Новый роман во французской литературе

«Новый роман» во французской литературе

            «Новый роман», или «антироман», – понятие, обозначающее художественную практику французских писателей нео(пост)авангардистов 1950-1970-х гг. Лидер направления – французский писатель и режиссер Ален Роб-Грийе (род. 1922).

Основные представители нового романа — Натали Саррот (1900-1999), Мишель Бютор, Клод Симон (род. 1913, в 1985 г. присуждена Нобелевская премия), Клод Мориак. К новым романистам примыкали Сэмюэл Беккет и Маргерит Дюрас. «Новый роман» – последнее яркое проявление модернизма и начало нового, явления в литературе – постмодернизма.

«Новый роман» — последняя предпостмодернистская попытка жестко организованной технически прозы, и этим он родственен традиционному модернизму. Постмодернизм отказывается от технической сложности.

Новые романисты провозгласили технику повествования традиционного модернизма исчерпанной и предприняли попытку выработать новые приемы повествования, лишенного сюжета и героев в традиционном смысле.

Писатели нового романа исходили из представления об устарелости самого понятия личности, как оно истолковывалось в прежней культуре — личности с ее переживаниями и трагизмом. Основой художественной идеологии нового романа стали  «шозизм» («вещизм») и антитрагедийность.

Впервые термин «антироман» был употреблен Ж.-П. Сартром в предисловии к роману Натали Саррот «Портрет неизвестного» (1947). Программные эссе – «О нескольких устаревших понятиях» Алена Роб-Грийе и «Эра подозрений» (1956) Натали Саррот.

            Натали Саррот на вопрос, что связывает ее «новым романом», отвечает: <\p>

«Действительно, в свое время я написала “Эру подозрений”, а Роб-Грийе захотел создать что-то вроде движения освобождения. В какой-то статье это и было названо “новым романом”.

Но вы знаете, это было всего лишь название, которое служило Роб-Грийе для того, чтобы объединить совершенно разных авторов… Не более того. Ведь то, что писала я, не имело ничего общего с тем, что писал сам Роб-Грийе и остальные. Но пожалуй, что-то общее все же было…

Эта идея освобождения: мы, как художники, хотели освободиться от общепринятых правил: персонажей, сюжетов и так далее…»

Как цельное явление «новый роман» существовал только в 50-е гг. Уже в 60-е гг. новый роман переживает кризис. В 1960 г. в Париже выходит первый номер журнала «Телль кель» («Такой какой»), вдохновитель журнала – Ролан Барт, руководитель – Филипп Соллерс (р. 1936 г.) – представитель «новейших», или новых новых романистов.

В 70-е гг. «новейший роман», или «новый новый роман» окончательно сменяет «новый роман». К «новейшим романам» относят «структуралистский роман» Филиппа Соллерса («Драма», 1965; «Числа», 1968), «экспериментальный роман» Луи Арагона. <\p>

Параллельно с «новым романом» в 50-60-е гг.

развиваются смежные художественные явления:

1) «новая волна» в кино – Французские режиссеры Жан Люк Годар, Франсуа Трюффо (напр., «Последнее метро»);

2)            «новый театр» (антидрама); живопись и скульптура;

3)            «новая критика». В литературоведении в 70-е гг. структурализм и семиотика. Р. Барт «Мифологии».

            Ален Роб-Грийе о «прекрасной эпохе» 50-60-х гг. и настоящем времени:<\p>

«Тогда я не отдавал себе отчета в том, что это было счастливое время.

Молодые писатели скромнее в замыслах. И еще – в сегодняшнем мире грустно. Грустно от воцарившегося общего ощущения, что ничего нельзя изменить».

            Своими предшественниками новые романисты называют Флобера, Пруста, Джойса, Кафку, Набокова, Виана, Фолкнера, Борхеса.

Само понятие «новый роман», или «антироман», предполагает соотнесенность с классическим романом реалистического типа. Главный оппонент «нового романа» – классический роман бальзаковского типа.

Роб-Грийе), они разрушают центральные положения реалистической эстетики и создают принципиально новую художественную систему.

Персонаж. Автор и читатель становятся на место персонажа. У героя часто нет биографии, имени и внешности. Герой становится точкой столкновения разнонаправленных воздействий. Это контур, условная полая фигура, которую читатель должен заполнить самим собой, т.е.

подставить самого себя на место персонажа. Вместо классического героя – обычного человека – в новом романе герой – коллективный человек. Это те типы сознания, которые доминируют в обществе на данный момент времени. Отсюда символы и архетипы.

