Книга «Жизнь способ употребления»
«Жизнь: способ употребления» — один из ярчайших текстов XX века, трусливо проигнорированный отечественным литературоведением, как и большинство новаторских работ западного мира.
Пока современные русские щелкопёры тщетно доказывают, что способны потягаться в писательском мастерстве с наскальными рисунками, прогрессивные авторы американских и европейских школ выстраивают вот такие махины — энциклопедические романы с босховской детализацией.
<\p>
Автор, Жорж Перек, похожий то ли на бородатого Фроддо с опциональным котом наперевес, то ли на Семёныча из «Убойной силы», состоял в группе УЛИПО — писателей, достаточно талантливых, чтобы отличаться от советских футуристов, умевших лишь складывать пропаганду из навоза.
Французские экспериментаторы внедряли в изящную словесность математические принципы, находя в ограничениях стимул их обойти, используя творческую смекалку.
Создатель произведения «Жизнь: способ употребления» прославился дивными опытами, например — липограммическое «Исчезание», где отсутствовала самая употребительная в окрестностях Эйфелевой башни буква «е», а не «эррр», как могло подуматься.
<\p>
Писатель называл этот роман — романами, намекая на насыщенность тем и сюжетов, хотя это сборник коротких историй, кои лучше охарактеризовать как «рассказы» или «новеллы», — ибо их крохотность, уединённая сюжетная линия и фокус на конкретном персонаже противоречат желанию Перека.
<\p>
Идею произведения отлично иллюстрируют два образа: пазл и дом со снятым фасадом, где видно все помещения сразу. Время — на паузе, и читатель волен рассмотреть каждую комнату с предметами и людьми в ней. Здесь нет действия — лишь статическая картинка со скрупулёзно описываемыми предметами и деталями.
И если Перек и подхватил шозизм от Роба-Грийе, то явно приобрёл более обострённую форму: цвет обоев, материалы одежды, биографии диванов, перепись посуды, шныряние по кладовым, ковыряние в чужих тарелках — любые радости КГБ-шника автору не чужды, а случись бытовому летописцу наткнуться на фото, обложку или гравюру — пиши пропало: последует тщательный отчёт об изображении, композиции, тонкостях, оттенках и т.д. Войдя в кураж, щедрый на описания француз переключится на предысторию героя — в хорошем случае, — или предмета — в нехорошем. Впрочем, углубление — эффект, уступающий по частотности более популярному приёму, — перечислению. Списков в книге с лихвой, причём словарный запас невероятен: жардиньерка, фумарола, ефод, эвридика, имярек, несессер. На страницах не встретить просто «трещину на картине», тут — кракелюр кракелюром погоняет.<\p>
Автор любит вставлять меж абзацев какую-нибудь формулу, логотип, чертёж и прочие, несвойственные заурядной прозе выкрутасы. Такой подход не обогащает текст, но зато сильно разрежает, создавая контрастные графические островки среди информационной гущи.<\p>
Перек отлично владеет словом. Он без труда сочиняет двадцатиэтажные предложения и играючи переключается на лаконичное повествование. Жонглирование слогом совмещается с перебором литературных направлений: пьеса, письма, детектив, археологическая авантюра, ирреальный ужастик — и чаще всего получается блестяще. Пересказывая жизни застывших героев, автор не прочь нырнуть в историю, написанную лягушатником-подростком, и на этом двойном уровне вымысла утвердить сильный рассказ — украшение подразумеваемой беллетристической ниши.<\p>
Сюжетных линий много. Все они связаны с жильцами дома — как нынешними, так и бывшими, разных профессий, возрастов, судеб. Центральный герой — богатей, возжелавший научиться акварельной живописи, написать во всех концах света морские пейзажи с натуры, разрезать их на пазлы и собрать в старости. Это упрощёно. В книге — сложнее и запутанней. Жизнь протагониста связана с его соседями и помощниками, а те — с другими знакомыми и прочими круасанами, что создаёт единое художественное полотно, где далеко не каждая цепочка значима для фабулы, но такова иллюзия реализма.<\p>
Перек удивительно достоверно описывает непредсказуемость, нелогичность и несистемность бытия, оставаясь в рамках собственной математической системы, ведь каждую деталь интерьера, историю и даже порядок повествования он выбрал по формулам. Например, помещения идут в последовательности ходов шахматного коня, стремящегося заполнить доску. Правда, клеток больше чем 64.<\p>
Кстати, пока бездарная каналья Кортасар хвастал, якобы сочинил роман, который можно читать в любом порядке («62. Модель для сборки»), что в итоге не удаётся, Перек, ничего не утверждая, действительно написал книгу, допускающую произвольное путешествие по главам.<\p>
Радует немалое, но и не чрезмерное количество отсылок. В частности, упоминаются оба деда из первой главы «Лолиты».<\p>
В русском издании «Жизнь: способ употребления» выглядит монументально. Но размер книги иллюзорен: огромный шрифт, вставки схем и логотипов, главы с новой страницы и циклопической длины приложение, составляющее 1/6 от толщины издания. То, что мнилось сопоставимым по размаху с «Улиссом» и «Радугой тяготения» оказывается намного скромнее: по доброй французской традиции делает реверанс объёму «Трёх мушкетёров».<\p>
Справочник в приложении бесполезен. У него нет художественной задачи — как, для сравнения, в «Бледном огне», где статьи не только дополняли роман, но ещё и позволяли по-новому интерпретировать сюжет.<\p>
Картинка с домом, признавая помочь понять расположение комнат, довольно слабо соответствует содержанию романа и чаще мешает.
«Жизнь: способ употребления» — это потрясающий в своей очевидности и неповторимости эксперимент, описывающий свыше 80 лет, хотя повествует о застывшем мгновении, и 400 персонажей, прямо или косвенно относящихся к дому, самому близкому и родному для каждого символу, способному служить иллюстрацией как отдельно взятой души, так и целой Вселенной. Щепетильность, эрудированность, талант — присущие Жоржу Переку качества, позволившие написать грандиозный труд, блестяще синтезирующий математику и литературу. Произведение научно, художественно и очень реалистично. Оно достойно занять уникальную нишу в истории прозы и сжигает любые мосты, обрекая последователей на звание жалких подражателей и эксплуататоров чужих идей. Работа заслуживает внимания, хотя не производит столь же могучего впечатления, как романы Джойса или Пруста.
