Как фельетоны ильфа и петрова воплотились в жизнь?

13. Русская сатирическая журналистика XX века. Фельетоны и. Ильфа, е. Петрова и других мастеров сатиры

20в
– взлет всех жанров журналистики.
Русская сатирическая традиция берет
начало в 18 веке. Фельетон – слово из
французской журналистики. Это особый
раздел в подвале, где можно раскрепоститься.

В России само звание фельетониста долго
имело уничижительный оттенок,
воспринималось как синоним нечистоплотного
газетного подёнщика. Рубрика Ф.
“русифицировалась” в 20-е гг. 19 в. в
газете “Северная пчела” Ф. В.
Булгарина, Ф.

которого свойственны
охранительные и полицейские тенденции,
педантичная нравоучительность. Фельетоны
Барона Брамбеуса (О. И.

В
20 веке получили развитие традиции
русской фельетонистики: предмет
отображения – реальные события,
использование средств художественной
выразительности.<\p>

Эпоха
1905 г. ознаменовалась появлением множества
сатирических иллюстрированных изданий:
«Пулемет»,
«Жало», «Топор», «Жупел».
Главная мишень — самодержавие, царь,
Витте.

Аверченко.
«Сатирикон» (1908-1913). В 1908 году группа
молодых сотрудников «Стрекозы» решает
издавать новый журнал «Сатирикон»,
секретарём, а вскоре и редактором
которого становится Аверченко. За время
работы Аверченко в «Сатириконе», этот
журнал стал популярен, по мотивам его
рассказов ставились пьесы во многих
театрах страны.

В 1910—1912
Аверченко неоднократно ездит в путешествия
по Европе
со своими друзьями-сатириконцами. Эти
путешествия послужили Аверченко богатым
материалом для творчества: в 1912
году
вышла его популярная книга «Экспедиция
сатириконцев в Западную Европу». В
августе 1918
года
большевики
закрыли «Новый сатирикон» вместе с
другими оппозиционными изданиями.

Коллектив против Советской власти.
Аверченко уехал в Константинополь. В
журнале публиковались и Н. А. Тэффи, Саша
Чёрный. В “Новом сатириконе” были
напечатаны фельетонные стихи В. В.
Маяковского (“Гимн судье”, “Гимн
взятке” и др.), который вместе с Д.
Бедным сыграл важную роль в становлении
советского Ф.

<\p>

В
1921 году в Париже опубликовал сборник
памфлетов «Дюжина ножей в спину
революции», где герои — дворяне, купцы,
чиновники, военные, рабочие — с ностальгией
вспоминают о прошлой жизни. Н. Мещеряков
назвал её «юмором висельника». Статья
Ленина «Талантливая книжка»: Аверченко
назван «озлобленным до умопомрачения
белогвардейцем», однако при этом В. И.

Ленин нашел книгу «высокоталантливой».
В ответ Аверченко пишет рассказ
«Приятельское письмо Ленину», в котором
подытоживает свой эмигрантский путь
«из петербургских „варяг“ в
константинопольские „греки“, начиная
с запрета большевиками „Нового
Сатирикона“ и проведения широких
арестов.

В том же году Аверченко выпускает
сборник «Дюжина портретов в формате
будуар». В 1923 году в берлинском издательстве
«Север» вышел его сборник эмигрантских
рассказов «Записки Простодушного».

Михаил
Кольцов.
За 18 лет работы в «Правде» около 1800
фельетонов. Много работал в жанре
политического фельетона. Часто выступал
с сатирическими материалами и был самым
известным журналистом СССР.

Инициатор
возобновления издания и редактор журнала
«Огонёк», редактор журнала «За рубежом»,
член редколлегии «Правды» и «За рулем»,
руководитель Журнально-газетного
объединения. Сотрудник сатирического
журнала «Бегемот». Создатель сатирического
журнала «Крокодил».

Создатель и бессменный
главный редактор юмористического
журнала «Чудак», в котором вёл постоянную
рубрику «Календарь Чудака». Одним из
основных принципов в работе Кольцов
считал выбор темы. Отбирайте до
бесконечности, – советовал, ибо какими-то
полуударами, настоящий фельетонист не
приобретет авторитета.

Мишенью были
бюрократы, подхалимы, головотяпы,
морально опустившиеся типы, жулики,
пытавшиеся приспособиться к новому
строю. Основным методом литературного
«делания» фельетонов Кольцов считал
метод столкновения фактов: столкнуть
факты так, чтобы они при соприкосновении
дали «некую фельетонную искру».

Таковы
«Воронежские пинкертоны», «Рельсы
красного цвета», «Яблони цветут».<\p>

Он сотрудничает в отделе «Рабочая
жизнь» (более известна под названием
«четвертой полосы»), правит рабселькоровские
письма. Первые фельетоны, написанные
зачастую на материале рабкоровских
писем, публиковались, кроме «Гудка», в
журналах «Красный перец».

Против
организаторов «всякого рода нелепостей»
были направлены лучшие фельетоны Ильфа
– «Диспуты украшают жизнь», «Случай в
конторе», «Источник веселья», «Новый
дворец».

Для творческой манеры Ильфа
характерны точные и неожиданные эпитеты,
стремление воплотить сатирическую
мысль в острой комической детали: «в
конторе по заготовке рогов и копыт»,
«это было нелогично, но красиво».<\p>

Не
менее успешно выступал в «Гудке» Евгений
Петров
(Катаев), который пришел в эту газету в
1926 г. (до этого работал в журнале «Красный
перец»).

Вершиной
художественно-публицистического
творчества И-П явились их совместные
выступления в «Правде», начиная с 1932 г.
Фельетоны «Как создавался Робинзон»,
«Веселящая единица» и многие другие.
Нередко Ильф и Петров прибегают к
гротеску.<\p>

Один
из самых популярных в 30-е фельетонистов
– Зощенко.
Он создал галерею сатирических персонажей,
породивших понятие «зощенский герой»:
«лицо официальное», «дама в фельдекосовых
чулках и шляпке», «коммунальщик». Зощенко
стал создателем оригинальной комической
новеллы. В таких фельетонах-новеллах,
как «Баня», «Нервные люди», «Научное
явление» автор как бы снимает различные
социально-культурные пласты, добираясь
до того, где гнездятся истоки равнодушие,
бескультурья, пошлости. 30-е начинаются
репрессии и фельетоны не издаются. Во
время ВОВ тоже.

Таким
образом, традиции сатирической
журналистики, заложенные в 18 веке
Новиковым, Фонвизиным, Сумароковым с
блеском были продолжены и доведены до
совершенства сатириками 20 века.

Источник: https://StudFiles.net/preview/3837148/page:11/

Читать

Илья Ильф, Евгений Петров

Собрание сочинений в пяти томах

Том 5. Рассказы, очерки, фельетоны

Илья Ильф

Рассказы, очерки, фельетоны (1923–1929)

Москва, Страстной бульвар, 7 ноября*

В час дня

По Тверской летят грузовики, набитые розовыми детскими мордочками.