Персонаж «развоплощается», раздваивается на несколько личностей, которые могут спорить внутри него между собой. В итоге произведение становится диалогом, спором, допросом, борьбой между автором и читателем (М. Бютор «Изменение», 1957).

Автор равен персонажу и читателю, от которых отличается только тем, что предвидит ход событий. В результате и автор, и персонаж, и читатель несвободны. Герой зажат в рамки жанра, его поступки запрограммированы жанром. Автор вынужден писать в определенной стилистической манере, а читатель борется со скукой.

Большую роль в новом романе играет полиграфическое оформление книги: формат, шрифты, пробелы, расположение текста на странице, иллюстрации, схемы – все это включается в художественную игру.

Например, авторская аннотация на обложке может быть превращена в фальшивый ключ, вводящий читателя в заблуждение.  Автор сознательно имитирует полиграфический брак, обрывает, калечит слова и эпизоды.

Искажение заранее программируется как необходимый элемент структуры «нового романа». Книгу можно и даже нужно читать и с начала, и с конца и просто рассматривать.

На первый план в «новом романе» выступает композиция романа (то, как автор компонует события) и сюжет (порядок, способ сообщения о событиях, т.е. то, каким автор хочет представить героя читателю), а фабула (происходящие с героем события) отступает на второй план. Например, кинорежиссер Ж.-Л. Годар говорил: «В фильме должны быть начало, середина и конец.

– Но не обязательно в этом порядке». Событий в новом романе множество, но важен только процесс их восприятия, переживания, расследования или скрывания. Напр., вместо центрального события в новом романе может быть пробел.

<\p>

События в новом романе могут быть совсем не жизнеподобными, все происходит не так, как в реальной действительности, потому что события предстают в воображении, памяти, творчестве героя. Если событие – мираж, то, следовательно, автор может отказаться от житейской логики. Герои нового романа больше не стремятся жить, «как все»: выгодно жениться, сделать карьеру и т.д.

Больше всего их привлекает роль автора. Они постоянно пишут, стараются поймать момент, миг и запечатлеть его. Таким образом, главные события происходят не с самими героями, а с их словами.

У новороманистов ситуации не просто типические, а архетипические, т.е. те, которые присущи всему человеческому роду и содержатся в коллективном бессознательном человека («тропизмы» Н. Саррот). «Новый роман» мифологичен, он воскрешает миф: за банальными ежедневными действиями скрываются глубокие человеческие законы и импульсы, речь идет о цикличных, регулярно повторяющихся событиях. Новые романисты воскрешают представление о том, что любая метафора была когда-то мифом.<\p>

«Новый роман» описывает «новый мир», где нарушены логические причинно-следственные связи, временные и пространственные координаты. Этот мир уже непостижим, непонятен. Поэтому важны не сами поступки, а индивидуальное восприятие поступков. Идеал: человек, имеющий собственное представление о мире. Однако человек в новом романе, выстраивая мир по своему образу и подобию, вовсе не велик. Наоборот, герой мельчает и механизируется. Он не в силах изменить действительность, но и примириться с ней тоже не может, он палач мира и его жертва в одном лице. Герой одновременно и Бог-творец, и производное. Ален Роб-Грийе о «новых романах»: «Человек присутствует там на каждой странице, в каждой строчке, в каждом слове. Несмотря на то что в них есть много объектов, и притом тщательно описываемых, в них /…/ прежде всего есть некий взгляд, который эти объекты видит, чувство, которое их преобразовывает».<\p>

Время в новом романе, как правило, настоящее и одновременно цикличное, т.е. описываются события, которые происходят сейчас и всегда. Пространство – замкнутое: остров, город, комната, лабиринт. Одна из распространенных метафор – мир как страшный лабиринт, где можно бесконечно блуждать, бесконечно возвращаясь в исходную точку (А. Роб-Грийе «В лабиринте»). Отказ от исторического времени и конкретного пространства сближает «новый роман» с жанром утопии / антиутопии (А. Роб-Грийе «Проект революции в Нью-Йорке»).  <\p>