Источник: https://www.livelib.ru/book/1000679579-zhizn-sposob-upotrebleniya-zhorzh-perek
Жорж Перек – Жизнь способ употребления
Жорж Перек
ЖИЗНЬ СПОСОБ УПОТРЕБЛЕНИЯ
Дружба, история и литература подарили мне некоторых персонажей этой книги. Любое другое сходство с ныне живущими, а также действительно или фиктивно существовавшими лицами может быть лишь случайным.
Смотри во все глаза, смотри.
Жюль Верн. «Мишель Строгофф»
Глаз следует путями, которые ему были уготованы в картине.
Пауль Клее. Pädagogisches Skizzenbuch
Лишь на первый взгляд искусство пазла кажется искусством недалеким, искусством неглубоким, целиком умещающимся в узких рамках преподавания гештальт-теории: рассматриваемый предмет — идет ли речь о восприятии, обучении, физиологической системе или, как в занимающем нас случае, о деревянном пазле — есть не сумма отдельных элементов, которые приходится предварительно вычленять и затем анализировать, а настоящая система, то есть некая форма, некая структура: элемент не предшествует системе, не опережает ее ни по своей очевидности, ни по своему старшинству; не элементы определяют систему, а система определяет элементы: познание законов целого не может исходить из познания составляющих его частей; это означает, что можно три дня подряд разглядывать отдельную деталь пазла и полагать, что знаешь все о ее конфигурации и цветовой гамме, но при этом не продвинуться ни на йоту: по-настоящему важной оказывается лишь возможность связывать эту деталь с другими деталями, и в этом смысле есть что-то общее между искусством пазла и искусством го; лишь собранные вместе детали могут явить отчетливое соединение линий, обрести какой-то смысл: отдельно рассматриваемая деталь пазла не значит ничего; она всего лишь невозможный вопрос, непроницаемый вызов; но как только — по прошествии долгих минут, потраченных на пробы и ошибки, или за долю секунды чудесного озарения — деталь удается приставить к одной из ее ближайших соседок, она тут же исчезает, перестает существовать как деталь: изрядная сложность, которая предшествовала этому сближению и которую так удачно передает английское слово puzzle — загадка, теперь уже представляется несущественной и даже кажется совершенно безосновательной, столь быстро она уступила место очевидной простоте: две чудесным образом соединенные детали превратились в единую деталь, которая в свою очередь становится источником предстоящих заблуждений, сомнений, растерянности и ожидания.
Определить роль изготовителя пазла весьма непросто.
В большинстве случаев — в первую очередь это относится к головоломкам из картона — пазлы изготавливаются на станке, и их рисунок ничем не обусловлен: режущий пресс, отрегулированный по неизменному шаблону, рассекает картонные листы одинаковым образом; такие пазлы истинный любитель отвергает не просто потому, что они картонные, а не деревянные, и не потому, что на упаковке воспроизведена собираемая картинка, но потому, что такой способ дробления уничтожает специфичность пазла: вопреки глубоко укоренившемуся представлению публики, не так уж и важно, считается ли изначальное изображение простым (жанровая сцена в духе Вермеера, например, или цветная фотография замка в Австрии) или же сложным (композиция Джексона Поллока, пейзаж Писсарро или — наивная попытка поразить воображение — совершенно белый пазл): сложность пазла зависит не от сюжета картины и не от техники художника, а от ухищренности разрезания; непредсказуемая разбивка изображения обязательно вызовет непредсказуемые трудности, которые будут варьироваться от предельной простоты элементов, представляющих края пазла, детали, пятна света, четко очерченные предметы, линии, переходы, до сложности всего остального: безоблачного неба, песка, прерии, пашни, затененных мест и т. д.
В таких пазлах все детали распределяются по большим группам, из которых наиболее известны
человечки
лотарингские кресты
кресты
и после того, как собрана рамка, локализованы некоторые детали — стол и красная ковровая скатерть со светло-желтой, почти белой бахромой, пюпитр с открытой книгой, богатый резной багет зеркала, лютня, красное женское платье, — а большие пространства дальнего плана разделены на участки в зависимости от оттенков серого, коричневого, белого и небесно-голубого, — разгадывание пазла сводится лишь к поочередному перебиранию всех возможных комбинаций.
Истинное искусство пазла начинается с деревянных головоломок, изготовляемых вручную; и тот, кто их вырезает, придумывает задачи, разрешить которые предстоит тому, кто будет эти головоломки собирать; когда, запутывая следы, мастер уже не полагается на случай, но сознательно идет на хитрость, уловку, обман; так, каждый представленный на собираемой картинке элемент — кресло с золотой парчовой обивкой, черная треуголка, украшенная слегка потрепанным черным пером, светло-желтая ливрея, расшитая серебряными галунами, — изначально задуман так, чтобы произвести ложное впечатление: организованное, связное, структурированное, осмысленное пространство картины разбивается на элементы не просто слабые, аморфные, информационно и содержательно скудные, но еще и заведомо неверные, дезинформирующие: два фрагмента карниза, прекрасно подходящие друг к другу, а на самом деле относящиеся к двум весьма отдаленным участкам потолка, пряжка на ремне поверх униформы, отгаданная in extremis как металлическая шайба, поддерживающая торшер, почти идентичные детали, врастающие — одни — в карликовое апельсиновое деревце, установленное на камине, другие — в его тусклое отражение в каминном зеркале, — оказываются классическими уловками, уготованными для любителей пазлов.
Из всего этого можно вывести то, что, вне всякого сомнения, является высшим, истинным смыслом пазла: вопреки кажущейся очевидности в эту игру не играют в одиночку: каждое движение, которое делает собиратель, ранее уже было сделано изготовителем; все детали, которые он прикладывает и откладывает, рассматривает и ощупывает, все комбинации, которые он пробует составить, все его попытки, предположения, чаяния и отчаяния уже были изучены, просчитаны и предрешены другим.
