
В вагоне, где живёт Андрей, умер Соскин (персонаж, не упоминавшийся ранее и о котором ничего не говорится, кроме того, что он умер). Андрей видит, как умершего выбрасывают из окна и, по традиции, выкидывают вслед за ним подушку и полотенце.
В вагоне-ресторане Андрей встречает своего школьного приятеля, Гришу Струпина, который занимается нелегальным бизнесом: ворует алюминий, из которого сделаны чайные ложки, и латунь, которую используют в подстаканниках. После непродолжительной беседы с Гришей и его партнёром по бизнесу Иваном, Андрей прощается и уходит.
Хан показывает Андрею письмо от тех, кто сумел сойти с поезда. Андрей говорит себе, что хочет сойти с поезда живым.
Андрей читает статью из газеты “Путь” о том, как звучат колёса в разных странах мира. В России колёса стучат — “там-там”.
В соседнем вагоне умер Бадасов (ещё один персонаж, о котором известно только то, что он умер). Андрей слышит разговор матери с девочкой, которая спрашивает, что находится за окном. Мать говорит, что там живут боги и духи, а люди, если и есть, то едут в поезде.
В купе Пётр Сергеевич, сосед Андрея, ругает бандитов. Вдруг стучит Гриша, Андрей открывает и видит, что лицо Гриши в крови, а пиджак испачкан: на Гришу напали в переходе между вагонами, обокрали и избили. Между Гришей и Петром Сергеевичем завязывается разговор о том, из чего сделаны замки на дверях. Пётр Сергеевич соглашается сотрудничать с Гришей.
Наступило новое утро. Как всегда, Андрея разбудило радио. Пётр Сергеевич спал всю ночь в костюме, чтобы не опоздать на встречу с Гришей, и, как только проснулся, вскочил и, торопливо причесавшись, выскочил в коридор.
По радио вкрадчивый и гнусавый голос рассказывал о новом фильме Куросавы “Додеска-дзэн” о сумасшедшем, вообразившем себя водителем невидимого поезда, бегающем взад-вперёд по коридору и кричащему “Додеска-дзэн!” (что является японской имитацией стука колёс).
Куросава стремится показать, что каждый из нормальных героев тоже, в сущности, едет по реальному вагону в своём собственном маленьком иллюзорном поезде.
Андрей входит в туалет и запирает его, втиснув клин между дверью и рычагом замка; забирается на крышу вагона. Через пять минут появляется Хан. Он говорил Андрею, что подниматься на крышу не только бесполезно, но и вредно, потому что там ты только дальше от возможности по-настоящему покинуть поезд.
Но они продолжали лазить на крышу просто для того, “чтобы хоть на время покинуть осточертевшее пространство всеобщей жизни и смерти”.
На крыше они встречают старика, курящего трубку, компанию в рясах, которые с тех пор, как их помнит Андрей, сидят в кружке и изучают непонятную геометрическую фигуру, компанию из четырёх человек, играющих никому не слышную из-за стука колёс музыку. Потом Андрей заметил странного человека с широкой соломенной шляпой.
Вдруг человек оттолкнулся от крыши вагона и прыгнул в озеро. Через несколько секунд он вынырнул из воды и поплыл к берегу. Хан восхищённо покачал головой, все с изумлением смотрели туда, где исчез незнакомец.
Андрей разговаривает с Антоном (до этого в повести это имя не упоминалось), который расписывает пивные банки. Андрей читает ему отрывки из “Путеводителя по железным дорогам Индии”, где автор осуждает пассажиров и верит, что поезд когда-нибудь остановится.
Антону не нравится “Путеводитель”, и Андрей удивлённо спрашивает, почему, ведь на пивных банках Антон старательно выводит “Остановите, вагоновожатый, остановите сейчас вагон”. Антон объясняет, что он не смешивает жизнь и творчество, что вагоны он останавливает только на пивных банках, потому что думает о своём ребёнке, который будет ехать дальше в этом поезде.
Андрей спрашивает у Антона, не слышит ли тот что-нибудь (подразумевая стук колёс), и Антон отвечает отрицательно.
Андрей ищет Хана и не находит его. Незнакомая женщина, которую переселили в купе, где раньше жил Хан, передаёт ему письмо.
Пётр Сергеевич был пьян и весел, он стал сотрудничать с Гришей. Рядом были развёрнуты чертежи и синьки, на одной из которых Андрей заметил сильно увеличенную ручку дверного замка. Андрей спрашивает Петра Сергеевича, не задумывался ли тот когда-нибудь о том, куда они едут. Пётр Сергеевич предложил ему выпить и посоветовал не забивать голову всякой ерундой.
Наступил новый день. Когда Андрей проснулся, Петра Сергеевича в купе уже не было. Андрей сел на стол и стал смотреть в окно. В нескольких метрах за окном неслась бесконечная стена деревьев. Он видел пивные бутылки, следы недавних похорон (полотенца, подушки, одеяла и наволочки), полуразложившиеся трупы, черепа, презервативы и прочее.
В конце дня Андрей наконец распечатал письмо Хана. В нём говорилось о том, что нужен ключ, который находится у Андрея в руках, но только как он его найдёт и кому предъявит? Андрей перечитал письмо, лёг на диван, погасил лампочку и повернулся к стене.
Во сне он ещё раз перечитал письмо и заметил постскриптум, которого раньше не заметил: “Всё дело в том, что мы постоянно отправляемся в путешествие, которое закончилось за секунду до того, как мы успели выехать”. Андрей проснулся, перечитал письмо — постскриптума не было. Вдруг он заметил, что вокруг стоит оглушительная тишина.