«Новый роман» моделирует новую действительность, где все происшествия и случайны, и закономерны. Мир в «новом романе» – это система подобий, где люди, вещи, идеи, поступки связаны символическими связями, а не логическими. Все события в «новом романе» пропущены через бессознательное, поэтому в романе действует принцип ассоциаций, как во сне. Но хаос, который может из этого получиться, сдерживается и упорядочивается жесткой композицией, симметрией, повторениями, лейтмотивами. Новые романисты часто используют чужой жанр. Обычно это детектив и любовный роман. Напр., в романе Ф. Соллерса «Драма» при помощи любовной «постельной» сцены представляется процесс зарождения и рождения слова. Детективные сцены, приемы и эпизоды можно обнаружить практически во всех прозаических и кинематографических произведениях Алена Роб-Грийе. В его книгах герои испытывают страх, неуверенность в себе, они обречены на гибель или вынуждены действовать в абсурдном мире без надежды на успех.<\p>

Источник: https://students-library.com/library/read/44176-novyj-roman-vo-francuzskoj-literature

Новый роман

Новый роман (франц. «nouveau roman») – те­че­ние во французской про­зе конца 1940-х – 1970-х годов.

При­вер­жен­цы «нового романа» про­воз­гла­си­ли ра­ди­каль­ный раз­рыв с тра­ди­ция­ми ро­ма­на баль­за­ков­ско­го ти­па и, от­ка­зав­шись от прин­ци­па жиз­не­по­до­бия, фа­бу­лы, пси­хо­ло­гических мо­ти­ви­ро­вок и об­ри­сов­ки ха­рак­те­ров, об­ра­ти­лись к опи­са­нию обо­соб­лен­ных мо­мен­тов ду­шев­ных со­стоя­ний че­ло­ве­ка и пред­ме­тов внеш­не­го ми­ра, ста­вя сво­ей це­лью бес­при­стра­ст­ное вос­соз­да­ние ано­ним­ной, без­ли­кой, но об­ще­зна­чи­мой «суб­стан­ции» су­ще­ст­во­ва­ния.

На фор­ми­ро­ва­ние «нового романа» зна­чительное влия­ние ока­за­ли твор­че­ст­во Ж.К. Гю­ис­ман­са, М. Пру­ста, Дж. Джой­са, Ф. Каф­ки, В.В. На­бо­ко­ва, фи­ло­со­фия Ж.П. Сар­тра. Пер­вым про­из­ве­де­ни­ем, обо­зна­чив­шим про­грам­му «нового романа», счи­та­ет­ся ро­ман «Порт­рет не­из­вест­но­го» Н.

Сар­рот (1948 год), в пре­ди­сло­вии к ко­то­ро­му, на­пи­сан­но­му Сар­тром, бы­ло ис­поль­зо­ва­но оп­ре­де­ле­ние «ан­ти­ро­ман». Тер­мин «новый роман» при­над­ле­жит кри­ти­ку Э. Ан­рио (1957 год).

Тео­ре­тическое ос­мыс­ле­ние «нового романа» по­лу­чил в про­грамм­ных стать­ях «Эра по­доз­ре­ния» Сар­рот (1956 год), «В за­щи­ту но­во­го ро­ма­на» А. Роб-Грийе (1963 год), ра­бо­тах Ж. Ри­кар­ду «Про­бле­мы но­во­го ро­ма­на» (1967 год), «К тео­рии но­во­го ро­ма­на» (1971 год) и др.

Сре­ди наи­бо­лее из­вест­ных пред­ста­ви­те­лей «нового романа»: Сар­рот («Зо­ло­тые пло­ды», 1963 год), К. Си­мон («Ис­то­рия», 1967 год), М. Бю­тор, А. Роб- Грийе, М. Дю­ра, Р. Пен­же.

Раз­ви­тие «нового романа» при­ве­ло в конце 1960-х годов к воз­ник­но­ве­нию «но­во­го “нового романа”», в ко­то­ром ещё бо­лее по­сле­до­ва­тель­но от­стаи­вал­ся прин­цип са­мо­до­ста­точ­но­сти тек­сту­аль­ных экс­пе­ри­мен­тов; его осн. тео­ре­ти­ком и прак­ти­ком стал Ф. Сол­лерс.

«Но­вый “новый роман”» стро­ил­ся на иг­ре по­вто­ров, лейт­мо­ти­вов и куль­тур­ных ас­со­циа­ций, че­ре­до­ва­нии сти­лей и то­чек зре­ния; в нём воз­рос­ла роль ци­тат и ав­то­ре­ми­нис­цен­ций, ак­тив­но при­ме­нял­ся при­ём мон­та­жа, су­ще­ст­вен­ным эле­мен­том тек­ста ста­ло по­ли­гра­фич.