Да, все могло бы начаться именно таким образом, здесь, вот так, несколько тяжеловесно и медлительно, в этом нейтральном месте, которое принадлежит всем и никому, где люди встречаются, но почти не видят друг друга, куда доносится отдаленный непрекращающийся шум жилого дома.
Происходящее за массивными квартирными дверями чаще всего доходит расколотым эхом: отголоски, обрывки, оговорки, отклики, окрики, происшествия и несчастные случаи доносятся до мест, называемых «местами общего пользования», мелкие ватные звуки, приглушаемые некогда красным шерстяным ковром, зачатки совместной жизни, всегда обрывающиеся на лестничной площадке.
Обитатели дома живут в нескольких сантиметрах друг от друга, их разделяет простая перегородка, они делят одинаковые пространства, повторяющиеся на каждом этаже, они делают в одно и то же время одни и те же движения, — открыть кран, спустить воду, зажечь свет, накрыть на стол, — несколько десятков одновременных существований, которые повторяются от этажа к этажу, от дома к дому, от улицы к улице. Они баррикадируются в своих частных владениях, — поскольку именно так это и называется, — и им бы хотелось, чтобы ничто не выходило наружу, но то немногое, что они согласны выпустить, — собаку на поводке, ребенка за хлебом, провожаемого посетителя или выставляемого просителя, — они выпускают по лестнице. Ибо все, что происходит, происходит на лестнице; все, что приходит, приходит по лестнице, — письма, уведомления, мебель, которую грузчики вносят или выносят, врач, вызванный для оказания скорой помощи, путешественник, возвращающийся из длительного путешествия. Именно поэтому лестница остается местом анонимным, холодным, почти враждебным. В старых домах еще были каменные лестницы, кованые железные перила, статуи, лампы, иногда даже банкетки, на которых пожилые люди могли сделать передышку между этажами. В современных зданиях есть лифты, чьи стены покрыты граффити, претендующими на звание непристойных, так называемые «пожарные» лестницы: бетонные, грубые, грязные и гулкие. В этом же доме, где старый лифт почти никогда не работает, лестница — истертое пространство сомнительной чистоты, которое от этажа к этажу деградирует согласно условностям буржуазной респектабельности: с первого до четвертого — ковер в два слоя, затем — в один слой и два последних этажах — без ковра.
Источник: https://libking.ru/books/prose-/prose-contemporary/488303-zhorzh-perek-zhizn-sposob-upotrebleniya.html
Жорж Перек. Жизнь способ употребления
?
Category: Давно мне не попадалась книга, которая вызвала бы такие двойственные эмоции и впечатления, поэтому мне очень хотелось бы услышать мнение именно тех, кто ее прочитал.
Кстати, в виде лирического отступления могу сказать, что с книгой у меня вышел настоящий лабиринт. Сначала мне не позволяла ее купить цена, потом, придя в магазин с твердым намерением стать обладателем книги, продавщица не нашла ее на полках магазина, хотя единственный экземпляр остался не проданным по компьютеру…
наконец-то я дождалась электронной версии, достаточно хорошего качества- со сносками, рисунками и т.д.Теперь, собственно, о книге.
С одной стороны, с первых же страниц меня очаровал роман Ж.
Перека своими волшебными описаниями героев (которых в романе больше 1000), намеренной путаницей достоверных и вымышленных фактов (без энциклопедий под рукой любознательным читателям делать нечего), интригой придуманных историй и судеб героев.
Книга захватывает с первых строк до такой степени, что мне, никогда не собиравшей пазлы, захотелось тут же начать их собирать. Да и сама книга напоминает один огромный пазл, который строит автор, запутывая читателя, но и сам не зная достоверно, сложится ли он.
Читать роман можно линейно, а можно выбирать главы, обозначенные именем одного из героев и прослеживать его историю до конца. Книгу очень украшают вставки в виде старых афиш, вензелей, разнообразных шрифтов, что придает общему ходу событий некую таинственность и связь с прошлым.
Казалось, что все герои одного дома на вымышленной парижской улице в конце концов соберутся под одной крышей, и наступит неминуемая развязка!
Развязка наступила так обыденно, как обыденно может наступить лишь смерть героя в своей постели от глубокой старости, как бы цинично это не звучало.
С минуты, когда я прочитала последнее слово в романе, меня мучает вопрос: ЗАЧЕМ? Зачем тратить 10 лет жизни, а именно столько понадобилось Жоржу Переку, чтобы создать сей шедевр, если в итоге читателя постигает такое разочарование? Или разочарована лишь я одна? Очень хотелось бы услышать мнения что_читателей.
Все художественные особенности стиля, композиции, заготовки Перека для игры с текстом и т.д. не обсуждаются, это очевидно, и это гениально! А вот идеи, смысла что ли) мне, ну, совсем не хватило…
Вот мнение Фредерика Бегбедера об этой книге: “Чему же учит нас — может быть невольно — роман «Жизнь, способ употребления»? Тому, что реальность безбрежна, что ни один романист никогда не исчерпает ее до конца, что стремление исчерпать реальность грозит в первую очередь истощить терпение читателя”. И не являясь особенной поклонницей Ф.Б., я, пожалуй, с ним соглашусь)
ПС На этом романе я не остановилась. Узнав, что Перек еще и сценарии писал, решила просмотреть фильм по его книге “Человек, который спит”. В фильме с одним непрофессиональным актером и закадровым женским голосом идет воспроизведение нескольких дней молодого человека, который, грубо говоря, устал жить… Одиночество и забвение, попытки уйти от самого себя, философские рассуждения о бренности жизни и полном ее непонимании в конце концов… Фильм необычный, из разряда “для рефлексирующих”, в стиле Перека, что неудивительно) Особенно “доставил” образ студента, который созерцает бесконечно долго пластиковый розовый тазик с вечно киснувшими в нем четырьма парами носков, которого писатель “перетащил” и в Жизнь)В общем, необычный писатель, но мне понравилось его творчество, хотя вопрос ЗАЧЕМ остался актуальным)
Мой ответ: для эстетического наслаждения) А ваш?<\p>
Источник: https://chto-chitat.livejournal.com/12367286.html
“Жизнь: способ употребления” Жоржа Перека
Издательство Ивана Лимбаха выпустило на русском языке один из самых известных романов Жоржа Перека (Georges Perec) “Жизнь: способ употребления” (La Vie mode d`emploi ).
