«Падаль» Ш. Бодлер
«Падаль» Шарль Бодлер
Вы помните ли то, что видели мы летом?
Мой ангел, помните ли вы
Ту лошадь дохлую под ярким белым светом,
Среди рыжеющей травы?
Полуистлевшая, она, раскинув ноги,
Подобно девке площадной,
Бесстыдно, брюхом вверх лежала у дороги,
Зловонный выделяя гной.
И солнце эту гниль палило с небосвода,
Чтобы останки сжечь дотла,
Чтоб слитое в одном великая Природа
Разъединенным приняла.
И в небо щерились уже куски скелета,
Большим подобные цветам.
От смрада на лугу, в душистом зное лета,
Спеша на пиршество, жужжащей тучей мухи
Над мерзкой грудою вились,
И черви ползали и копошились в брюхе,
Как черная густая слизь.
Все это двигалось, вздымалось и блестело,
Как будто, вдруг оживлено,
Росло и множилось чудовищное тело,
Дыханья смутного полно.
И этот мир струил таинственные звуки,
Как ветер, как бегущий вал,
Как будто сеятель, подъемля плавно руки,
Над нивой зерна развевал.
То зыбкий хаос был, лишенный форм и линий,
Как первый очерк, как пятно,
Где взор художника провидит стан богини,
Готовый лечь на полотно.
Из-за куста на нас, худая, вся в коросте,
Косила сука злой зрачок,
И выжидала миг, чтоб отхватить от кости
И лакомый сожрать кусок.
Но вспомните: и вы, заразу источая,
Вы трупом ляжете гнилым,
Вы, солнце глаз моих, звезда моя живая,
Вы, лучезарный серафим.
И вас, красавица, и вас коснется тленье,
И вы сгниете до костей,
Одетая в цветы под скорбные моленья,
Добыча гробовых гостей.
Скажите же червям, когда начнут, целуя,
Вас пожирать во тьме сырой,
Что тленной красоты — навеки сберегу я
Когда свет увидел скандальный сборник «Цветы зла» (1857), французский поэт Шарль Пьер Бодлер (1821–1867) продемонстрировал не только свой стихотворческий талант, но и умение шокировать читающую публику.
Обладая удивительным даром слова, он обращался к таким темам и образам, что его стихи не оставляли равнодушным никого.
Его произведения либо вызывали отвращение, заставляя закрывать книгу и больше никогда не возвращаться к ней, либо очаровывали и приковывали к себе.
Таково и стихотворение «Падаль», которое входит в раздел «Сплин и идеал». Судя по количеству переводов и подражаний, это произведение задело чувства многих современных Бодлеру поэтов и более поздних авторов. Уже само название будоражит читателя, привыкшего к более мягким выражениям. Не каждый день встречается такой грубый образ, вынесенный в заглавие произведения.
В России наиболее известен перевод этого стихотворения, принадлежащий поэту Вильгельму Левику (1907–1982).
Переводчик сохранил оригинальную композицию произведения; аналогично источнику в нем присутствует перекрестная рифма вида abab.
Похожа и структура четверостиший – длинные нечетные строки имеют женские окончания, четные короче и имеют мужские окончания. Размер перевода «Падали» — шестистопный (в нечетных строках) и пятистопный (в четных) ямб.
В двенадцати строфах рассказывается о необычной прогулке, которую совершает лирический герой вместе со своей пассией. Исключительность этого променада заключается в том, что вместо любования летними пейзажами герои наблюдают метаморфозы случайно встреченного на пути мертвого тела.
Девять четверостиший посвящены подробному описанию процессов гниения, разложения, тления погибшей лошади. Остальные три – своеобразное признание в любви своей спутнице.
Автор напоминает ей, что и она когда-то закончит свой жизненный путь:
И вас, красавица, и вас коснется тленье,
И вы сгниете до костей…
Однако поэт обещает, что сбережет ее прекрасный образ в своих стихах, таким образом подарив ее красоте бессмертие.
Что же хотел сказать автор, так детально изображающий внушающие трепет отвращения явления? Исследователи творчества Бодлера отмечают, что поэт превыше всего ценил красоту.
Его излюбленная тема – противостояние жизни, то есть чего-то приземленного, низменного, материального, и вечного – красоты, любви, души. Одновременно земное само по себе содержит красоту.