оформ­ле­ние – шриф­ты, про­бе­лы и др. Чте­ние упо­доб­ля­лось «пу­те­ше­ст­вию» (Ж. Ри­кар­ду), чи­та­тель сам во­лен был вы­би­рать тот или иной «мар­шрут», вы­сту­пая как со­ав­тор кни­ги, ро­ж­даю­щей­ся имен­но в про­цес­се её вос­при­ятия.

«Новый роман» ока­зал за­мет­ное влия­ние на куль­ту­ру второй половины XX века: его приё­мы про­ник­ли в мас­со­вую ли­те­ра­ту­ру, на­шли во­пло­ще­ние в дра­ма­тур­гии [пье­сы «Сеть воз­душ­ных со­об­ще­ний» М. Бю­то­ра (1962 год), «Бе­се­да» К.

Мо­риа­ка (1964 год), «Мол­ча­ние» (1964 год), «Ложь» (1966 год) Н. Сар­рот] и ки­не­ма­то­гра­фе: филь­мы по сце­на­ри­ям М. Дю­ра («Хи­ро­си­ма – лю­бовь моя», 1959 год) и А. Роб-Грийе («В про­шлом го­ду в Ма­риен­ба­де», 1961 год) режиссер А. Ре­не.

© Большая Российская Энциклопедия (БРЭ)

Литература

• Ере­ме­ев Л.А. Фран­цуз­ский «но­вый ро­ман». К., 1974
• Зо­ни­на Л.А. Тро­пы вре­ме­ни: За­мет­ки об ис­ка­ни­ях фран­цуз­ских ро­ма­ни­стов (60–70 гг.). М., 1984
• Стро­ев А.Ф. «Но­вый ро­ман» // Фран­цуз­ская ли­те­ра­ту­ра 1945–1990. М., 1995
• Allemand R.-M. Le nou­veau roman. P., 1996
• Murcia C. Nouveau roman et nouveau cinema. P., 1998
• Сар­рот Н. Тро­пиз­мы; Эра по­доз­ре­ния. М., 2000
• Yano­shev­sky G. Les discours du nouveau roman: essays, entretiens, débats. Villeneuve-d’Aseq, 2006

<\p>

Источник: https://w.histrf.ru/articles/article/show/novyi_roman

Авангард 1950 – 1970-х годов во французской литературе. Новый роман

Новый роман возникает в 1950-е годы и развивается параллельно со смежными художественными явлениями: «новая волна» в кино (А. Рене, Ж.-Л. Годар), «новая» драма (театр абсурда), новая критика (Р. Барт).

Авангард второй волны – «новый» роман и «новый» театр – во многом отталкиваются от традиции своих предшественников – сюрреализма и экзистенциализма, создавая новую философско-эстетическую парадигму. Идея «интенциональности» сознания, введенная Ж.-П.

Сартром в философско-литературный контекст, разрушила субъективное понятие мира как «представления», истоки которого в традиции романтизма, в философии Ницше и Шопенгауэра. «Представление оказывается лишь выдумкой философов… мир существует вне моего сознания… вещь не есть сознание, вещь есть то, что есть».

Роб-Грийе дал определение «новой» эпохи в развитии искусства: «Вместо мира значений (психологических, социальных, функциональных) следовало бы построить более непосредственный мир.

Пусть предметы и жесты заявят о себе своим присутствием и пусть это присутствие продолжает доминировать над какой-нибудь разъяснительной теорией». В «эру подозрения» на смену миру жизнеподобия и абсурдному миру экзистенциалистов приходит «зрительное описание мира вещей».

Литературный текст провозглашается автономным, не зависящим ни от объективной реальности, ни от авторского замысла.

Радикальный разрыв с традицией как в авангарде начала века, так и в авангарде 1950-х годов характеризуется кризисом миметического персонажа и «гибелью» автора.

В сюрреализме разрушение миметического персонажа означало утрату идентичности, которая воплощалась в образах маски или же трактовалась буквально при помощи метафоры разбивающегося зеркала, из-за осколков которого выходит множество персонажей.

Это «умножение» в историческом авангарде означало «самоутрату». Сюрреализм также нанес сокрушительный удар «по литературной собственности и индивидуальному письму».

В культуре авангарда происходит транспозиция этих понятий через призму «иной» художественной системы. Утрата идентичности в новом романе и новой драме выражается приемом дублирования взаимозаменяемости сознаний. Неопределенность, зыбкость персонажа является транспозицией фигуры марионетки, образа маски.

Автор-повествователь отождествляется с любым другим персонажем, перестает быть «субъектом говорения». Участие автора ограничено использованием принципа мозаики, коллажа, комбинаторики. Коллаж – изобретение исторического авангарда (кубизма, сюрреализма) – «ставит под вопрос личность, талант, художественную собственность». По мнению Л.