Жоржа Перек
«Жизнь: способ употребления» Жоржа Перека (1936–1982) — уникальное и значительное явление не только для французской, но и для мировой литературы.
По необычности и формальной сложности построения, по оригинальности и изобретательности приемов это произведение — и как удивительный проект, и как поразительный результат — ведет к переосмыслению вековой традиции романа и вместе с тем подводит своеобразный итог литературным экспериментам ХХ столетия.
Роман — полное и методичное описание парижского дома с населяющими его предметами и людьми — состоит из искусно выстроенной последовательности локальных «романов», целой череды смешных и грустных, заурядных и экстравагантных историй, в которых причудливо переплетаются судьбы и переживаются экзотические приключения, мелкие происшествия, чудовищные преступления, курьезные случаи, детективные расследования, любовные драмы, комические совпадения, загадочные перевоплощения, роковые заблуждения, а еще маниакальные идеи и утопические прожекты.
Книга-игра, книга-головоломка, книга-лабиринт, книга-прогулка, которая может оказаться незабываемым путешествием вокруг света и глубоким погружением в себя.
«Тотальный роман, который мог бы рассказать обо всем. Роман, который вместил бы множество романов и претворил бы детскую мечту в жизнь»
(К.Бюржелен)
«Жесткие формальные правила построения порождают произведение, отличающееся необычайной свободой воображения, гигантский роман-квинтэссенцию самых увлекательных романов, лукавое и чарующее творение, играющее в хаос и порядок, и переворачивающее все наши представления о литературе»
(Л. Кливо)
Рецензия “КоммерсантЪ-Weekend”:
Если бы роман французского писателя Жоржа Перека (1936-1982) “Жизнь: способ употребления”, и темой и формой которого служит головоломка, вышел в русском переводе лет двадцать назад, он бы стал культовой книгой, а имя Перека к сегодняшнему дню уже истрепалось бы в сравнениях и отсылках, как имена Борхеса, Кортасара или Павича.
Главный герой романа — дом на несуществующей парижской улице Симон-Крюбейе, в котором 10 этажей и на каждом этаже по 10 комнат. Вот по этой 100-клеточной доске и движется повествование, перемещаясь из комнаты в комнату ходом коня. Такой способ передвижения лишь один из множества “ограничительных приемов”, которым Перек подчинил текст романа.
Перек придумал сложную систему, которая задавала для каждой главы обязательный набор тем, аллюзий, предметов. Идея “ограничений” как двигателя письма объединяла Перека с другими членами группы “Улипо” (“Мастерская потенциальной литературы”). Наглядной демонстрацией творческой силы ограничительных приемов стал роман Перека “Исчезание” (1968; перевод В.
Кислова, 2005), написанный без единой буквы “е”: формальный прием не только заставил максимально использовать все языковые ресурсы, но и послужил метафорой исторической и личной утраты (отец Перека погиб от немецкого снаряда, а мать — в немецком концлагере).
В романе “Жизнь: способ употребления” введение технических, игровых приемов в самый центр трагического и, наоборот, введение трагического в самый центр литературной техники видны еще ярче.
Здесь система ограничений порождает множество различных историй, но главная история — о Бартлбуте, человеке, который превращает свой жизненный опыт в головоломку и пытается ее сложить, чтобы потом уничтожить.
Он десять лет берет уроки рисования, а затем отправляется в кругосветное путешествие, чтобы нарисовать 500 акварелей с видами разных гаваней и портов; каждую акварель он посылает домой, а там его помощник наклеивает их на деревянную основу и превращает в головоломку из 750 частей каждая. Через 12 лет вернувшись в Париж, Бартлбут начинает складывать головоломки — сложив очередную, он отслаивает бумагу от дерева и отсылает ее в тот порт, где акварель была нарисована и где с нее должны смыть краски. Но это уничтожение прошлого обрывается, не завершившись.
Источник: https://kinote.info/articles/788-zhizn-sposob-upotrebleniya-zhorzha-pereka
Жорж Перек. Критика. Особенности книги “Жизнь: способ употребления. Романы”
М. Ямпольский
Новое произведение Жоржа Перека — плод почти десятилетнего труда — претендует на то, чтобы быть главной книгой автора.
Широчайший временной охват (больше столетия), сотни действующих лиц, изощренная конструкция, полижанровость, наконец, огромный для нынешней Франции объем (где, как известно, больших книг сейчас почти не читают и не издают) — все это делает произведение Перека явлением из ряда вон выходящим.
Перек описывает Францию последнего столетия, избирая микромоделью общества один из парижских особняков. В ста главах книги отражаются истории-биографии жильцов одного дома. Здесь люди разных профессий, разных возрастов, разных социальных положений.
Сам Перек сравнивает свою книгу с мозаикой-головоломкой, разрозненные части которой нужно сложить, чтобы получить некое целое.
Хронология событий нарушена, герои соединяются и расходятся, истории из XIX века переплетаются с событиями сегодняшнего дня.
И лишь в конце книги автор предлагает читателю ключ к своей головоломной конструкции: сводную хронологическую таблицу событий, организующую «скачущее», дробленое, петляющее повествование.
Перек отталкивается от традиции французского семейного романа, пародируя и трансформируя его. Не семья, а некий неустойчивый конгломерат, вполне случайный — дом, является объектом анатомирования. Традиционная структура семейной хроники с ее психологически выявленными связями между персонажами в романе Перека претерпевает глубокие изменения.
Стоит автору поместить в центр внимания не семью, а дом с множеством обитателей, как связи между героями начинают терять свой «кристаллический», привычно ясный характер, делаются произвольными, случайными, необязательными. Место подлинной связи начинает занимать связь кажущаяся.
В этой трансформации находят отражение реальные социальные процессы, распад межличностных (в том числе и семейных) отношений в буржуазном обществе, ощущение призрачности, ненадежности бытования человека в непонятной ему социальной структуре. Анекдотическая жизнь бродячих артистов сплетается с безумствами эстетствующего миллиардера.
В одну книгу как бы входит множество разных, отсюда и жанровое определение книги — романы.