Поэтому поэт сравнивает разлагающиеся останки с прекрасными вещами:
И в небо щерились уже куски скелета,
Большим подобные цветам.
Поэт ставит себе задачу вырвать у жизни самое ценное, сохранить красоту в вечности. Это основной мотив поэтического движения декаданса, к которому принадлежал сам Бодлер. Судя по тому влиянию, которое творчество поэта оказало на потомков, автору это удается.<\p>
Источник: https://pishi-stihi.ru/padal-bodler.html
You books. Шарль Бодлер. Падаль
/ Language: Русский / Genre:poetry, <\p>
Шарль Бодлер
Шарль Бодлер<\p>
Падаль<\p>
Сказать, что Бодлер в России – больше, чем Бодлер, было бы, разумеется, преувеличением, и все-таки французский поэт не только прочно вошел в русскую культуру, но и стал в ней фигурой почти мифологической. Судьба русского Бодлера более всего напоминает судьбу русского Байрона: чем один был для золотого века, тем другой стал для серебряного.<\p>
Проникновение Бодлера в Россию началось в последней четверти XIX века. Если принять за начало этого процесса публикацию первых переводов в толстых журналах, а концом считать выход полных русских “Цветов Зла” (1907- 1908), то в нeм можно с некоторой долей условности выделить два этапа – досимволистский и символистский.<\p>
Разумеется, Бодлера переводили и после символистов. На протяжении всего XX века он привлекал внимание переводчиков, как и любой другой европейский классик. Особо следует отметить труд Вильгельма Левика, который перевeл в общей сложности около четверти “Цветов Зла” – некоторые его версии по сей день остаются непревзойдeнными, – а также знаменитое “Плаванье” Марины Цветаевой и переводы еe дочери Ариадны Эфрон. Тем не менее эпоха, последовавшая за cеребряным веком, практически ничего не прибавила к уже сложившемуся в России образу Бодлера как отца и мученика новой поэзии.<\p>
Первый этап освоения Бодлера начался в 60-х годах XIX века и продолжался приблизительно до начала XX . В это время его переводили в основном суровые революционеры-демократы – такие, как Николай Курочкин, брат знаменитого переводчика Беранже Василия Курочкина, Дмитрий Минаев и Пeтр Якубович. Они увидели в Бодлере прежде всего певца угнетeнного пролетариата (основываясь главным образом на циклах “Парижские картины” и “Мятеж”), чем отчасти и объясняется их пристрастие к французскому декаденту.<\p>
В этом контексте особняком стоит фигура Петра Якубовича-Мельшина, первого серьeзного переводчика Бодлера. В начале 80-х годов прошлого века Якубович возглавлял петербургскую организацию “Народной воли”, в 1884 году был арестован. Суд приговорил его к смертной казни через повешение, заменeнной позже восемнадцатью годами каторги. В Сибири стойкий революционер и перевeл большую часть “Цветов Зла”. Именно в его переводе в 1895 году пятьдесят три стихотворения Бодлера впервые были изданы в России отдельной книжкой. В предисловии ко второму, расширенному изданию 1909 года он защищает Бодлера одновременно от декадентов, названных им “школой кривляющихся поэтов”, и косвенно – от собратьев по революционной борьбе: Якубович специально подчeркивает отсутствие в книге “крикливого отдела “Revolte” (“Мятеж”). Его собственное отношение к Бодлеру лучше всего сформулировано в том же предисловии:<\p>
“С 1879 г. начали печататься (в журнале “Слово”) мои первые переводы из Бодлэра, но главная работа была сделана мною значительно позже (1885-1893), в Петропавловской крепости, на Каре и в Акатуе. Бодлэр являлся для меня в те трудные годы другом и утешителем, и я, со своей стороны, отдал ему много лучшей сердечной крови…<\p>
Кончив свой труд и мечтая об его издании отдельной книгой, я, между прочим, писал тогда в проектируемом предисловии:<\p>
В те дни, когда душа во тьме ночей бессонных<\p>
Славолюбивых грeз и дум была полна,<\p>
Из сонма чуждых муз, хвалой превознесeнных,<\p>
Одна явилась мне, прекрасна и бледна.<\p>