Арагона, коллаж – свидетельство того, что «искусство действительно перестало быть индивидуальным». Место действия и время действия теряют определенность. Хронология заменяется циклическим временем.

Отрицание логики, смысла, каузальности выстраивает художественное пространство как калейдоскопическое мелькание эпизодов, лишенных мотивации, что позже получит определение «клипового сознания». Сюжетное напряжение заменяется формальным стилистическим поиском.

Характерной чертой новых повествовательных стратегий становится пародирование жанров массовой литературы (Н. Саррот, Роб-Грийе), интертекстуальная игра другими текстами (М. Бютор, К. Симон, Ионеско, Беккет). «Пародия… приводит к обнажению формальных приемов…

канонизированного жанра: эти приемы в конце концов утрачивают свое живое значение и заменяются другими приемами».

Создается новое художественное пространство, в котором акценты переносятся с событий на «приключения» письма; коллизии происходят не с персонажами, а со словом.

Таким образом, стилистический прием превращается в новый способ восприятия мира, возникает новая модель романа, в которой нет больше «сюжетных» историй, воссоздающих иллюзию реальности. Эту общую мысль выразил Роб-Грийе: «Рассказывать истории больше невозможно».

Экспериментальный поиск нового литературного кода объединяет таких различных по своей художественной стратегии писателей, как А. Роб-Грийе, Н. Саррот, М. Бютор, К. Симон.

Шозизм Роб-Грийе – это метод «визуализации» реальности, напоминающий бесстрастный взгляд кинокамеры, произвольно фиксирующей фрагменты реальности.

В романах 1950-х годов «Резинки» (1953); «Ревность» (1957); «В лабиринте» (1959) Роб-Грийе изображает мир как серию мгновенных снимков, останавливающих время и движение. «Я не копирую реальность, а конструирую свои романы».

Источник: https://istlit.ru/txt/litzap20/32.htm

«Сожалею, что так и не занял достойного места во французской литературе»

8 февраля 1828 года в Нанте родился Жюль Верн. Для рубрики «Инструкция по выживанию» «Горький» отобрал самые любопытные высказывания писателя о чтении и литературной работе.<\p>

О Робинзоне

В детстве из всех книг я больше всего любил «Швейцарского Робинзона» [Приключенческий роман для юношества, написанный Иоханном Рудольфом Виссом (1782–1830)], предпочитая его «Робинзону Крузо». Я хорошо знал, что сочинение Даниеля Дефо философски более значимо.

В нем предоставленный сам себе человек, одинокий человек, находит в один прекрасный день след голой ноги на песке! Но произведение Висса, богатое событиями и приключениями, интереснее для молодых мозгов.

Там изображена целая семья: отец, мать, дети — и их различные поступки.

Но на моем островке не было героев Висса. Там находился герой Даниеля Дефо, воплотившийся в моей собственной персоне. В мечтах я уже строил шалаш из ветвей, мастерил из тростника леску, а из иголок крючок, разжигал огонь подобно древним людям: тер один сухой кусок дерева о другой.

Сигналы бедствия?.. Я их не подавал, потому что их бы очень скоро заметили и меня бы спасли, прежде чем я того захочу! Прежде всего надо было утолить голод. Но как? Вся моя провизия утонула вместе с лодкой. Поохотиться на птиц?.. Не было ни ружья, ни собаки! Ладно, а моллюски?..

И их не было!

О желании стать писателем

Не могу припомнить времени, когда бы не писал или не хотел стать писателем, но многое, как вы вскоре поймете, препятствовало этим желаниям. Видите ли, по рождению я бретонец (мой родной город — Нант), но отец учился в Париже, увлекался литературой, обладал хорошим вкусом и сочинял стихи, хотя был слишком скромен, чтобы публиковать свои произведения.

Однако, как только появляется интересная мысль, всегда ее записываю.

Разумеется, момент зарождения некоторых своих книг я могу указать вполне определенно. «Вокруг света в восемьдесят дней» появился после того, как на глаза мне попалась туристическая реклама в газете. В абзаце, привлекшем мое внимание, утверждалось, что в наше время человек вполне может объехать вокруг земного шара за восемьдесят дней.

И тогда я сразу же вспомнил, что такой путешественник благодаря вращению Земли может прибыть в исходную точку либо раньше, либо позже указанного срока. Вот эта мысль и стала основной в романе.