Каждая новая глава почти автоматически требует от автора резкого жанрового сдвига. Тем самым «Жизнь: способ употребления» как бы превращается в нечто похожее на энциклопедию литературных направлений и традиций.
Только блистательное мастерство позволяет автору преодолеть бесчисленные сложности выбранного типа повествования и сохранить печать авторской индивидуальности, отмечающей как каждый отдельный фрагмент, так и всю книгу в целом.
Осмысление событий как бы «сквозь» огромный литературный материал, правда, несколько «стерилизует» их. «Жизнь: способ употребления» — это литературный способ «употребления» жизни, антология отражения жизни в разных литературных направлениях, сплавленных воедино.
Недаром книга снабжена ироническим постскриптумом, в котором автор предупреждает читателя, что в его произведении использованы «слегка видоизмененные» цитаты из тридцати крупнейших представителей западной литературы и культуры.
Тут можно найти имена Мишеля Бютора, Агаты Кристи, Зигмунда Фрейда, Альфреда Жарри, Джеймса Джойса, Томаса Манна, Габриэля Гарсиа Маркеса, Германа Мелвилла, Франсуа Рабле, Марселя Пруста, Стендаля, Стерна, Жюля Верна и других. Охват, как видим, широчайший.
Эти «слегка видоизмененные» цитаты всплывают постоянно. Одного из главных героев книги, безумного миллиардера, зовут Бартлебусом — явная реплика из «Барнабуса» Валери Ларбо; изложенная история оборачивается вывернутым наизнанку рассказом Агаты Кристи, иные куски пародируют «левиафанические» отступления из «Моби Дика» и т. д.
В конце «романов» читателю предлагается индекс имен, где вперемежку идут имена упомянутых в книге героев, реальных исторических лиц и персонажей иных литературных произведений. Иногда это смешение принимает форму литературного коллажа.
Автор охотно «вклеивает» в ткань повествования тексты афиш, газетных статей, фрагменты словарей и т. д.
Притом «вклейка» эта делается совершенно иллюзионистски, поскольку на страницах книги точнейшим образом воспроизводится даже шрифт таких коллажных цитат.
Огромное значение в общей конструкции книги имеет стиль Перека; несмотря на все его поразительное многообразие, в нем можно выделить как бы две основные струи — стиль хроники, лаконичного пересказа событий, и дотошнейшее, почти визионерское описание вещей, тот вещный стиль, который Перек позаимствовал у школы «нового романа» и продемонстрировал уже в первом своем произведении, известном и у нас, — повести «Вещи». Литературные коллажи являются наиболее броской принадлежностью этого второго стилевого пласта, когда визионерское описание как бы переходит в непосредственное, типографированное видение. Автору удается сплавить два этих стиля воедино, притом стыкуются они через внешнюю эмоциональную обесцвеченность обоих. Внешняя разомкнутость двух стилевых пластов оборачивается их глубоким содержательным единством. История персонажей органично переходит в описание вещей. Связь человека и вещи материализуется в форму связи двух типов «письма». Характерно также и то, что люди в романе почти бесплотны — они лишь функции множества переплетенных фабул. Вещи же обладают материальным, самодовлеющим бытием. Они и формируют чувственную ткань художественного мира в романе Перека. В вещах как бы спрессовываются человеческие жизни, вкусы и страсти. Вещи — элемент рукотворный, искусственный — оказываются зеркальным отражением литературных стилей в жизни, в быту. Не случайно одна из лучших историй в книге, посвященная поискам того Грааля американским миллионером Джеймсом Шервудом, — пародийное разоблачение вещного фетишизма и вещного символизма.
Но среди вещей некоторые занимают в мире Перека привилегированное место — это произведения искусства, и прежде всего изобразительного. Перек чуть ли не злоупотребляет детализированными описаниями картин, постепенно переходящими в анализ взаимоотношений персонажей той или иной картины, затем в историю этих персонажей.
Следует особо отметить, что автор тонко передает стиль живописного полотна, в котором ему удается отразить и некий литературный стиль, и некий стиль мышления и жизни.
В первом этаже выбранного Переком дома располагается антикварный магазин — излюбленное место писательских отступлений (хотя, впрочем, вся книга только и состоит, что из отступлений).
Система взаимоотражающих зеркал, которой можно уподобить построенное писателем здание, сбалансирована им на всех уровнях повествования. Так, структура головоломки, взятая им за конструктивную основу «романов», непосредственно отражается в «сюжете».
Бартлебус всю жизнь занимается тем, что рисует акварели, затем передает их живущему в доме мастеру Винклеру, чтобы тот сделал из них почти не поддающиеся сборке воссозданию головоломки, а затем тратит годы на составление собственных акварелей воедино, лишь для того, чтобы их уничтожить.
Это не просто рассказ о бессмысленной жизни сверхбогача, не только сатирическая притча, это — переворачивание конструкции книги в сюжет и горькое размышление о смысле того труда, которому посвятил себя автор.
Вещи — материальные слепки духовной культуры — в конце концов перерастают статус атрибута, приравниваются в своем значении к людям. Такой взгляд типичен для духовной ситуации современной Франции; во всяком случае, он отражает влияние на некоторые круги интеллигенции «структуралистского мироощущения».
Проблема, стоящая перед художником, – это отчуждение человеческого сознания, выхолащивание его подлинно личностного содержания до мышления социальными символами. В круг этих символических систем, подменяющих человеческое содержание индивида, Перек включает и искусство.
Такое смещение реальных ценностей, типичное для «постгуманистической» цивилизации, ставит автора в двусмысленное положение. С одной стороны, он выступает с гуманистических позиций высокой культурной традиции, с другой — отчужденность от реального человека ведет к некоторой холодности и герметичности.
Идущий еще от стилиста Флобера, этот глубокий внутренний конфликт ощущается читателем книги Перека.
Л-ра: Современная художественная литература за рубежом. – 1979. – № 6. – С. 56-58.