……………………….::::::::::<\p>
…И повела меня крылатая подруга<\p>
По склепам гробовым, по мрачным чердакам,<\p>
По сферам странных грeз, бессильного недуга,<\p>
Паренья гордого к высоким небесам.<\p>
И всe дала понять: зачем любить до боли<\p>
Ей сладко то, что свет насмешкою клеймит,<\p>
А то, что видит он в лучистом ореоле,<\p>
Такую желчь и скорбь в душе еe родит!..”<\p>
Якубович, несмотря на то что его переводы хронологически принадлежали к Серебряному веку и выходили с предисловием Бальмонта, был человеком другого, старшего поколения и воспринимал Бодлера в наивно-романтическом ключе (такой взгляд, кстати, разделял и М. Горький). Совсем иначе отнеслись к “Цветам Зла” младшие современники Якубовича. Для них Бодлер становится объектом восторженного поклонения. В первом десятилетии нашего века выходят три полных перевода “Цветов Зла”: А. Панова (1907), А. Альвинга (1908) и Эллиса (1908), не говоря уже о многочисленных переводах отдельных стихотворений, публиковавшихся Брюсовым, Бальмонтом, Мережковским, Анненским, Вяч. Ивановым… Каноническими для того времени надо считать, безусловно, переводы Льва Кобылинского (литературный псевдоним – Эллис), который был воистину проповедником и пророком Бодлера – таким рисует его в своей книге “Начало века” Андрей Белый.<\p>
Источник: https://www.you-books.com/book/Sh-Bodler/Padal
Из рубрики журнала «Иностранная литература» (2000, №9) «Вглубь стихотворения» (Бабицкий и. «Падаль» Бодлера»)
В восприятии Эллиса
и его современников наиболее полным и
совершенным воплощением бодлеровского
гения, его квинтэссенцией была знаменитая
«Падаль» («Une Charogne»)… То, что Бодлеру
удалось расширить область поэтического,
внеся аполлоническую гармонию в
изображение гниющего трупа, не могло
не привести в восторг русских декадентов.
У самого Бодлера
образ разложения связан в данном случае
с темой любви, причем любовь идеальная
и любовь земная – понятия для него
принципиально разные… «Величье низкое,
божественная грязь», «и темная, и
брызжущая светом» – так называет Бодлер
свою любовь, и таково его восприятие
любви вообще, точнее – «земной» любви…
Эта двойственность проистекает не от
парадоксальной логики единства
противоположностей… Ключом к этому
пониманию любви служит неявная дихотомия
Жизнь – Искусство… Это противопоставление
лежит в основе поэтического мировоззрения
Бодлера. К царству Жизни относятся такие
понятия, как любовь, природа, желания и
страсти; в сознании Бодлера всему этому
сопутствует навязчивый образ тления.
К царству Искусства относится все
прекрасное, но под прекрасным здесь
подразумевается только то, что порождено
человеческим гением. В свой мир Бодлер
старается не допускать и малейшего
признака Жизни… Однако искусство,
противопоставленное природе как нечто
высшее, становится синонимом
искусственности. За ним стоит не Жизнь,
а Смерть.
Как ни странно,
разложение в этой системе – не свойство
Смерти, а, наоборот, апофеоз Жизни.
В стихах, обращенных
к Жанне (Дюваль), поэт постоянно переходит
от обожания к ненависти и наоборот…
Без конца повторяющиеся оскорбления и
проклятия кажутся заклинаниями,
призванными развеять дьявольский морок.
Этой же жаждой освобождения объясняется
и навязчивая идея гниения как оборотной
стороны всего живого, любой нерукотворной
красоты… В стихотворении «Падаль»
Бодлер обещает вырвать у Жизни, у тления
то прекрасное и отмеченное знаком
Красоты, что заставляло его стремиться
к этой женщине, отдав на откуп червям
ее животное начало. Лишь проведя свою
подругу сквозь это своеобразное
чистилище, поэт может поместить ее в
область прекрасного – царство Смерти;
без помощи поэта ей не вырваться из
вечного жизненного круговорота. Потому
что где-то в глубине сознания Бодлер
твердо знает:
Красота – это Смерть.
Лишь то нетленно, что мертво. Гимн Красоте
и гимн Смерти в его книге переплетены
так тесно, что невозможно отличить одну
от другой.