Колёса больше не стучали. Андрей вышел в коридор и увидел проводника со стаканом чая в руке — внутри стакана неподвижно висел кусок рафинада, над которым поднималась цепь таких же неподвижных пузырьков. Андрей сунул руку в боковой карман кителя проводника и вынул оттуда ключ.
Как только Андрей спрыгнул на насыпь, поезд тронулся и стал медленно набирать ход. Громыхание колёс постепенно стихло, и Андрей впервые в жизни услышал шум ветра и звук собственных шагов.
Источник: https://litra.bobrodobro.ru/3337
Виктор Пелевин “Желтая стрела”
ОГЛАВЛЕНИЕ: | Альбомы | Эфиры | Концерты | Книги | Фильмы | Странствия | Вши-лист |
| июн.
29, 2010 05:01 pm Виктор Пелевин “Желтая стрела” К Пелевину (и, кстати, именно к этому сборнику) я пробовал подступиться еще в институтские годы, но меня оттолкнуло ощущение некой чернушности происходящего, а также матюги в тексте (в общем-то связанные вещи). Сейчас было уже несколько проще (хотя от матюгов до сих пор корёжит), и надо признать, от нескольких рассказов я получил настоящее удовольствие. Остроумие Пелевина, его внимание к деталям, к повседневным мелочам жизненных реалий, а также способность к здравому анализу и парадоксальному мышлению позволяют ему очень метко и рельефно воспроизводить эти реалии в тексте. Его сюрреалистический реализм оказывается в итоге едва ли не самым оптимальным средством изображения привычных парадоксов нашего сурового быта. Важно В довершение всего этот реализм разбавлен изрядной порцией экзистенциализма, дзен-буддизма, и прочего философского -изма – получается просто магический соцреализм! В некоторых случаях, когда автору удается соблюсти общий средневзвешенный градус несерьезности, такая стёбно-сюрная картина вызывает полный восторг. Получается постмодерновый стёб и над “совковыми” реалиями, и над глубинами экзистенциальной мысли. От всего этого обнаруживается замечательный терапевтический эффект – заходишь, скажем, под вечер в родной продуктовый магазин, и все тамошние обитатели – сизоносые шатающиеся субъекты, матерящиеся мамашки с пивом, угрожающие кассирши, и пр – все начинают восприниматься как-то по-необычному экзистенциально легко! Хуже, когда автор вдруг делает серьезное лицо и начинает с серьезным видом открывать незадачливому читателю истинное положение дел во Вселенной. Тогда от повествования, которое еще пару абзацев назад было таким живым, непосредственным и остроумным, начинает вдруг веять леденящим духом коэльовщины. Но в тех случаях, когда таких казусов нет, книга срабатывает на все сто. Замечательное, остроумное чтение, которое, конечно, не заменяет (и думаю, не стремится заменить) прелестей собственно художественной литературы. Настроение: productive 15 комментариев – Оставить комментарий |
|
вы не правы – очень даже почтительно по-моему вы описали как сильные, так и слабые стороны “предмета”! да и пострадать за правду – это святое!))))
(Ответить) (Уровень выше) (Ветвь дискуссии)
|
Виднее кому угодно, если по сторонам поглядеть) Вот лет десять назад да, куда не сунься – “ах Пелевин, ах Пелевин”…
А вообще, их так и надо читать, конечно – когда буча уляжется. Заодно и вероятность холиваров с горячими поклонниками резко снижается))
(Ответить) (Уровень выше) (Ветвь дискуссии)
|
В свое время меня привел в восторг “Чапаев и Пустота”, но вот продолжить знакомство с Пелевиным как-то так и не сложилось. Надо бы к нему вернуться, интересно, понравится ли мне это сейчас.
(Ответить) (Ветвь дискуссии)
|
Да, вот “Чапаева” думаю вскорости тоже прочесть.
Вообще, у Пелевина, как мне кажется, книги настолько привязаны к конкретной эпохе, даже к конкретному моменту времени, что зачастую со временем они либо должны утрачивать значительную часть смысла, либо приобретать новый смысл – “памятников эпохи”.
(Ответить) (Уровень выше) (Ветвь дискуссии)
|
Да, у меня тоже такое ощущение, что Пелевин этакий “модный” писатель, хотя он в значительной степени эту моду и создавал. Волна интереса к всяческой эзотерике-кастанедовщине давно прошла, возможно, теперь некоторые вещи Пелевина будут читаться лишь как исторический артефакт.
(Ответить) (Уровень выше) (Ветвь дискуссии)
|
И тут даже, мне кажется, не только в модности дело (модность, возможно следствие), а его умение очень точно улавливать какие-то самые характерные и узнаваемые черты любого исторического момента, какие-то особенности информационного пространства, масс-культа, итд. Вот, например, читаешь некоторые рассказы из Желтой Стрелы – так и веет перестроечным духом, тем временем.
Другое дело, что меня, например, в литературе всегда привлекают не столько “временные” вещи, сколько “вневременные”. И поэтому, наверно, Пелевин не мой писатель.
(Ответить) (Уровень выше) (Ветвь дискуссии)
|
желтую стрелу не читал кажется..кажется нет. и что странно, все книги которые у него читал, вспоминал что читал тока сунувшись внутрь книги. не знаю, дело ли в Пелевине или в моей памяти (она, признаюсь, не оч хорошая)…
но если отдельно от этого всего, у него очень интересные и простые-понятные книги. хотя в них какое-то однообразие проявляется…
(Ответить) (Ветвь дискуссии)
Источник: https://the-slider04.livejournal.com/490394.html
Загрузка...