Биография
Произведения
- Вещи
- Исчезание
- Человек, который спит
Критика
Ключевые слова: Жорж Перек, Georges Perec, La vie: Mode d'emploi. Romans, критика на творчество Жоржа Перека, критика на произведения Жоржа Перека, скачать критику, скачать бесплатно, французская литература 20 в<\p>
Источник: https://md-eksperiment.org/post/20190125-zhorzh-perek-zhizn-sposob-upotrebleniya-romany
Рецензия на книгу Жоржа Перека “Жизнь способ употребления”
Вот нашлась замечательная рецензия Яснова Михаила Давидовича на наши книги Перек Ж. Исчезание / Перевод с франц. Валерия Кислова Перек Ж. Жизнь способ употребления / Перевод с франц. Валерия Кислова
текст взят отсюда<\p>
https://shop.armada.ru/comments/comment/263583/
Вспоминаю детство. К маме приходит наша соседка, и они занимаются своими обычными разговорами, которые нет-нет да и переходят на пересуды о том, что делается в нашем доме: чем занимается «Катька-дворничиха» из подвальной клетушки, что там за история с дядей Мишей, сапожником со второго двора, или с семьей из третьего, чью дверь опечатали, и….
Разговоры могут затянуться на часы, и тогда весь наш большой дом с его бесконечными коммуналками, проходными дворами и судьбами жителей становится предметом этих вечерних посиделок.
Кто-то из читателей назвал «Жизнь как способ употребления» Перека огромными пазлами, которые можно собирать без конца.
Это точное определение того жанра, в котором работал Перек, жанра безусловно романного (не случайно в подзаголовке книги стоит слова «романы» во множественном числе!), но чтение это не для любителей романа «в чистом виде» – скажем, биографического или любовного.
История вымышленного дома со всеми возможными перипетиями судеб его обитателей, с бесконечными перекрещиваниями их жизней становится генеалогическим древом этого дома, и шире – времени, и еще шире – эпохи.
Роман, насыщенный несусветным количеством деталей, каждая из которых «играет» не только на своем месте, но еще имеет свойство «аукаться» при разных обстоятельствах; роман, насыщенный психологическими портретами, настолько точными, что хочется вживаться во все эти проходящие перед глазами судьбы и делить с ними «стол и кров»; наконец, роман, прошитый бесконечными культурными ассоциациями, аллюзиями на то или иное событие современной или недавней или совсем давней эпохи – это чтение-труд, поэтому я безусловно могу порекомендовать эту книгу именно такому читателю, который, скажем, одолев и полюбив в свое время «Улисса», тоскует по подобному чтению. Признаться, после Джойса мне не попадался роман с таким же ощущением не только времени, но прежде всего – языка. А следить за тем, как этот невероятный язык становится романным текстом, как он насыщается фактами, и превращается в новую речь – занятие особенно привлекательное для любителей медленного и умного чтения.Это – Перек, и это имя должно войти в плоть и кровь современного читателя. А еще это его переводчик – Валерий Кислов, собаку съевший на Переке и на текстах, ему подобных. В активе у Кислова предыдущий превосходный перевод романа Перека «Исчезание» (в оригинале, в согласии с магистральной идеей книги написанный без буквы «е», а в переводе – без столь же частотной в русском языке буквы «о»)… Не вдаваясь более в подробности, следует просто обратить внимание, что языковая игра – это примечательный повод сделать чтение «осознанной необходимостью». А такую свободу выбора и дает, в частности, Издательство Ивана Лимбаха
https://shop.armada.ru/comments/comment/263583/
<\p>
Источник: https://limbakh-notes.livejournal.com/21913.html
№43. Жорж Перек «ЖИЗНЬ, СПОСОБ УПОТРЕБЛЕНИЯ» (1978)
Сорок третий номер в этом хит-параде пал на Жоржа Перека (1936—1982) и на его «Жизнь, способ употребления» (премия Медичи, 1978). Я думаю, ему было бы приятно увидеть себя в нашем списке: он обожал всякие инвентарные описи.
Здесь я хотел бы сделать одно отступление: название книги – тяжкое обязательство. Не правы те, кто считает, что заголовок менее важен, чем содержание: он так или иначе влияет на наше нерадивое чтение.
Как подумаешь, что книгу «Под сенью девушек в цвету» чуть не озаглавили «Убиенные голубки», просто тошно становится. Так вот, «Жизнь, способ употребления» – это не только великолепный заголовок, но, что еще важнее, великолепное резюме того, что должен являть собой роман.
Издатель Оливье Коэн был прав на сто процентов, когда напомнил об этом в своей статье (газета «Ле Монд»): литература служит одной цели – учить нас способу употребления жизни.
Что представляют собой 50 лучших книг прошлого столетия, как не практические пособия, которые учат нас, как жить или как отвергать способ жизни, навязанный обществом?! Конец отступления.
Перек увлекался кроссвордами и игрой в шахматы так же страстно, как Набоков.
Он был членом УЛИПО (род секты математиков, занимавшихся игрой в слова, притом с гораздо большим юмором, чем зомби из «нового романа»), и поэтому все его произведения являют собой упражнения в стиле[38]; не случайно «Жизнь, способ употребления» посвящена Раймону Кено: идея состояла не только в том, чтобы играть с формой, совершать лингвистические подвиги с целью продемонстрировать, «какие мы крутые», но и в том, чтобы руководствоваться определенными строгими правилами как средством воплощения на письме своей «болтологии».
«Жизнь, способ употребления» – не роман, это целый жилой дом. А именно дом № 11 по улице Симона Крюбелье, описанный с необыкновенным тщанием, этаж за этажом, комната за комнатой, жилец за жильцом. Перек потратил целых десять лет, чтобы рассечь этот «дом» на 99 глав, на 107 разных историй и на 1467 персонажей.
Можно читать эти «романы» (именно такой подзаголовок Перек дал своей книге) с любого места, хоть с начала, хоть с конца, выбрать любой этаж, следить за любым жильцом (например, за Персивалем Бартлебутом, презрев его соседа Гаспара Винклера), выхватить из повествования то или иное описание, ту или иную историю.
Величественно-безумный замысел Перека преследует одну цель – показать, что при рассмотрении в микроскоп любая вещь потрясающе интересна, что каждый дом на каждой улице каждого города содержит в себе целую вселенную, переполненную тысячами уникальных, волшебных приключений, о которых никто никогда не сможет поведать миру – разумеется, кроме него.