– У-р-р-а!

Мордочки и бумажные флажки улетают к Красной площади. Дети празднуют Октябрь. За ними, фыркая и пуская тоненький дым, грохочет зеленый паровоз М.-Б.-Б ж. д.

Прошли железнодорожники – идут школы. Школы прошли – опять надвигаются рабочие.

– Долой фашистов!

Через Страстную площадь проходят тысячи и десятки тысяч.

Тысячи красных бантов.

Тысячи красных сердец.

Тысячи красных женских платочков.

Манифестации, растянувшиеся по Страстному бульвару, терпеливо ждут своей очереди.

Десять часов. Одиннадцать. Двенадцать.

Но от Ходынки, от Триумфальных ворот все валит и валит. Вся Москва пошла по Тверской. Так зимой идет снег, не перерываясь, не переставая.

И в ожидании колонны рабочих на бульваре развлекаются чем могут.

Усердно и деловито, раскрывая рты, как ящики, весело подмигивая, поют молодые трактористы, старые агрономы, китайцы из Восточного университета и застрявшие прохожие. Поют все.

Вздувайте горны, куйте смело…

Кончив петь, становятся в кружок и весело, молодые всегда веселы, громко на весь мир кричат:

– Да здрав-ству-ет гер-ман-ска-я ре-во-лю-ци-я!

Смотрят на итальянцев, стоящих поближе к Петровке, смотрят на их знамя, читают надпись:

– А морте ла боргезиа мондиале!

– Буржуазия! – догадывается тракторист.

– А мондиале, что такое?

Итальянец в мягкой шляпе улыбается, все его тридцать два зуба вылезают на улицу, и он говорит:

– А морте! – и трясет кулаком.

– А морте – смерть! Ла боргезиа мондиале – мировая буржуазия! Смерть мировой буржуазии! А морте ла боргезиа мондиале!

Итальянец радостно хохочет и снова подымает кулак. Кулак большой.

– Фунтов пять в кулаке-то, а?

Трактористы хохочут.

А по Тверской все идут.

Мы, молодая гвардия…

Это есть наш последний…

Остальное теряется в ударах барабана. Это, поворачивая с Петровки на бульвар, возвращается с парада конница.

Потри в ряд, всадники проходят мимо жадных глаз.

– Первая конная!

– Да здравствует Первая конная!

– Качать!

Десяток рук подымается и протягивается к первому кавалеристу.

– Не надо, товарищи! Товарищи, неудобно ведь! Нас там позади много. Задержка будет!

Но он уже схвачен. Его стаскивают с седла. Он уже не отбивается. Он счастливо улыбается, неловко переворачивается в воздухе и кричит:

– Лошадь, придержите лошадь!

Опять взлет, еще раз, еще раз.

Кавалерист радостно что-то кричит, качающие тоже страшно довольны. Наконец кавалериста отпускают. Еще не отдышавшись, он торопливо садится на лошадь и, уже отъезжая, кричит:

– Спасибо, товарищи!

Конница топочет и быстро скачет под дружеские крики.

– Ура, красная конница! – кричат в толпе.

– Ура, рабочие! – несется с высоты седел.

– Качать! – решает толпа.

И, придерживая сабли, кавалеристы снова летят вверх.

Их окружают, им не дают дороги.

– Возьми, братишка!

Дают папиросы – все что есть.

Работа кипит. Покачали, дали папиросы, дальше.

И, слегка ошеломленные этим неожиданным нападением, кавалеристы козыряют и исчезают.

Конная артиллерия проносится на рысях. Пушки подпрыгивают и гремят на каменной мостовой. Ее тяжелый бег ничем не удержать.

Но солдата с флажком, замыкающего отряд, все-таки качают. Напоследок качают особенно энергично. Бедняга летит, как пуля.

Между тем дорога освобождается.

– На места! На ме-ста!

Кавалерист догоняет свой отряд, колонны строятся, оркестры бьют:

Ни бог, ни царь и ни герой…

Колонны идут на Красную площадь, чтобы в шестую годовщину Октября повторить в тысячный раз:

– Дело, начатое в октябре семнадцатого года, будет продолжено, и мы его продолжим.

1923

Рыболов стеклянного батальона*

– Посмотрел я на эту рыбу… Человеку, который это говорил, было тридцать лет. А мы валялись по углам вагона и старались не слушать.

– После рыбы хорошо пить чай, – продолжал голос.

Мы, это – первый взвод батальона. Никому не было известно, какого полка мы батальон. Числом мы тоже подходили всего шестьдесят человек. Но нас называли батальоном.

– Стеклянный батальон! – сказал комендант Гранитной станции, когда нас увидел.

– Рвань! – добавил комендант. – Я думал, хороших ребят пришлют, а они все в очках!

– Посмотрел я на эту рыбу…

Никто даже не шевельнулся. От пылающего асфальтового перрона, шатаясь, брел ветер. Горячий воздух сыпался как песок.

Это был девятнадцатый год.

Я поднялся и вышел. Лебедь пошел за мной. Это он рассказывал про рыбу. Он всегда говорил о ней. Далась ему эта рыба.

Я пошел на станцию. Лебедь двинулся в противоположную сторону, и я знал, куда он идет.

Было очень скучно и очень жарко. Охрана станции – дело простое, а газеты не приходили уже вторую неделю.

Разгоряченный асфальт обжигал подошвы, с неба, треща и все разрушая, сыпалась жара.

– Куда пошел? – закричал я.

Голова обернулась, что-то прокричала и унеслась дальше. Впрочем, я знал, куда пошел Лебедь.

Ему было идти версты полторы. До пруда. Там он удил рыбу, о которой говорил.

– Все к ней ходит? – спросил пулеметчик, зевая.

– Ходит, – сказал я. – А что слышно?

– Да ничего. Мохна, говорят, у Татарки стоит. Врут. Чего ему сюда идти? Не его район! А насчет рыбы Лебедь, конечно, запарился. Мне стрелочник говорил. Никогда ее там и не водилось.

Я ушел.

История рыбы такая. Видел ее в этом пруду один только Лебедь.

– Длинная и толстая. Вроде щуки.

Смеялись над ним сильно. Ну, откуда же в пересохшей луже рыба? Дела нет, скучно – и пошел смех, один раз вечером даже спектакль об этом устроили.

Первый акт. Сидит Лебедь и свою любовь к рыбе доказывает. Второй акт. Рыба свою любовь к Лебедю доказывает. Третий акт. Показывают ребенка грудного, который от этих доказательств произошел.

Совсем неостроумно. Ребенка у сторожихи одалживали. Очень скучно уж было и жарко.

Однако Лебедя этим довели до каления. Сидит и только об одном:

– Посмотрел я на эту рыбу.

Просто бред. Поклялся Лебедь, что эту рыбу поймает и все докажет.

Комендант и рыболовом его называл и вообще крыл – не помогало. Дежурство кончит, о рыбке поговорит и сейчас же к ней на свидание. Удочку несет и винтовку. Без винтовки нам отходить от станции не позволяли.