Из книги Бодлера «Парижский сплин»
(Книга представляет
собой 50 маленьких рассказов-притч,
зарисовок, эссе. Это – образец прозы
Бодлера).
– Что любишь ты
больше всего на свете, чужеземец, скажи,
– отца, мать, сестру, брата?
– У меня нет ни
отца, ни матери, ни сестры, ни брата.
-Друзей?
-Вы произнесли
слово, смысл которого до сего дня остается
мне неизвестным.
-Родину?
-Я не знаю, на какой
широте она расположена.
-А красоту?
-Я полюбил бы ее
охотно, – божественную и бессмертную.
-Может быть, золото?
– Я ненавижу его,
как вы ненавидите Бога.
-Что же любишь ты,
странный чужеземец?
-Я люблю облака…
облака, что плывут там, в вышине… дивные
облака!
Источник: https://StudFiles.net/preview/3600613/page:10/
Анализ стихотворения бодлера вампир. Сборник стихотворений ш. Бодлера «Цветы зла»: основные мотивы, идеи, образы – 2018-10-29
Анализ стихотворения бодлера вампир Rating: 9,9/10 1911 reviews <\p>
Воздав должное природе с ее гармонией и абсолютной законченностью, он все же признает власть творения рук человеческих — искусства. Судьба русского Бодлера более всего напоминает судьбу русского Байрона: чем один был для золотого века, тем другой стал для серебряного. Так вонь была сильна, что миг — и на траву б, Сомлев, осели вы со стоном. Но в катренах они не мешали колокольному звону раздаваться в пространстве и доноситься до сонетного героя; более того, возможно, туман не только не был помехой распространения звука, но даже являлся поводом звонить в колокола, которые помогали путникам ориентироваться в пространстве. Море в данном контексте символизирует бушующую, кипящую и жестокую, губительную для автора жизнь. Лирический герой этого стихотворения видит пейзаж глазами религиозного человека: «пустыня внемлет Богу», небо для него «торжественно и чудно».<\p> Next
Ее упорный взгляд – Похож на твой, мой добрый котик: Холодный, пристальный, пронзающий, как дротик. Вот в чем его величие! Находясь в отношениях с Дюваль, он стал завсегдатаем притонов и прочих злачных мест, где он проводил «психоделические эксперименты» над своим сознаниям, проваливаясь в пустоту, уходя от реальности. «Крылья» лирического героя мешают ему сойти на землю и быть принятым обществом, которое так далеко от его философских, неземных и высокоорганизованных воззрений, необремененных материей. И странной музыкой все вкруг него дышало, Как будто ветра вздох был слит с журчаньем вод, Как будто в веялке, кружась, зерно шуршало И свой ритмический свершало оборот. Чтоб зубы упражнять и в деле быть искусной – Съедать по сердцу в день – таков девиз твой гнусный. Вчитываясь в эту исповедь, мы сравниваем души между собой и, получаем не убегающую вдаль линию судьбы, а гармонично законченный круг, завершенный виток развития.<\p> Next
Моя же душа надтреснута, и когда в тоске Она хочет наполнить своими песнями холодный ночной воздух, Порой случается, что ее ослабший голос Кажется грубым хрипом раненого, которого забывают На берегу озера крови, под огромной кучей убитых, И который умирает неподвижно, в громадных усилиях! Интересно также заметить, каким изменениям подвергается у Лермонтова пушкинское осмысление смены поколений. Здесь используется прием олицетворение: Кинжал решительный и скорый Молил я: деспота убей! В безупречных терцинах он описывает разлагающийся женский труп — образ, навеянный осенним пейзажем. Кто написал музыку к нему? Зло для него — не результат распущенности, это противо-Добро, обладающее всеми признаками Добра, только взятыми с обратным знаком. Les formes s'effacaient et n'etaient plus qu'un reve, Une ebauche lente a venir, Sur la toile oubliee, et que l'artiste acheve Seulement par le souvenir. Жанр данного стихотворения — элегия.<\p> Next
И, как апостолы, по всем морям и сушам Проносится. Бодлер использует сравнение трупа лошади с бесстыдной площадной девкой, тем самым показывая вульгарность и бесстыдство падали, как духовной, так и физической. Обманутым пловцам раскрой свои глубины! Докуда дорастешь, о, древо кипариса Живучее? Но уже само название соотнесено с другими маяки ведь существуют для кого-то. А вот придет пора — и ты, червей питая, Как это чудище, вдруг станешь смрад и гной, Ты — солнца светлый лик, звезда очей златая, Ты — страсть моей души, ты — чистый ангел мой! Белинский в письме к Боткину писал: «Пушкин умер не без наследника». Ответим словами Бодлера: 2 группа.<\p>