Иногда бывает, что замысел книги превосходит ее результат. Опираясь на достигнутое, Перек написал другую книгу – о площади Сен-Сюльпис, названную «Попытка исчерпывающего описания одного парижского уголка».
Чему же учит нас – может быть, невольно – «Жизнь, способ употребления»? Тому, что реальность безбрежна, что ни один романист никогда не исчерпает ее до конца, что стремление исчерпать реальность грозит в первую очередь истощить терпение читателя.
Так что выбирайте сами; что касается меня, я из всего Перека предпочитаю в первую очередь «Вещи» (1965), лучший роман о современном обществе материальных желаний, а во вторую – «Я помню» (идея принадлежит Жо Бренару), ибо «Жизнь, способ употребления», так же как «Улисс» Джойса, остается произведением-пределом, опытом, свалкой, паззлом, магмой, абракадаброй – в общем, называйте как хотите; для меня это гора, родившая лягушку, или мышь, мечтающая раздуться до размеров вола.
Недавно издательство «Зюльма» опубликовало «Подготовительные тетради» к книге «Жизнь, способ употребления», и мы с ужасом обнаружили, что все события романа были предопределены с самого начала: Перек с потрясающим тщанием, близким к мазохизму, заранее выработал для себя абсолютно бредовые правила письма (например, передвижения по дому осуществляются только ходом шахматного коня, или – такая-то глава должна состоять только из шести страниц и содержать только определенные слова, и т. д.). Нет никаких сомнений, что Перек – истинный виртуоз, виртуоз-безумец, а его книга – беспрецедентный писательский подвиг. Однако технические пруэсы не обязательно создают шедевр, и читателям не всегда приятно следить за героем, зная, что автор держит его на коротком поводке.
Источник: https://indbooks.in/mirror3.ru/?p=319028
Жизнь способ употребления
«Жизнь способ употребления» Жоржа Перека (1936–1982) — уникальное и значительное явление не только для французской, но и для мировой литературы.
По необычности и формальной сложности построения, по оригинальности и изобретательности приемов это произведение — и как удивительный проект, и как поразительный результат — ведет к переосмыслению вековой традиции романа и вместе с тем подводит своеобразный итог литературным экспериментам XX столетия.
Роман — полное и методичное описание парижского дома с населяющими его предметами и людьми — состоит из искусно выстроенной последовательности локальных «романов», целой череды смешных и грустных, заурядных и экстравагантных историй, в которых причудливо переплетаются судьбы и переживаются экзотические приключения, мелкие происшествия, чудовищные преступления, курьезные случаи, детективные расследования, любовные драмы, комические совпадения, загадочные перевоплощения, роковые заблуждения, а еще маниакальные идеи и утопические прожекты.
Книга-игра, книга-головоломка, книга-лабиринт, книга-прогулка, которая может оказаться незабываемым путешествием вокруг света и глубоким погружением в себя.
Жизнь способ употребления — последнее большое событие в истории романа.
Итало Кальвино <\p>
Жесткие формальные правила построения порождают произведение, отличающееся необычайной свободой воображения, гигантский роман-квинтэссенцию самых увлекательных романов, лукавое и чарующее творение, играющее в хаос и порядок и переворачивающее все наши представления о литературе.
Лорис Кливо <\p>
Эти семьсот страниц историй, перечней, грез, страстей, ненавистей, ковров, гравюр, часов, тазиков и прочих крохотных деталей перекладывают на музыку полифоническое торжество желания, стремления, капризов, навязчивых идей, иронии, экзальтации и преданности.
Клод Бюржелен <\p>
…Роман является не просто частью огромного пазла всемирной библиотеки, а одной из ее главных деталей.
Бернар Мане <\p>
в память о Рэймоне Кено
Дружба, история и литература подарили мне некоторых персонажей этой книги. Любое другое сходство с ныне живущими, а также действительно или фиктивно существовавшими лицами может быть лишь случайным.Смотри во все глаза, смотри.
Жюль Верн.
«Мишель Строгофф»
Глаз следует путями, которые ему были уготованы в картине.
Пауль Клее.
Pädagogisches Skizzenbuch
Лишь на первый взгляд искусство пазла кажется искусством недалеким, искусством неглубоким, целиком умещающимся в узких рамках преподавания гештальт-теории: рассматриваемый предмет — идет ли речь о восприятии, обучении, физиологической системе или, как в занимающем нас случае, о деревянном пазле — есть не сумма отдельных элементов, которые приходится предварительно вычленять и затем анализировать, а настоящая система, то есть некая форма, некая структура: элемент не предшествует системе, не опережает ее ни по своей очевидности, ни по своему старшинству; не элементы определяют систему, а система определяет элементы: познание законов целого не может исходить из познания составляющих его частей; это означает, что можно три дня подряд разглядывать отдельную деталь пазла и полагать, что знаешь все о ее конфигурации и цветовой гамме, но при этом не продвинуться ни на йоту: по-настоящему важной оказывается лишь возможность связывать эту деталь с другими деталями, и в этом смысле есть что-то общее между искусством пазла и искусством го; лишь собранные вместе детали могут явить отчетливое соединение линий, обрести какой-то смысл: отдельно рассматриваемая деталь пазла не значит ничего; она всего лишь невозможный вопрос, непроницаемый вызов; но как только — по прошествии долгих минут, потраченных на пробы и ошибки, или за долю секунды чудесного озарения — деталь удается приставить к одной из ее ближайших соседок, она тут же исчезает, перестает существовать как деталь: изрядная сложность, которая предшествовала этому сближению и которую так удачно передает английское слово puzzle — загадка, теперь уже представляется несущественной и даже кажется совершенно безосновательной, столь быстро она уступила место очевидной простоте: две чудесным образом соединенные детали превратились в единую деталь, которая в свою очередь становится источником предстоящих заблуждений, сомнений, растерянности и ожидания.