Источник: https://www.litmir.me/br/?b=242000&p=132

Интересное из жизни ильфа и петрова

Папа великого комбинатора создал современный русский язык

15 октября 1897 г., в Одессе произошло событие, которое… Впрочем, пусть об этом выскажется сам виновник торжества – всё равно лучше, чем у него, не выйдет. Итак: «Автор «Двенадцати стульев» родился дважды – в 1897 г. и в 1903 г. В первый раз – под видом Ильи Ильфа…»

Евгений Петров и Илья Ильф

Илья ИльфХотя, если быть совсем честным, родился тогда не Илья Ильф, а Иехиел-Лейб Файнзильберг.

Псевдоним Ильф получился из механического совмещения начальных букв имени и фамилии, и своего происхождения Илья Арнольдович никогда не скрывал: «Всё равно про меня напишут, что родился в бедной еврейской семье».

Духовность и нищета

Ну, положим, не в такой уж и бедной – отец, Арье Беньяминович, был служащим Одесского отделения Сибирского банка и сумел дать своим сыновьям очень даже приличное образование. Правда, в этой еврейской семье всё получилось почти как в русской сказке. С небольшими поправками.

Обычно бывает как? Было у отца три сына: двое умных, а младший – дурак. В нашем случае сыновей четверо, и как раз таки с младшим всё в порядке – он не брал себе псевдонимов и вполне оправдал ожидания отца.

Получил серьёзную профессию, был инженером-топографом и работал в лёгкой промышленности. А вот трое старших, по одесским буржуазным понятиям, вполне попадали в категорию дураков или шлемазлов, что примерно переводится как «бестолковщина невезучая».

Двое учились коммерции и стали кем? Художниками! Азохенвей, какой позор! Третий, то есть Илья, окончил техническую школу, но всё равно подался на вольные литературные хлеба. И к тому же бредил морскими сражениями и подвигами.

Не исключено, что в семье велись примерно такие разговоры: «Какие ещё подвиги-шмодвиги? Ты хочешь вирасти бандит? Как всё равно тот Додик, шейгец с Молдаванки?»

Самое забавное, что эти горестные предсказания недалеки от истины. Нет, никаким бандитом Илья, разумеется, не стал. Не было замечено в бандитизме и главное его литературное детище, Остап Сулейман Берта Мария Бендер-бей.

Но вот пройдохой сын турецкоподданного был всё-таки порядочным, хотя и чтил, как мы помним, Уголовный кодекс. Равно как и папаша Остапа, который надул вообще всех подряд, включая царя-батюшку. Будучи евреем, просто купил липовое гражданство у турка за мзду малую.

Ещё более забавно то, что благодаря похождениям этого литературного героя, то есть в конечном счёте Илье Ильфу, русских на Западе, во всяком случае во Франции, считают чрезвычайно набожными людьми.

Конечно, в интеллектуальных кругах русских привыкли оценивать по Толстому или Достоевскому – этакие нервные философы с загадочной славянской душой, отягощённые либо богоискательством, либо богоборчеством. А для простых людей, для официантов, например, гораздо важнее то, что они слышат от русских туристов.

А слышат они, как правило, ту единственную фразу, которую твёрдо знает каждый русский, даже не учивший французский язык. Которая выскакивает непроизвольно, стоит хоть кому-нибудь рядом заговорить по-французски.

Да-да, это как раз то самое бессмертное заклинание от нищенствующего Кисы Воробьянинова: «Месье, же не манж па сис жур!»

Реакция официантов достойна бурного восхищения давно уже покойного Ильфа: «Вы знаете, месье, все ваши соотечественники очень религиозные люди и, судя по всему, строго соблюдают свои православные посты. Каждый, начиная общение со мной, говорит, что не ел уже шесть дней. Теперь я верю, что Россия – страна очень высокой духовности!»

Победа жуликаИ это чистая правда, или, как говаривал сам Великий комбинатор, «медицинский факт». Парадоксальным, каким-то мистическим образом атеист Ильф поспособствовал тому, что нас считают богобоязненным народом.А ведь он был именно что атеистом.

Более того, если не воинствующим безбожником, то озорным насмешником уж точно. Только что упомянутый «медицинский факт» – всего лишь окончание фразы, которая начиналась словами: «Бога нет».

Тут можно вспомнить и его же шикарное: «Вы не в церкви, вас не обманут!» Да и вообще все сцены, связанные с отцом Фёдором и ксендзами, которые «охмуряют Козлевича».

Обычно всё это списывают на соцзаказ. Дескать, безбожной советской власти было необходимо высмеять и унизить Церковь.

Последнее – полная чушь. Илья Ильф точно не боялся ничего. В годы Гражданской войны, например, он, уже тогда слабый и болезненный, сражался в красных партизанских частях. А в последующие годы, когда многое зависело от анкетной графы «Есть ли родственники за границей», Илья, попав в Америку, совершенно открыто едет навестить неких Файнсильверов.

Именно так адаптировал свою фамилию родной дядя Ильфа, Уильям Файнзильберг. И гостит у них в Коннектикуте, и открыто пишет письма в Москву, и заслуженно гордится тем, что ещё один его дядя, престарелый Натан, был лично знаком с Марком Твеном.

К слову, там же Ильф впечатляется несколькими идеями, которые потом лягут в основу его сценария для советского блокбастера – фильма «Цирк».

Илья Ильф,Любовь Орлова,жена Ильфа Мария

Люди, которые уверены, что литература должна только учить и возвышать, конечно, заходятся в «благородной» истерике. И совершенно напрасно. Потому что Ильф бросил вызов всей «возвышенно-духовной» традиции русской литературы. И выиграл. И русская литература, как ни странно, тоже. У нас наконец-то появился свой Ходжа Насреддин и свой Тиль Уленшпигель.

Да, сын турецкоподданного высмеивает попов. Но ведь так и положено! Те, другие, забугорные герои никогда не отказывали себе в удовольствии надуть муллу или аббата к вящей радости читателя.А главная его заслуга и победа в том, что мы, сами того не замечая, практически постоянно говорим языком симпатичного жулика и пройдохи Остапа Бендера. И этого уже и впрямь не вырубишь топором.

Зашёл разговор о барышнях – сразу вспоминается мадам Грицацуева, знойная женщина и мечта поэта. А весь контрафакт делают в Одессе на Малой Арнаутской. Политика и власть? Ну, ясно, тут же возникает гигант мысли и отец русской демократии.

Кстати, о власти.

«Не Пыталовский район они получат, а от мёртвого осла уши», – заявил несколько лет назад Президент России Владимир Путин по поводу территориальных претензий стран Балтии. Думается, наш герой был бы в восторге.