Смерть он встретил в расцвете отпущенных ему сил, в 35. О, ты, что как удар ножа Мне сердце скорбное пронзила, Ты, что влечешь меня, кружа, Ты — черный смерч, ты — злая сила, Ты, кем взята душа моя… Внезапность охватившего чувства автор передает сравнением «как удар ножа». Создавая образы литературных героев, автор в данном произведении использует олицетворение и сравнение. Бесстрастию песков и бирюзы пустынь Она сродни — что им и люди, и страданья? Один, как крот, сидит, другой бежит, Чтоб только обмануть лихого старца – Время, Есть племя бегунов. Что за повествованья Встают из ваших глаз – бездоннее морей! Филологический анализ литературного произведения» авторов Чертова В.<\p> Next
С точки зрения Лермонтова, пушкинский пророк обречен на непонимание и отчуждение людей, его окружающих. Теперь мы уже узнали самое главное – исходную позицию Бодлера, основы его мировоззрения, его взгляды на взаимоотношения между искусством и жизнью и на роль поэта и поэзии. Жанр, направление и размер Данное стихотворение написано в жанре элегии. Эта тема – одна из центральных мыслей в этике зрелого Бодлера, мысль, определяющая и его эстетику. Направление этого произведения, конечно же, ярко выраженный декаданс.<\p> Next
Для вас мы привезли с морей Вот этот фас дворца, вот этот профиль мыса, – Всем вам, которым вещь чем дальше – тем милей! Средства художественной выразительности Произведение «Падаль» преисполнено различными художественными приёмами. Панова последние три строфы выглядят следующим образом: И что же? Не ясно ли с самого начала, что ад здесь изображается с такой жестокой откровенностью только во имя самого высокого идеала, только потому, что ад противоречит божественному назначению поэта и Человека? Оппозиция сонетного героя и колоколов, которая будет четко выстроена во второй части сонета, понемногу имплицитно намечалась уже в первой. Трудно назвать «Цветы зла» обычным сборником: стихи читаются единым произведением, в котором явно прослеживается развитие определённой мысли. Здесь, в одиночестве ее необычайном, В портрете – как она сама Влекущем прелестью и сладострастьем тайным, Сводящем чувственность с ума, – Все празднества греха, от преступлений сладких, До ласк, убийственных, как яд, Все то, за чем в ночи, таясь в портьерных складках, С восторгом демоны следят. Ведь внутри он уже почти умер, превратился в некую безжизненную оболочку и вызывал лишь призрение и жалость.<\p> Next
Это стихотворение входит в большое количество сборников мировой поэзии,. Лишь маску видел ты, обманчивый фасад – Ее притворный лик, улыбку всем дарящий, Смотри же, вот второй – страшилище, урод, Неприукрашенный, и, значит, настоящий С обратной стороны того, который лжет. Герои каких пушкинских произведений Мария и Владимир? Хочу в глазах твоих красивых потонуть – В агатах с отблеском металла. Это беспощадная картина, как бы негативный полюс, от которого начинает Бодлер, самая крайняя на шкале бытийных ценностей, так сказать, на отрицательном отрезке этой шкалы. При этом весь образный ряд первой части симметрично отражается во второй, трансформируясь в свою противоположность. Как ни странно, разложение в этой системе — не свойство Смерти, а, наоборот, апофеоз Жизни. Конечно, это стихотворение эпатировало и, прежде всего, благонамеренную публику, привыкшую к услаждающей ухо поэзии.<\p>
Источник: https://s3.amazonaws.com/1108mcsherry360mls10187046vt/torrent/analiz-stihotvoreniya-bodlera-vampir.html
Шарль Бодлер. Род Каина. Часть 3. Окончание
(Часть 1, 2) Шарль Бодлер достоин того, чтобы быть первым в списке проклятых поэтов – поэтов рода Каина. Они, проклятые и гонимые,- Эдгар По, Шарль Бодлер, Стефан Малларме, Артюр Рембо, Лотреамон, Вийон (список можно продолжать),
шли с открытым забралом против мелкобуржуазного искусственного рая, его добропорядочности, комфорта, морали, первыми принявшие на себя удар пошлости, невежества и фарисейства.