Возможно, вы помните, что мой герой, Филеас Фогт, учтя это обстоятельство, является домой как раз вовремя и выигрывает пари, вместо того чтобы — как он предполагал — прибыть на день позже.

О своем месте во французской литературе

О работе

Каждое утро я встаю незадолго до пяти (зимой, может быть, чуть попозже), а в пять уже сажусь за стол и работаю до одиннадцати. Пишу я очень медленно, неимоверно тщательно, постоянно переписываю, пока каждая фраза не примет окончательную форму.

В голове я держу сюжеты по крайней мере десяти романов, готовые образы и фабулы, так что, как вы понимаете, материала мне хватает с избытком, и трудностей с доведением числа романов до восьмидесяти у меня не будет. Однако постоянные переделки отнимают много времени.

Я никогда не удовлетворяюсь написанным, прежде чем не сделаю семь-восемь правок, всегда что-то правлю и правлю, можно сказать, что в чистовом варианте почти ничего не остается от первоначального.

Это ведет к большой потере времени и денег, но я всегда стараюсь добиться лучшего как по форме, так и по стилю, хотя люди никогда в этом отношении не отдают мне должного.

О науке

Не могу сказать, что очень интересовался наукой. Я имею в виду, что никогда не изучал ее и не проводил практических экспериментов. Но я с детства привык с упоением следить за работой машин. У отца был загородный дом в Шантене, близ устья Луары, а совсем рядом, в Эндре, находилась государственная механическая фабрика.

Приезжая в Шантене, я не упускал случая посетить фабрику и мог часами глядеть на работающие машины. Это пристрастие осталось у меня на всю жизнь. Я и сейчас любуюсь работой паровой машины какого-нибудь превосходного локомотива с тем же удовольствием, с каким созерцал бы полотна Рафаэля или Корреджо.

Интерес к технике всегда был важной чертой моей личности, такой же значительной, как тяга к литературному творчеству, о чем я еще скажу, и преклонение перед изящными искусствами, увлекавшее меня в любой музей или картинную галерею; да, могу подтвердить: в каждую значительную картинную галерею в Европе.

Карикатура на Жюля Верна на обложке журнала «L'Algerie», 15 июня 1884 года

Об информации

Мне повезло жить как раз в то время, когда существуют словари по любой тематике. Мне всего лишь надо отыскать необходимую информацию в словарной статье. Разумеется, во время чтения я получаю разнообразную информацию и, как уже говорил, накопил изрядное количество научных данных.

О цели творчества и о коллегах

Цель свою я вижу в описании Земли, и не только одной Земли, но и космического пространства, ради чего иногда увожу читателя далеко за земные пределы. И в то же самое время я пытаюсь достичь высокого идеала стилистической красоты. Иногда говорят, что в приключенческом романе не может быть стиля, но это неверно.

Правда, в отличие от исследования человеческого характера, столь модного в наше время, роман подобного направления гораздо труднее облекать в интересную литературную форму.

И позвольте мне сказать, что не являюсь поклонником так называемого психологического романа, потому что не нахожу в нем ничего общего с психологией и не слишком принимаю так называемых писателей-психологов.

Тем не менее выделяю Доде и Мопассана. Мопассаном я даже восторгаюсь. Это — гений: небо послало ему дарование писать обо всем, и он творит столь же легко и естественно, как, например, яблоня рождает яблоки. Однако любимым моим автором всегда был Диккенс. По-английски я знаю не более сотни слов и вынужден читать его произведения в переводах.

Но говорю вам, сэр, — и здесь Верн выразительно стукнул ладонью по столу, — что я прочел всего Диккенса по меньшей мере десяток раз. Не могу сказать, что предпочитаю его Мопассану, потому что они несопоставимы. Но безумно его люблю; в готовящемся к изданию романе «Малыш» я отдаю Диккенсу дань признательности. Я также всегда очень увлекался, да и увлекаюсь до сих пор, романами Купера.

Полтора десятка из них я считаю бессмертными.

О гонорарах

Мои первые книги, включая самые успешные, проданы всего за десятую часть их настоящей стоимости, но после тысяча восемьсот семьдесят пятого года, то есть после «Михаила Строгова», положение изменилось, и я получаю достаточную долю от прибыли, приносимой моими романами. Но я не жалуюсь.

Но я не из тех, кто все силы расходует на зарабатывание денег, и никогда не принадлежал к подобным людям.