Мало кто знает, что писатель Евгений Петров, тот, который совместно с Ильей Ильфом написал «Двенадцать стульев» и «Золотого теленка», имел очень странное и редкое хобби: на протяжении всей жизни он коллекционировал конверты от своих же писем.

https://www.youtube.com/watch?v=RRLOz4WgVGc

А делал он это так – писал письмо в какую-нибудь страну по вымышленному адресу, вымышленному адресату и через некоторое время ему приходило письмо обратно с кучей разных иностранных штемпелей и указанием «Адресат не найден» или что-то вроде этого. Но это интересное хобби однажды оказалось просто мистическим…

В апреле 1939-го Евгений Петров решил потревожить почтовое отделение Новой Зеландии. По своей схеме он придумал город под названием “Хайдбердвилл” и улицу “Райтбич”, дом “7″ и адресата “Мерилла Оджина Уэйзли”.В письме он написал по-английски: “Дорогой Мерилл! Прими искренние соболезнования в связи с кончиной дяди Пита.

Крепись, старина. Прости, что долго не писал. Надеюсь, что с Ингрид все в порядке. Целуй дочку от меня. Она, наверное, уже совсем большая. Твой Евгений”.

С момента отправления письма прошло более двух месяцев, но письмо с соответствующей пометкой не возвращалось. Писатель решил, что оно затерялось и начал забывать о нем.

Но вот наступил август, и письмо пришло. К огромному удивлению писателя это было ответное письмо.

Поначалу Петров решил, что кто-то над ним подшутил в его же духе. Но когда он прочитал обратный адрес, ему стало не до шуток. На конверте было написано: “Новая Зеландия, Хайдбердвилл, Райтбич, 7, Мерилл Оджин Уэйзли”. И все это подтверждалось, синим штемпелем “Новая Зеландия, почта Хайдбердвилл”!Текст письма гласил: “Дорогой Евгений! Спасибо за соболезнования.

Нелепая смерть дяди Пита, выбила нас из колеи на полгода. Надеюсь, ты простишь за задержку письма. Мы с Ингрид часто вспоминаем те два дня, что ты был с нами. Глория совсем большая и осенью пойдет во 2-й класс. Она до сих пор хранит мишку, которого ты ей привез из России”.

Петров никогда не ездил в Новую Зеландию, и поэтому он был тем более поражен, увидев на фотографии крепкого сложения мужчину, который обнимал его самого, Петрова! На обратной стороне снимка было написано: “9 октября 1938 года”.

Чтобы разобраться с этими то ли недоразумением, то ли мистикой, Петров написал еще одно письмо в Новую Зеландию, но ответа уже не дождался: началась вторая мировая война. Е. Петров с первых дней войны стал военным корреспондентом “Правды” и “Информбюро”. Коллеги его не узнавали – он стал замкнутым, задумчивым, а шутить вообще перестал.

Закончилась эта история совсем уж не забавно.В 1942 году Евгений Петров летел на самолете из Севастополя в столицу, и этот самолет был сбит немцами в Ростовской области. Мистика – но в тот же день, когда стало известно о гибели самолета, домой к писателю пришло письмо из Новой Зеландии.

В этом письме Мерил Уизли восхищался советскими воинами и беспокоился за жизнь Петрова. Среди прочего в письме были вот такие строчки:“Помнишь, Евгений, я испугался, когда ты стал купаться в озере. Вода была очень холодной. Но ты сказал, что тебе суждено разбиться в самолете, а не утонуть. Прошу тебя, будь аккуратнее — летай по возможности меньше”.

По мотивам этой истории недавно был снят фильм «Конверт» с Кевином Спейси в главной роли.

Источник: https://www.colors.life/post/489082/

Ильф и Петров: два разных человека в одном авторе | BroDude.ru

– Илья, как думаете, нам оставить Бендера в живых? – Да, разумеется. Но лучше убить. Или оставить в живых. – Или убить? Или оставить в живых? – Да. Оставить в живых. Или убить. – Женя, Вы оптимист собачий. Женя, не цепляйтесь так за эту строчку. Вычеркните ее.

– Я не уверен… – Гос-споди, ведь это же так просто! (выхватывает из рук перо, вычёркивает слово) – Вот видите! А Вы мучились.

Именно так продвигалась работа над каждым фрагментом книги. Любой из них вызывал спор до хрипоты, видимо, поэтому до сих пор, что «Золотой телёнок», что «12 стульев» пользуются успехом.

Потому что каждое слово взвешено и продумано. Вот что писал по этому поводу Петров:

Страшная ссора вечером в городе Галлопе. Кричали часа два. Поносили друг друга самыми страшными словами, какие только существуют на свете. Потом начали смеяться и признались друг другу, что подумали одно и то же – ведь нам нельзя ссориться, это бессмыслица. Ведь разойтись мы не можем – погибнет писатель, – а раз все равно не можем разойтись, тогда и ссориться нечего.

Хотя чего уж там, если говорить объективно, то «ИльфПетров» ушли из читательского рациона. Причин много, одна из них – старшее поколение знает романы наизусть. А перечитывать то, что и так знаешь, мало кто любит.

Поэтому никто не перечитывает «Преступление и наказание» вместе с «Евгением Онегиным». Ну а с другой стороны, роман очень сильно отошёл от реалий того времени.

Хотя, прочитав сей шедевр в возрасте 14 лет, сразу по получению паспорта, я был впечатлён прежде всего юмором, осторожным цинизмом и всем этим робким обаянием русско-еврейского тандема.

Кстати, про автора. Составить автобиографию автора «Двенадцати стульев» довольно затруднительно. Дело в том, что автор родился дважды: в 1897 и в 1903 году. В первый раз – под видом Ильи Ильфа, а во второй – Евгения Петрова.

Хотя чего уж там, будем говорить прямо: под видом Ильи Арнольдовича Файзильберга и Евгения Петровича Катаева.

Оба одесситы, оба писали фельетоны для «Крокодила» и «Правды», оба обладали невероятно острым умом и слогом, и… на этом, пожалуй, сходство двух личностей внутри одного великого автора заканчивается.

Спокойный тихий талант или, как говорят «у нас в Одессе», поц мог бы и не связать свою жизнь с авторством, а продолжил бы работать в чертёжном бюро, или на телефонной станции, или на военном заводе.

Но начал непосредственно марать бумагу в одесских газетах, куда благодаря врождённому остроумию и наблюдательности писал материалы юмористического и сатирического характера – в основном фельетоны. Конец его был печален, а вот заря карьеры радовала до невозможности.

Прямо как у созданных им героев: Паниковского, Бендера и тех других, чьи имена стали нарицательными. Трагичный конец настиг и его не менее талантливых братьев.

Кстати, фамилия является аббревиатурой его еврейского имени. Возможно, какому-то чахлому уму покажется, что автор непозволительно много упомянул слово «еврейский». Но во-первых, из песни слов не выкинешь, а во вторых, разве в этом есть что-то плохое? В самом романе гораздо больше иудейского, чем может показаться.

https://www.youtube.com/watch?v=Qqvwtw0uhb0

А вот Евгений Катаев был помладше, но жил поинтереснее, хоть и рисковал на каждом шагу. Первым его литературным произведением был протокол осмотра трупа неизвестного мужчины. Всё потому, что Петров 3 года отработал в Одесском уголовном розыске, где и приключилась одна весьма странная история. Был у Жени Катаева один старый приятель – Саша Козачинский.