Шарль Бодлер, которого многие называют слабым, несчастным, инфантильным, а наиболее злобные – сатанинской натурой, не боялся страданий. Он был воином, считая, что на свете есть лишь три существа, достойные уважения: священник, воин, поэт. И он был единством этих трех ипостасей.
Поэт считал, что истинного, а не искусственного блаженства заслуживает только тот, у кого счастье, как его понимают смертные, не вызывает ничего кроме тошноты (дневник «Мое обнаженное сердце»).
Еще святые говорили, что без страдания, нет святости, только страдания даруют святость. «Быть великим человеком и святым для самого себя — вот то единственное, что важно», – словно вторил им Бодлер.
Сегодня мы являемся свидетелями того, как уже в нашем мелкобуржуазном обществе «позитивщики» становятся героями нашего времени, а страдания изгоняются из жизни также как и тогда, двести лет назад.
Бодлер добровольно избрал монашество, хоть и считал себя скверным монахом. Он отказался от путешествий за границу, предпочитая путешествовать по Парижу, в котором сменил более 40 квартир. Он знал, что в его мире страдание – не противоположность счастью, и тем более – не горе:
Страданье – путь один в обитель славы вечной,
Туда, где адских ков, земных скорбей конец;
Из всех веков и царств Вселенной бесконечной
Я для себя сплету мистический венец!
Бодлер добровольно пошел на распятие и позор, хотя некоторые считают, что в суде он не выступил открыто против гонителей, проявив малодушие, оправдываясь, что искусство сродни актерству и нельзя судить актера за преступление, совершаемое персонажами, которых он играет.
У него была своя мечта, он знал, что призван создать “из зрелища своей юдоли безобразной, творение и клад мечты”:
И будет он сплетен из чистого сиянья
Святого очага, горящего в веках,
И смертных всех очей неверное мерцанье
Померкнет перед ним, как отблеск в зеркалах!
Бодлер был инаковым, юродивым, обладавшим даром провидения; юродивым там, где между людьми есть только форма; юродивым там, где неудачник, пьяница и юродивый – синонимы проклятия; юродивым там, где им нет места.
Парадоксальностью юродства пропитаны все стихи поэта. Абсурдные, антиномичные, соединяющие несоединимое, полные таинственности и мистики, в которых движутся зародыши суеверия, завораживающие и притягивающие необычностью, но в то же время живые, дышащие реальностью и ее красотой.
Бодлер – певец мудрости, целостности, единства реальности, которая замыкается только в вечернем часе. Только в вечернем свете видны все следы прожитого: детства, юности, молодости, но и старости, умирания и разложения. Жизни без смерти не бывает и только смерть венчает жизнь.
Шарль Бодлер – философ, а не просто поэт, своей поэзией он утверждает: чтобы жить, нужно пройти через смерть. Смерть такая же реальность, как и жизнь. Поэтому он изображал красоту надорванного жизнью человека, грязного, умирающего, но живого.
Только такой человек, в своей конечности, смертности и греховности, может открывать глубину сущего, только таким он может быть спасен. Истинно бессмертным может быть только преходящее и смертное.
Бодлер очень любил Рембрандта, он чувствовал в нем единомышленника, писавшего живых людей, страдающих и пропитанных жизнью, а не искусственных и выхолощенных от нее.
Поэт так точно и образно описывал живую реальность, что это вызывало отторжение у тех, кто не хотел признавать, что за рассветом и дневным светом всегда наступают сумерки и смерть, словно человеческое несогласие с этим фактом может что-то изменить в круговороте жизни и смерти.
Так, стихотворение «Падаль», вызвавшее острую критику в адрес поэта, на мой взгляд наиболее полно отражает эту философию Бодлера.