Я — литератор, художник, живущий в поисках идеала, непрерывно увлекаемый новыми замыслами, сгорающий за работой от энтузиазма, а когда работа закончена, откладываю ее в сторону и совершенно забываю о ней, забываю настолько, что часто сажусь за стол, беру какой-нибудь роман Жюля Верна и с удовольствием его читаю.

Если бы мои соотечественники были хоть чуточку справедливее ко мне, это вознаградило бы меня в миллион раз больше, чем дополнительные тысячи долларов, которые ежегодно приносили бы мои книги сверх того, что я получаю за них сейчас. Вот о чем я сожалею и всегда буду сожалеть.

О работе над романами

Если я испытывал какие-либо затруднения в этом плане, то считал, что пора кончать работу над сюжетом. Составив предварительный план, я работаю над содержанием каждой главы и только потом уже приступаю к собственно написанию первой черновой копии, что всегда делаю карандашом, оставляя поля шириной в половину страницы для поправок и дополнений.

Читаю написанный текст, а потом обвожу его чернилами. Однако настоящая работа для меня начинается с первой корректуры, когда я не только правлю каждую фразу, но и переписываю порой целые главы. У меня нет уверенности в окончательном варианте, пока я не увижу напечатанного текста; к счастью, мой издатель позволяет вносить значительные исправления, и роман часто имеет восемь или девять корректур.

Завидую, но не пытаюсь подражать примеру тех, кто не меняет и не добавляет ни единого слова от самого начала первой главы вплоть до последней фразы.

О темпе работы

Очень скоро я открыл, что по-настоящему тяжелый труд и регулярный, равномерный темп производительности несовместимы с удовольствиями жизни в обществе. Когда мы с женой были молоды, то жили в Париже, наслаждались жизнью и всем многообразием ее удовольствий.

Но в последние двенадцать лет я проживаю в Амьене, моя жена здесь родилась. Здесь я с ней и познакомился пятьдесят три года назад, здесь же сконцентрировались мало-помалу все мои привязанности и интересы.

Некоторые из моих друзей даже говорят, что я больше горжусь не своей литературной репутацией, а тем, что стал городским советником Амьена. Не отрицаю, что очень доволен своим участием в управлении городом.

Источник: https://gorky.media/context/sozhaleyu-chto-tak-i-ne-zanyal-dostojnogo-mesta-vo-frantsuzskoj-literature/

Современные французские писатели: 6 книг о любви

Ранней осенью, когда дожди и теплые свитера еще не успели надоесть, особенно хочется уютного и приятного чтения — не слишком сложного, не слишком длинного и, конечно же, про любовь.

Специально для тех, кому не терпится завернуться в одеяло и провести пару приятных часов в компании героев, похожих на каждого из нас, Наташа Байбурина подобрала 6 романов современных французских авторов.

Приятного чтения!

Давид Фонкинос «Воспоминания»

«Позже я пойму, что любовь находишь, когда не ищешь; это дурацкое расхожее утверждение, как ни странно, верно. А еще я пойму со временем — удивительное открытие, —что это касается и написания книги.

Не нужно специально выискивать идеи и изводить тонны бумаги на черновики: книга должна прийти сама, первый шаг —за ней. Просто нужно быть готовым ее впустить, когда она постучится в дверь воображения.

И тогда слова польются сами, легко и непринужденно»

Давид Фонкинос стал известен российским читателям в первую очередь благодаря роману «Нежность», по которому снята одноименная мелодрама с красавицей и умницей Одри Тоту. Роман «Воспоминания» — десятая книга Фонкиноса. Это история молодого писателя-интеллектуала, который пытается как-то изменить и наладить свою жизнь.

Он устраивается работать ночным портье, чтобы в свободное время заниматься рукописью. К размышлениям своего героя Фонкинос аккуратно добавляет придуманные им самим «воспоминания» Сержа Генсбура, Клода Лелюша и даже Альцгеймера. Интригует, правда? Чтобы усилить интерес к книге, скажу, что Фонкинос удостоен нескольких престижных премий, в том числе и Гонкуровской.

Вместе со своим братом он вот-вот выпустит новый фильм по собственному сценарию. Ждем с нетерпением!

Валери Тонг-Куонг «Провидение»

«Все мои предыдущие влюбленности были всего лишь черновиками, ты стала шедевром» 

Женственную и утонченную писательницу Валери Тонг-Куонг часто называют новой Анной Гавальдой. Ее романы переведены на многие иностранные языки, а по одному из них уже снимается фильм.

Книга «Провидение» принесла Валери не только мировую славу, но и номинацию на престижную французскую премию Femina. Этот роман — о надежде, эффекте бабочки и банальных мелочах, которые невидимой нитью связывают абсолютно разных людей.