Обычный сорвиголова, дерзкий поц с большими амбициями. Поезжайте в Одессу и спросите, кем был Козачинский до революции. Он был простым благородным работником уголовного розыска и продолжал искать себя в жизни. А потом стал наш Саша простым благородным бандитом. Промышляли они здорово, но вот беда, накрыли их доблестные чекисты во главе с Катаевым.

Козачинский сдался другу, и неспроста. Старая Одесская хитрость: сделай человеку приятно, особенно, если он работает на власть. Вот Катаев, уже будучи в Москве, пристроил пропащего друга в «гудок», а потом заставил его, уже ведущего маститого журналиста, написать повесть «Зелёный Фургон», рассказывающую про их одесские дела.

Наверняка ты смотрел старый фильм с Харатьяном, снятый по этому сценарию.

А почему бы не посягнуть на крупные формы? Тем более что Петров… Кстати, читатель наверняка спросит, а почему Петров, если он Катаев? А всё очень просто: не у одного Ильфа братья были талантливыми.

Вот и у Евгения был брат Валентин – ученик Бунина, ставший маститым писателем, проживший бурную жизнь в революциях и написавший такие произведения, как «Сын полка» и «Белеет парус одинокий».

Вот Петров и подумал, что двух Катаевых быть не может и сменил простую русскую фамилию на ещё более, прямо до безобразия, русскую «Петров». Именно братец Валентин подкинул двум авторам идею такой нетленки, как «12 стульев».

Всё очень просто: старший брат, уже известный к тому времени писатель, решил использовать брата и его лучшего друга в качестве литературных негров и отнюдь не за «золотые гири». Мол, напишите, а я подкорректирую. Но когда через некоторое время Ильф с Петровым явили ему плоды своих трудов, он понял, что как минимум неэтично отбирать такой шедевр у, как оказалось, таких талантливых авторов. А книга цепляла уже первым предложением:

В уездном городе N было так много парикмахерских заведений и бюро похоронных процессий, что казалось, жители города рождаются лишь затем, чтобы побриться, остричься, освежить голову вежеталем и сразу же умереть.

Хотя сам Ильф описывал впечатления от написания так:

Мы садимся писать «12 стульев». Вечера в пустом Дворце Труда. Совершенно не понимали, что выйдет из нашей работы. Иногда я засыпал с пером в руке. Просыпался от ужаса – передо мною были на бумаге несколько огромных кривых букв. Такие, наверно, писал чеховский Ванька, когда сочинял письмо «на деревню дедушке». Ильф расхаживал по узкой комнате четвертой полосы. Иногда мы писали в профотделе. Неужели наступит момент, когда рукопись будет закончена и мы будем везти ее на санках. Будет идти снег. Какое замечательное, наверно, ощущение – работа закончена, больше ничего не надо делать. Остап Бендер был задуман как второстепенная фигура. Для него у нас была одна фраза – «Ключ от квартиры, где деньги лежат». Ее мы слышали от одного нашего знакомого, который дальше и был выведен в виде Изнуренкова. Но Бендер постепенно стал выпирать из приготовленных для него рамок, приобретая все большее значение. Скоро мы уже не могли с ним сладить. Спор о том, умертвить Бендера или нет. Лотерея. Потом мы пожалели нашего героя. Как-то совестно было возрождать его потом в «Золотом теленке».

Когда роман был закончен, мы уложили его в аккуратную папку и на обратную сторону обложки наклеили записку: «Нашедшего просят вернуть по такому-то адресу». Это была боязнь за труд, на который было потрачено столько усилий.

Ведь мы вложили в эту первую книгу все, что знали.

Вообще же говоря, мы оба не придавали книге никакого литературного значения, и, если бы кто-нибудь из уважаемых нами писателей сказал, что книга плоха, мы, вероятно, и не подумали бы отдавать ее в печать.

Однако критики и читатели с большой любовью приняли остросоциальные шедевры, обозвав авторский стиль «ударом палашом по вые» (кто не знает, выей в старину называли шею).

Такая мораль была очень нужна молодому Советскому государству. Хотя всё равно это были самые антисоветские книги из всех антисоветских. Ильф и Петров были журналистами, а потому все их герои имели прототипов.

Они собирали образы и истории и благодаря изящному слогу расставляли всё на свои места, делая филигранный шедевр литературы. Под их острый слог попал даже Маяковский, представленный в виде поэта Ляписа-Трубецкого. Да-да, Ляпис Трубецкой – это тоже отсюда.

Даже в Фашистской Германии по-своему экранизировали образ Великого Комбинатора. Не зря спорили авторы над каждым фрагментом.

Однако, самой антисоветской книгой главных советских журналистов была «Одноэтажная Америка» – своего рода дневник путешествия по США из одного края в другой и обратно.

Восхищённые заводами «Ford» и с каким-то сожалением наблюдавшие за массовой автоматизацией, они встретились лично с Рузвельтом, пообщались с русскими иммигрантами и такими значимыми личностями, как Хэмингуэй и Генри Форд.

Неизвестно, кто у кого вызывал больший интерес – русские репортёры у американцев или американцы у Ильфа с Петровым. Очерки понравились не всем, потому что всегда находятся недовольные писательским трудом комментаторы. Зато всем нравились фотографии, сделанные Ильфом.

Да-да, он снимал до того, как это стало мэйн… ну, вы поняли. Но в наши дни Познер вдохновился повторить путь журналистов по своей второй Родине (первой является Франция).

Поездка в Америку. Как писалась «Одноэтажная Америка». Болезнь Ильфа. Все убеждали Ильфа, что он здоров. И я убеждал. А он сердился. Он ненавидел фразу «Вы сегодня прекрасно выглядите». Он понимал и чувствовал, что все кончено.

Петров каждый день бегал к угасающему другу, дабы сочинить с ним в вечных спорах хотя бы пару строк нового романа, ибо времени оставалось всё меньше. Но не судьба: в 1937-м году Ильфа не стало.

«Снова в Москве. Разговор о том, что хорошо было бы погибнуть вместе во время какой-нибудь катастрофы. По крайней мере, оставшемуся в живых не пришлось бы страдать.» — Евгений Петров.

Жизнь резко изменилась. Стало как-то сразу не до смеху. Захотелось писать что-то более серьёзное, однако публика требовала остроты и юмора.

Трудности работы в газете. Многие не понимали. Спрашивали – зачем вы это делаете? Напишите что-нибудь смешное. А ведь все, что было отпущено нам в жизни смешного, мы уже написали.

Тоскуя по старому другу, петров задумал на основе записных книжек Ильфа написать монументальный труд – «Мой друг Илья Ильф». Это требовало большой и долгой работы, но вот опять в писательские планы вмешалась суровая жизнь. Началась война, и Петров отправился фронтовым корреспондентом, параллельно получив задание написать монументальный труд про героев войны.