Стихотворение передает скоротечность жизни, ее стремление к конечности, всегда заканчивающуюся тлением и в этом ее красота, привлекательность и ее спасение.
Жизнь торжествует в смерти, а не в заоблачных мечтах. Божественное и сакральное – на земле, здесь и сейчас.
Я уж не говорю о том сомнамбулическим ритме, который убаюкивает и почти вводит в транс.
XXIX. ПАДАЛЬ
Вы помните ли то, что видели мы летом?
Мой ангел, помните ли вы
Ту лошадь дохлую под ярким белым светом,
Среди рыжеющей травы?
Полуистлевшая, она, раскинув ноги,
Подобно девке площадной,
Бесстыдно, брюхом вверх лежала у дороги,
Зловонный выделяя гной.
И солнце эту гниль палило с небосвода,
Чтобы останки сжечь дотла,
Чтоб слитое в одном великая Природа
Разъединенным приняла.
И в небо щерились уже куски скелета,
Большим подобные цветам.
От смрада на лугу, в душистом зное лета,
Едва не стало дурно вам.
Спеша на пиршество, жужжащей тучей мухи
Над мерзкой грудою вились,
И черви ползали и копошились в брюхе,
Как черная густая слизь.
Все это двигалось, вздымалось и блестело,
Как будто, вдруг оживлено,
Росло и множилось чудовищное тело,
Дыханья смутного полно.
И этот мир струил таинственные звуки,
Как ветер, как бегущий вал,
Как будто сеятель, подъемля плавно руки,
Над нивой зерна развевал.
То зыбкий хаос был, лишенный форм и линий,
Как первый очерк, как пятно,
Где взор художника провидит стан богини,
Готовый лечь на полотно.
Из-за куста на нас, худая, вся в коросте,
Косила сука злой зрачок,
И выжидала миг, чтоб отхватить от кости
И лакомый сожрать кусок.
Но вспомните: и вы, заразу источая,
Вы трупом ляжете гнилым,
Вы, солнце глаз моих, звезда моя живая,
Вы, лучезарный серафим.
И вас, красавица, и вас коснется тленье,
И вы сгниете до костей,
Одетая в цветы под скорбные моленья,
Добыча гробовых гостей.
Скажите же червям, когда начнут, целуя,
Вас пожирать во тьме сырой,
Что тленной красоты – навеки сберегу я
И форму, и бессмертный строй.
Но больше всего мне нравится стихотворение «Маленькие старушки». Оно, пожалуй, еще в больше степени выражает философию Бодлера. Но главное – оно проникнуто такой любовью, нежностью и добротой к старушкам-вдовам, приближающимся к концу жизни наполненными и готовыми сойти в мир иной, что понимаешь, у старости есть своя красота.
Только за одно это стихотворение Бодлеру можно поставить памятник. Стихотворение очень длинное, но я все-таки приведу его полностью.
МАЛЕНЬКИЕ СТАРУШКИ
Посвящено Виктору Гюго
I
В изгибах сумрачных старинных городов,
Где самый ужас, все полно очарованья,
Часами целыми подстерегать готов
Я эти странные, но милые созданья!
Уродцы слабые со сгорбленной спиной
И сморщенным лицом, когда-то Эпонимам,
Лаисам и они равнялись красотой…
Полюбим их теперь! Под ветхим кринолином
И рваной юбкою от холода дрожа,
На каждый экипаж косясь пугливым взором,
Ползут они, в руках заботливо держа
Заветный ридикюль с поблекнувшим узором.
Неровною рысцой беспомощно трусят,
Подобно раненым волочатся животным;
Как куклы с фокусом, прохожего смешат,
Выделывая па движеньем безотчетным…
Меж тем глаза у них буравчиков острей
Как в ночи лунные с водою ямы, светят:
Прелестные глаза неопытных детей,
Смеющихся всему, что яркого заметят!
Вас поражал размер и схожий вид гробов
Старушек и детей? Как много благородства,
Какую тонкую к изящному любовь
Художник мрачный – Смерть вложила в это сходство!