Определить роль изготовителя пазла весьма непросто. В большинстве случаев — в первую очередь это относится к головоломкам из картона — пазлы изготавливаются на станке, и их рисунок ничем не обусловлен: режущий пресс, отрегулированный по неизменному шаблону, рассекает картонные листы одинаковым образом; такие пазлы истинный любитель отвергает не просто потому, что они картонные, а не деревянные, и не потому, что на упаковке воспроизведена собираемая картинка, но потому, что такой способ дробления уничтожает специфичность пазла: вопреки глубоко укоренившемуся представлению публики, не так уж и важно, считается ли изначальное изображение простым (жанровая сцена в духе Вермеера, например, или цветная фотография замка в Австрии) или же сложным (композиция Джексона Поллока, пейзаж Писсарро или — наивная попытка поразить воображение — совершенно белый пазл): сложность пазла зависит не от сюжета картины и не от техники художника, а от ухищренности разрезания; непредсказуемая разбивка изображения обязательно вызовет непредсказуемые трудности, которые будут варьироваться от предельной простоты элементов, представляющих края пазла, детали, пятна света, четко очерченные предметы, линии, переходы, до сложности всего остального: безоблачного неба, песка, прерии, пашни, затененных мест и т. д.В таких пазлах все детали распределяются по большим группам, из которых наиболее известнычеловечкилотарингские крестыкрестыи после того, как собрана рамка, локализованы некоторые детали — стол и красная ковровая скатерть со светло-желтой, почти белой бахромой, пюпитр с открытой книгой, богатый резной багет зеркала, лютня, красное женское платье, — а большие пространства дальнего плана разделены на участки в зависимости от оттенков серого, коричневого, белого и небесно-голубого, — разгадывание пазла сводится лишь к поочередному перебиранию всех возможных комбинаций.Истинное искусство пазла начинается с деревянных головоломок, изготовляемых вручную; и тот, кто их вырезает, придумывает задачи, разрешить которые предстоит тому, кто будет эти головоломки собирать; когда, запутывая следы, мастер уже не полагается на случай, но сознательно идет на хитрость, уловку, обман; так, каждый представленный на собираемой картинке элемент — кресло с золотой парчовой обивкой, черная треуголка, украшенная слегка потрепанным черным пером, светло-желтая ливрея, расшитая серебряными галунами, — изначально задуман так, чтобы произвести ложное впечатление: организованное, связное, структурированное, осмысленное пространство картины разбивается на элементы не просто слабые, аморфные, информационно и содержательно скудные, но еще и заведомо неверные, дезинформирующие: два фрагмента карниза, прекрасно подходящие друг к другу, а на самом деле относящиеся к двум весьма отдаленным участкам потолка, пряжка на ремне поверх униформы, отгаданная in extremis как металлическая шайба, поддерживающая торшер, почти идентичные детали, врастающие — одни — в карликовое апельсиновое деревце, установленное на камине, другие — в его тусклое отражение в каминном зеркале, — оказываются классическими уловками, уготованными для любителей пазлов.Из всего этого можно вывести то, что, вне всякого сомнения, является высшим, истинным смыслом пазла: вопреки кажущейся очевидности в эту игру не играют в одиночку: каждое движение, которое делает собиратель, ранее уже было сделано изготовителем; все детали, которые он прикладывает и откладывает, рассматривает и ощупывает, все комбинации, которые он пробует составить, все его попытки, предположения, чаяния и отчаяния уже были изучены, просчитаны и предрешены другим.
Источник: https://filling-form.ru/other/89830/index.html
Жизнь способ употребления
“Жизнь способ употребления” Жоржа Перека – уникальное и значительное явление не только для французской, но и для мировой литературы.
По необычности и формальной сложности построения, по оригинальности и изобретательности приемов это произведение – и как удивительный проект, и как поразительный результат – ведет к переосмыслению вековой традиции романа и вместе с тем подводит своеобразный итог литературным экспериментам XX века.
Роман – полное и методичное описание парижского дома с населяющими его предметами и людьми – состоит из искусно выстроенной последовательности локальных “романов”, целой череды смешных и грустных, заурядных и экстравагантных историй, в которых причудливо переплетаются судьбы и переживаются экзотические приключения, мелкие происшествия, чудовищные преступления, курьезные случаи, детективные расследования, любовные драмы, комические совпадения, загадочные перевоплощения, роковые заблуждения, а еще маниакальные идеи и утопические проекты.
Книга-игра, книга-головоломка, книга-лабиринт, книга-прогулка, которая может оказаться незабываемым путешествием вокруг света и глубоким погружением в себя.
На нашем сайте вы можете скачать книгу “Жизнь способ употребления” Жорж Перек бесплатно и без регистрации в формате epub, fb2, читать книгу онлайн или купить книгу в интернет-магазине.
Туда бы я записала, как употребила свою жизнь, употребляя жизнь способ употребления.
5/5Kate_Lindstrom
Перек виртуозно играет пространствами, сюжетами, историями, мифами, путешествиями во времени
5/5Шарапенко Максим
На мой взгляд значимость большинства из этих центров кристаллизации, также как и способ их подачи, не позволяют дотянуть до масштаба романа
5/5lazarevna
«Жизнь способ употребления» – это совершенный постмодернистский роман
3/5CaptainAfrika
“Жизнь способ употребления” я сравнила бы с “Улиссом” Джойса
3/5TibetanFox
Роман как пазл: читатель складывает отдельные главы в одно целое, причем в книге есть подсказки (указатель имен и названий, хронологический указатель)
5/5bukvoedka
Боюсь, что своим подробным отзывом о стиле книги могу испортить кому-то из потенциальных читателей остроту и пряность ощущений
5/5Martovskaya
У меня сложилось впечатление, что автор данной книги решил продать кучу хлама, накопившегося у него в голове за многие годы
3/5Blackboard_Writer
Кто-то из читателей назвал «Жизнь как способ употребления» Перека огромными пазлами, которые можно собирать без конца
4/5Яснов Михаил
Переводчик, кстати, считает, что книгу можно читать не только традиционным способом, по порядку, но и по отдельным историям, персонажам
5/5Мельница
Книга интересна в первую очередь тем, кто знает этого автора
4/5stasden
Читатель, следуя плану автора, заходит в каждую ккомнату “дома”
5/5Lankabaginska
Информация обновлена: 30.08.2017
Источник: https://avidreaders.ru/book/zhizn-sposob-upotrebleniya.html
Загрузка...