Знал бы немецкий пилот, кого он только что сбил! Это не просто писатель, а последний тонкий наблюдатель человеческой души в условиях творящегося бардака. Таким был Зощенко, таким был Хармс и такими были они – Ильф с Петровым. Они написали произведения, которые либо любят, либо не читали. А романы – загляденье. Хороший юмор любят все.

Он есть и в фельетонах, которые тоже стоит прочесть, дабы насладиться авторским слогом, юмором и лучше понять, как жили люди той тоскливой эпохи.

Н,у а мы будем и дальше повторять фразы, плотно засевшие в нашей повседневной речи, даже не думая о том, что их произносили такие личности как Бендер, Воробьянинов, отец Фёдор и Паниковский:

– Нет, это не Рио-де-Жанейро! Это гораздо хуже! – В белых штанах. – Вот я и миллионер. Сбылись мечты идиота! – На блюдечке с голубой каемочкой. – Не надо оваций! Графа Монте-Кристо из меня не вышло. Придется переквалифицироваться в управдомы. – Кефир. Хорошо помогает от сердца. – Контора «Рога и копыта». – Пилите, Шура, пилите! – Не стучите лысиной по паркету. – Паниковский вас всех продаст, купит и снова продаст… но уже дороже. – Жертва аборта. – Набить бы тебе рыло, да Заратустра не позволяет. – Гигант мысли и отец русской демократии. – Я думаю, что торг здесь неуместен! – Слесарь-интеллигент со средним образованием. – Может, тебе ещё дать ключ от квартиры, где деньги лежат? – Кому и кобыла невеста. – Контора пишет! – Му-у-усик! Готов гу-у-усик? – Отдай колбасу, дурак, я всё прощу! – У меня все ходы записаны! – Не корысти ради, а токмо волею пославшей мя жены. – Знойная женщина, мечта поэта. – Кто скажет, что это девочка, пусть первый бросит в меня камень. – Утром деньги – вечером стулья! – Лед тронулся, господа присяжные заседатели! – Командовать парадом буду я! – Вы знаете, кто этот мощный старик? – Мосье, же не манж па сис жур (единственная фраза из французского языка, которая напрочь вбивается в память). – Почем опиум для народа? – Хамите, парниша!

– Ну вас к чёрту! Пропадайте здесь с вашим стулом! А мне моя жизнь дорога как память!

Да и разве все их упомнишь?

Источник: https://BroDude.ru/ilf-i-petrovdva-raznyx-cheloveka-v-odnom-avtore/

:: Читать – Фельетоны Ильф и Петрова – Заславский Д. – Авторы – ЛитЛайф – литературная социальная сеть

Д. Заславский

ФЕЛЬЕТОНЫ ИЛЬФА И ПЕТРОВА

Летом 1956 года я проводил свой отпуск в плавании по Волге. На теплоходе «Эрнст Тельман» привлекала к себе внимание боль­шая группа студентов и студенток. Они ехали из Москвы в Сталин­град на практику.

Было им весело, жили они дружно, по вечерам пели хором и танцевали, а днем часто собирались на верхней па­лубе и загорали. Один или одна читали вслух…

А слушатели хо­хотали так часто, с таким заразительным весельем, что собирались «на смех» и другие пассажиры и тоже смеялись. Со стороны даже завидно было.

Что читала эта хорошая и серьезная молодежь, собиравшаяся перешагнуть через студенческий порог в производственную жизнь?

Она в первый раз читала «Двенадцать стульев» Ильфа и Пет­рова. Знаменитому роману исполнилось почти 30 лет. Кое-кому ка­залось, что роман во многом устарел, что его сатирические краски выцвели. Но вот для молодежи он оказался открытием. Она смея­лась так же, как смеялись мы, современники романа, когда впер­вые прозвучал с его страниц веселый и злой, сверкающий остро­умием смех.

«Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» хорошо известны широкому кругу читателей. Но Ильф и Петров были также заме­чательными мастерами коротких сатирических рассказов, художе­ственных миниатюр и острых злободневных фельетонов.

С них Ильф и Петров начинали свою литературную деятельность еще до того, как написали свои большие романы.

Ильф и Петров были писателями и журналистам». Они печа­тались в «Правде», в «Гудке», в «Крокодиле». Их замечательное содружество и родилось в газете, на оперативной работе, в суто­локе редакционного быта.

Газета многое им дала: большое и разно- стороннее знакомство с жизнью, страстность в борьбе за новые формы труда и быта. Газета была школой сжатого, лаконического слова, динамичного развития темы.

Им удалось избежать опасности, угрожающей иным газетным работникам: яркое дарование, ориги­нальность их литературного облика уберегли их от измельчания, от потери своей индивидуальности, от штампа.

У каждого из них был свой собственный облик, и вместе с тем они были нераздельны. Их нельзя было представить себе по одному. Они всюду появлялись вместе, — высокий, худощавый и сутулый Ильф, молчаливый, застенчивый, предоставлявший своей «половине» представительство своей литературной «фирмы».

И плотный, широ­коплечий, шумливый и разговорчивый Петров. Нельзя было сказать, кто «первый», кто «второй» в этой паре. Вернее всего, не было пер­вого и второго. Было общее обаяние большого и веселого таланта.

Была та сработанность в труде, которая дается только слитностью общего понимания и общего отношения к жизни.

Оба онн были уроженцами Одессы. Илья Арнольдович Ильф был старше своего друга на шесть лет. Он родился в 1897 году. Евгений Петрович Петров родился в 1903 году. Петров — псевдоним. Его настоящая фамилия Катаев. Он брат известного писателя В. П. Катаева. И в самом начале их творчества в содружестве юмористов было трио, троица талантливых людей. Потом оно пре­вратилось в прочный дуэт.

Ильф был тяжко болен туберкулезом легких. Он умер в 1937 году. Петров осиротел. Он писал талантливые очерки и рас­сказы, киносценарии, комедии. Во время Отечественной войны Евге­ний Петров показал себя как отважный военный корреспондент. В 1942 году он погиб на посту, — свидетель и участник герои­ческой обороны Севастополя. Посмертным изданием вышел его «Фронтовой дневник».

Почти все фельетоны, собранные в этой книжке, носят злобо- дневный характер. Многие из них, как говорят на газетном языке, оперативны. Речь идет о живых людях, о фактах, которые произо­шли вчера, три дня назад, на прошлой неделе.

Это «конкретные» фельетоны. Они написаны по горячим следам, часто «в номер», с прямым практическим назначением: положить конец безобразному событию, спасти невинно пострадавшего, наказать виновника.

Авторы писали эти фельетоны, не думая о том, как долго они проживут,

Существовал взгляд на фельетон вообще как на действенное, сильное, но недолговечное произведение литературы. Говорили: фельетон подобен французской булке, которая хороша только утром, пока свежа. К вечеру она черствеет. Иные теоретики литературы вообще отказывали фельетону в праве на литературно-художествен­ное признание и относили его всецело к разряду публицистики.

Действительно, многие персонажи актуальных фельетонов Ильфа и Петрова давно сошли со сцены. Их либо нет в живых, либо неизвестна их дальнейшая, после фельетона, судьба. История «пре­кратила дело» об этих «героях». Но можно ли фельетон о них сдать в архив, как сдаются законченные судебные дела?