Марк Леви «Каждый хочет любить»

«Некоторые из моих знакомых отправляются на другой конец света, чтобы делать добро людям; я же стараюсь делать, что могу, для тех, кого люблю и кто рядом»

Совершенно очаровательная история о дружбе, любви, детях и ребенке в каждом из нас. В центре сюжета — два закадычных друга-француза (по совместительству — отцы-одиночки), которые пытаются устроить свой быт в Лондоне, променяв столицу Франции на 5 о’clock tea и бесконечные дожди и туманы.

 Каждый найдет в этой книге что-то свое: красоту (одна из героинь занимается флористикой), юмор (некоторые диалоги уморительно забавны), романтику старины (часть действия происходит в библиотеке) и, конечно, надежду.

Внимание: если вам понравится книга, очень рекомендую посмотреть одноименный французский фильм — это настоящий маленький шедевр и ода joi de vivre — маленьким радостям повседневности.

Анна Гавальда «Мне бы хотелось, чтобы меня кто-нибудь где-нибудь ждал»

«Ни одна уважающая себя парижанка на бульваре Сен-Жермен не станет переходить проезжую часть по белой «зебре» на зеленый свет. Уважающая себя парижанка дождется плотного потока машин и ринется напрямик, зная, что рискует»

Этот сборник рассказов Гавальды — настоящая прелесть. Каждый герой книги — ваш знакомый, которого вы обязательно узнаете с первых строк.

Лучший друг, продавец-консультант в магазине одежды, ваша сестра, сосед и начальник — все они (со своими страхами, радостями и печалями) собраны в одной небольшой книжице, к которой лично я возвращаюсь вновь и вновь.

Прочитав все истории, вы разберете крошечный томик на цитаты, будете советовать подругам и (если это ваше первое знакомство с автором) залпом прочтете все остальные книги Гавальды.   

Фредерик Бегбедер «Любовь живет три года»

«Анна садится в такси, я тихонько захлопываю дверцу, она улыбается мне из-за стекла, и машина трогается… В хорошем кино я побежал бы за ее такси под дождем, и мы упали бы в объятия друг другу у ближайшего светофора. Или она вдруг передумала бы и умоляла бы шофера остановиться, как Одри Хэпберн — Холли Голайтли в финале «Завтрака у Тиффани». Но мы не в кино. Мы в жизни, где такси едут своей дорогой»

У Фредерика Бегбедера есть два романа, не вызывающих у меня раздражения. Это «Уна и Сэлинджер» (история о большой любви знаменитого писателя и будущей жены Чарли Чаплина) и, конечно, книга «Любовь живет три года».

Если вы когда-то лезли на стенку от неразделенных чувств, «гоняли» по кругу одну и ту же грустную песню в айподе, представляли себя героем фильма, прогуливаясь по городу в одиночестве, если вы когда-нибудь влюблялись с первого взгляда, были в шаге от измены, писали «пьяные» сообщения своим бывшим возлюбленным, и если вы, конечно, готовы пережить все это безумие еще один раз — не отказывайте себе в удовольствии. В компании безумного Бегбедера и пары чашек чая время точно пролетит незаметно!  

Аньес Мартен Люган «Счастливые люди читают книжки и пьют кофе»

«Моя методика сработала. Именно это сказала я себе, впервые усевшись на песок, чтобы посмотреть на море. Случай привел меня в правильное место — казалось, я одна в целом мире. Я закрыла глаза, шум волн, накатывающих на берег в нескольких метрах от меня, убаюкивал»

Несмотря на то, что первая книга Аньес поначалу не встретила одобрения у издателей, через несколько лет роман стал настоящим бестселлером.

Получив очередной отказ на публикацию, мадам Люган разместила рукопись в интернете, и слава моментально обрушилась на нее! Чем не мотивация для начинающих блогеров? В центре сюжета — история парижанки Дианы, которая потеряла мужа и маленькую дочку в автомобильной катастрофе и дала себе шанс на новую жизнь, уехав из Франции в ирландскую деревеньку.

«Счастливые люди читают книжки и пьют кофе» — это абсолютно не напрягающее чтение, очень простое, очень уютное, немного наивное и местами слишком романтичное. Такую книгу хорошо брать с собой  в кафе, когда хочется спокойно выпить чашку эспрессо или бокальчик бордо в тишине и одиночестве. 

Источник: https://simplebeyond.com/modern-french-writers-6-books-about-love/