Нет, нельзя. И именно потому нельзя, что это не просто «дела» и не просто публицистика. Фельетоны Ильфа и Петрова — это худо­жественная литература, и притом большой силы и ценности. Уходят в прошлое имена и факты. Остаются художественные образы, остаются идеи. Остается меткость, острота слова. Остается сила сатирического воздействия.

В прошлое отходят не только конкретные имена и факты в злободневных фельетонах Ильфа и Петрова. Отходят и в ннх и в так называемых «обобщенных» фельетонах отдельные явления, типы, понятия. Меняется жизнь. Фельетоны написаны в конце 20-х, о начале 30-х годов. Кое-что в них кажется нам устарелым, а моло­дежи — незнакомым.

Нам кажется подчас стран- ным и комическим то, что в свое время не вызывало ни удивления, ни смеха.

Вот, к примеру, мелочная деталь быта.

В фельетоне «Горю—и не сгораю» изобличается косность, рутина нашей мебельной про­мышленности, выпускающей па рынок «славянские шкафы» затей­ливого мещански-купеческого вкуса, с нелепыми башенками, зави­тушками, нашлепками. Так было.

Ныне уже давно наша промыш­ленность подобного рода уродливых изделий не выпускает, и никто их не требует. Изменились вкусы. Самое слово «славянский шкаф» уже ничего не говорит многим молодым читателям. Они такого шкафа не видели.

https://www.youtube.com/watch?v=h_RFdjpNfAY

Следует ли из этого, что фельетон устарел, что он утратил свою сатирическую силу, что он не вызывает более смеха у читателя? Нисколько.

Разве только о «славянском шкафе» весело трактует фельетон? Ведь речь в нем идет о культуре нового, социалистиче­ского быта, о необходимости вносить новое, современное в этот быт, о косности и рутине. А это нисколько не устаревшая тема. Это очень важная и актуальная задача.

Изменились конкретные факты, а проблемы новой культуры остаются и не скоро сойдут со сцены, и злая насмешка над тупыми людьми действует с прежней и даже с большей силой.

Но современности она не отра­жает. Мы можем вместе с тем определить, как далеко ушло мастер­ство кинохроники от того времени, когда, по словам Ильфа и Петрова, только «болтали». Кинохроника создана, вырастила превос­ходные кадры авторов, операторов, художников.

Но можно ли счи­тать устаревшим фельетон? Я думаю, нет. Одни задачи разрешены, другие выросли. Штамп, косность еще не исчезли. Они приняли иной конкретный вид. Сохранилась и «болтовня».

И если бы Ильф и Петров сейчас писали фельетон о косности, у них нашлось бы, над чем зло посмеяться.

Источник: https://litlife.club/br/?b=204143

Проблематика и стилистика фельетонов И.Ильфа и Е.Петрова

Заключение

И.Ильф и Е.Петров – одни из самых ярких и популярных писателей-публицистов периода 20-х – первой половины 30-х гг. Их феномен в том, что в сложных условиях идеологического давления они пытались по возможности открыто говорить с читателем, отображая наиболее острые и актуальные проблемы. Излюбленным жанром данных авторов являлся фельетон.

Определяющей 
чертой была борьба против равнодушного отношения к человеку. Через призму равнодушия они рассматривали любые 
проблемы бытового или этического порядка, в том числе бюрократизм.

<\p>

В результате исследования уместно заключить, что советская 
сатира на начальном этапе своего развития отличалась отсутствием иронии как приёма, прямыми разоблачениями и протокольными описаниями. Это 
была скорее поверхностная юмористика. С начала 20-х гг.

Хотя в 20-е 
гг. выходило много сатирических журналов, часто они были недолговечны в 
силу своего консерватизма, утраты связи 
с массовым читателем.

Журналы, просуществовавшие 
дольше всех, отличались доступностью, актуальностью, самобытностью.

Другая причина недолговечности сатирических изданий – общее бедственное положение, в котором очутилась вся советская 
печать, в том числе и сатирическая.

Публицистика 
характеризуется близостью к 
художественной литературе по средствам 
воздействия на читателя, оперативностью, актуальностью, влиянием на общественное мнение, удачным сочетанием логического 
и образного мышления.

Сфера действия публицистики не ограничивается общественно-политической жизнью.

Что касается сатирической публицистики, её отличительными чертами 
являются конкретность, оперативность, фактическая точность, ирония, гротеск, гиперболизация, риторика.

Фельетон – главный 
жанр сатирической публицистики, в 
котором комическая сущность отрицательных 
явлений и ситуаций действительности раскрывается при помощи ассоциативной 
разработки темы, зачастую с использованием приёмов иносказания.

Советский 
фельетон проделал путь от сатирической информации к сатирической типизации, преодолел бесконфликтность дореволюционной 
сатиры.

Стремление советских 
публицистов обобщить факт в образной форме привело к возникновению 
в советской печати особой жанровой разновидности – беллетризованного 
фельетона.

Его определяющая черта – разоблачение через систему художественно 
осмысленных образов.

Авторское 
«я» в беллетризованном фельетоне 
прослеживается определённее, чем в рассказе, а публицистичность такого фельетона прежде всего связана с оперативной постановкой проблемы и её высокой значимостью, актуальностью.

Безадресный» 
фельетон – ещё одна разновидность 
жанра, характерной особенностью которой 
является отсутствие указания на место, время действия и реальных действующих 
лиц. Главная цель автора – стремление подчеркнуть, что поставленная им проблема типична.

В 20 – 30-е гг. советскому идеологическому руководству было выгодно упрощённое и однобокое 
толкование сатиры как искусства, чья 
специфика – осуждение «врагов», противников 
действующей в стране власти. Такая 
политика приводила к ужесточению 
цензурных требований, особенно в 30-е 
гг.

В Советском Союзе были и 
откровенные противники существования 
сатиры, утверждавшие, что она вредна новому государству (В.Блюм, Г.Рогинский, М.Кузьмин). Но правительство понимало, что идеологически выдержанная сатира, бичующая пережитки прошлого, необходима. Это привело к тому, что в 20-е гг. советская сатира стала самым приоритетным жанром, что, однако, продолжалось недолго.

Уже к началу 30-х гг. с усилением командно-административной системы существование советской сатиры значительно усложняется.

Анализ фельетонов И.Ильфа и Е.Петрова позволяет заключить, что ранний И.А.Ильф предпочитал работать в ироническом стиле, привлекая внимание к реальным фактам. Его основными жанрами, как уже было сказано раньше, являлись кинофельетон, рецензия и публицистический фельетон.

Ильф высмеивал единичные человеческие и социальные пороки – причину отрицательных явлений современности, прежде всего бюрократизма и равнодушия.<\p>

Тематически фельетоны 
Ильфа и Петрова можно подразделить на бытовые, проблемные и фельетоны 
о литературе и искусстве.

К любой общественно значимой проблеме соавторы подходят системно, типизируют её.

Сатира И.Ильфа и Е.Петрова отличалась более ярко выраженной политической направленностью, особенно в «правдинский» период их деятельности, и в целом имела оптимистический характер. Соавторы верили в реальное и быстрое осуществление революционного идеала.

С художественной точки зрения прозу И.Ильфа и Е.Петрова резко отличает ориентация на авторское слово. Их позиция достаточно чётко прослеживается в любом фельетоне. В фельетонистике Ильфа и Петрова присутствуют элементы сказа, но это скорее исключение для них. Общим приёмом, на котором строилось всё повествование, для Ильфа и Петрова была ирония.

Если рассматривать публицистов с точки зрения языка, следует отметить, что Ильф и Петров в целом стремились к чистоте и грамматической правильности русского языка, отбрасывая из него все искажения. Общим для соавторов можно назвать такой рассмотренный нами языковой приём, как сталкивание в комических целях разностильной лексики (стилевой контраст).

В итоге можно 
вынести следующие положения:

2) Советский фельетон 20-х годов опирался на богатые 
традиции русской сатиры и 
русского беллетризованного фельетона.

4) Заслуга И.Ильфа и Е.Петрова в том, что они в своих фельетонах очень естественно соединили публицистические и художественные элементы, понятие и образ. «Понятийная образность» – главная характеристика их фельетонов.

Актуальность 
проведённого нами исследования обусловлена 
тем, что сатирическая публицистика рассмотренных авторов нуждается 
в скрупулёзном изучении в силу того, что, во-первых, затрагиваемые ими 
проблемы типичны и для наших 
дней и, во-вторых, сатира И.

Ильфа и Е.Петрова отличается гармоничным сочетанием злободневности содержания и мастерского использования приёмов и средств художественной выразительности. Современные публицисты могли бы многое почерпнуть у И.Ильфа и Е.

Петрова как своих талантливых предшественников.

Список литературы

1. Белая Г.А. Закономерности стилевого развития советской прозы 20-х гг. М.: Наука, 1977. – 255 с.
2. Белков А.К. Советская публицистика и ее основные черты. Материалы к лекции. М.: Наука, 1973. – 27 с.
3. Браз М., Гус М. Статья и фельетон: Опыт пособия по газетной публицистике. М.: Работник просвещения, 1928. – 327 с. – Библиогр.: С. 324.
4. Вакуров В.Н. Речевые средства юмора и сатиры в советском фельетоне. Учебно-методическое пособие для студентов-заочников III -IV курсов факультетов и отделений журналистики. -2-е изд. М.: Издательство Моск. ун-та, 1969. – 56 с.
5. Вакуров В.Н. Стилевой контраст в фельетоне//Вестник МГУ. -1976. № 2. – С. 60 – 70. – Серия XI «Журналистика».
6. Виленский М.Э. Как написать фельетон. М.: Мысль, 1982. -208 с.
7. Воспоминания об И.Ильфе и Е.Петрове: Сборник/Сост. Г.Мунблит, А.Раскин. М.: Советский писатель, 1963. – 336 с.
8. Вулис А.З. И.Ильф, Е.Петров. Очерк творчества. М.: Гослитиздат, 1960. – 376 с.
9. Галанов Б. И.Ильф и Е.Петров. Жизнь. Творчество. М.: Советский писатель, 1961.-312 с.
10. Горохов В.М. Закономерности публицистического творчества (пресса и публицистика). М.: Мысль, 1975. – 187 с.
11. Дземидок Б. О комическом. М.: Прогресс, 1974. – 224 с.
12. Ершов Л.Ф. Сатира и современность. М.: Современник, 1978. – 272 с.
13. Журбина Е.И. Искусство фельетона. М.: Художественная литература, 1965. – 288 с.
14. Журбина Е.И. Теория и практика художественно-публицистических жанров (Очерк. Фельетон). М.: Мысль, 1969. – 400 с.
15. Заславский Д.И. Фельетоны Ильфа и Петрова//Ильф И. и Петров Е. Фельетоны и рассказы. М.: Гос. издательство художественной литературы, 1957. – С. 5 – 9.
16. Коньков В.И., Краснова Т.И., Рогова К.А. Язык художественной публицистики: Очерк и фельетон: Учеб. пособие. Л.: ЛГУ им. А.А.Жданова, 1983. – 91 с.
17. Коржева П.Б. Язык юмора и сатиры: Из истории развития речевых средств в создании комического эффекта в русской литературе. -Алма-Ата: Мектеп, 1979. 120 с.
18. Кройчик J1.E. Беллетризованный фельетон 20 начала 30-х годов. (В.Катаев, А.Зорич, И.Ильф и Е.Петров) / Автореф. дне. канд. филол. наук. – Воронеж, 1968. – 20 с.
19. Кройчик Л.Е. Современный газетный фельетон. Воронеж: Издательство Воронежского ун-та, 1975. – 230 с.
20. Лук А.Н. Юмор, остроумие, творчество. М.: Искусство, 1977. -183 с.
21. Очерки истории русской советской журналистики. 1933 1945. -М.: Наука, 1968.-502 с.
22. Петров Е. Из воспоминаний об Ильфе//Ильф И. Записные книжки. 1925 1937. – М.: «Советский писатель», 1957. – С. 7 – 32.
23. Прохоров Е.П. Введение в теорию журналистики: Учеб. пособие. М.: Издательство МГУ, 1995. – 294 с.
24. Селивановский А.П. Смех Ильфа и Петрова//Селивановский А.П. В литературных боях. Изд. 2-е, доп. – М.: «Советский писатель», 1963.-С. 76-85.
25. Синцова Т. И.Ильф и Е.Петров. Материалы для библиографии. -Л., 1958.-74 с.
26. Смелкова З.С. Риторические основы журналистики. Работа над жанрами газеты. Учебное пособие. М.: изд. «Флинта», изд. «Наука» – 2004, 320с.
27. Тарасенков А. О творчестве И.Ильфа и Е.Петрова//Тарасенков А. Статьи о литературе. В 2-х тт. – Т. 1. – М.: Издательство художественной литературы, 1958. – С. 297 – 306.
28. Федь Н.М. Жанры в меняющемся мире. М.: Советская Россия, 1989. – 544 с.
29. Яновская Л.М. Почему вы пишете смешно? Об И.Ильфе и Е.Петрове, их жизни и их юморе. М.: АН СССР, 1963. – 183 с.
30. Ильф И.А., Петров Е.П. 12 стульев: (Первый полный вариант романа с комментариями М.Одесского и Д.Фельдмана). М.: ВАГРИУС, 2003.-464 с.
31. Ильф И.А., Петров Е.П. Золотой телёнок: Роман. Рассказы. -Екатеринбург: У-Фактория, 2002. -464 с.
32. Ильф И.А., Петров Е.П. Собрание сочинений: В 5 тт. М.: ТЕРРА – Книжный клуб, 2003.

Источник: https://referat.yabotanik.ru/zhurnalistika/problematika-i-stilistika-feletonov-iilfa-i/241039/226480/page7.html