Наткнувшись иногда на немощный фантом,
Плетущийся в толпе по набережной Сены,
Невольно каждый раз я думаю о том –
Как эти хрупкие, расстроенные члены
Сумеет гробовщик в свой ящик уложить…
И часто мнится мне, что это еле-еле
Живое существо, наскучившее жить,
Бредет, не торопясь, к вторичной колыбели…
Рекой горючих слез, потоком без конца
Прорыты ваших глаз бездонные колодцы,
И прелесть тайную, о милые уродцы,
Находят в них бедой вскормленные сердца!
Но я… Я в них влюблен! – Мне вас до боли жалко,
Садов ли Тиволи вы легкий мотылек,
Фраскати ль старого влюбленная весталка
Иль жрица Талии, чье имя знал раек.
II
Ах! многие из вас, на дне самой печали
Умея находить благоуханный мед,
На крыльях подвига, как боги, достигали
Смиренною душой заоблачных высот!
Одних родимый край поверг в пучину горя,
Других свирепый муж скорбями удручил,
А третьим сердце сын-чудовище разбил, –
И слезы всех, увы, составили бы море!
III
Как наблюдать любил я за одной из вас!
В часы, когда заря вечерняя алела
На небе, точно кровь из ран живых сочась,
В укромном уголку она одна сидела
И чутко слушала богатый медью гром
Военной музыки, который наполняет
По вечерам сады и боевым огнем
Уснувшие сердца сограждан зажигает.
Она еще пряма, бодра на вид была
И жадно песнь войны суровую вдыхала:
Глаз расширялся вдруг порой, как у орла,
Чело из мрамора, казалось, лавров ждало…
IV
Так вы проходите через хаос столиц
Без слова жалобы на гнет судьбы неправой,
Толпой забытою святых или блудниц,
Которых имена когда-то были славой!
Теперь в людской толпе никто не узнает
В вас граций старины, терявших счет победам;
Прохожий пьяница к вам с лаской пристает
Насмешливой, гамэн за вами скачет следом.
Стыдясь самих себя, вы бродите вдоль стен,
Пугливы, скорчены, бледны, как привиденья,
Еще при жизни – прах, полуостывший тлен,
Давно созревший уж для вечного нетленья!
Но я, мечтатель, – я, привыкший каждый ваш
Неверный шаг следить тревожными очами,
Неведомый вам друг и добровольный страж, –
Я, как отец детьми, тайком любуюсь вами…
Я вижу вновь рассвет погибших ваших дней,
Неопытных страстей неясные волненья;
Чрез вашу чистоту сам становлюсь светлей,
Прощаю и люблю все ваши заблужденья!
Источник: https://sotvori-sebia-sam.ru/sharl-bodler-chast-3-okonchanie/
Шарль Бодлер, «Цветы зла»
Контрольная работа по зарубежной литературе.Тема смерти в сборнике «Цветы зла» Шарля Бодлера.
Тема смерти в творчестве Шарля Бодлера – одна из важнейших. Она тесно связана с главными темами его поэзии – темой добра и зла, темой красоты и уродства, темой поиска идеала. В жизнетворчестве поэта смерть как жизненный акт, как символ имеет большое значение.
В 1845 году двадцатичетырёхлетний Бодлер переживал душевный кризис и написал письмо о самоубийстве: «Я кончаю с собой потому, что бесполезен для других и опасен для самого себя». «Опасен для себя» – возможно, потому, что он чувствовал себя несвободным от зла. Зло внутри него, и нет другого спасения, кроме самоуничтожения.
Бодлер не решился тогда убить себя, но самоубийство его, по сути, просто растянуто во времени. Одномоментный акт превратился в двадцатилетний процесс медленного саморазрушения.
(Это объясняется тем, что в молодости Бодлер заразился сифилисом, болезнь не была вылечена до конца, и впоследствии она, как и увлечения поэта вином и лёгкими наркотиками, явилась одной из причин разбившего его паралича, от которого поэт скончался в 1867 году.)
Некоторые исследователи утверждают, что Бодлер сознательно вступал в контакты с больными женщинами, нарочно подвергая себя опасности. Это накладывало на него отпечаток болезни и смерти.
Бодлера влечёт смерть; разложение и распад, неизбежно следующие за нею, вызывают у него неприязнь и отвращение, но в то же время возможность преодоления жизненного предела притягивает взор художника-Бодлера и ещё более – человека-Бодлера. Он начинает создавать красочную картинку, выставляя напоказ подробно выписанные устрашающие детали.
Например, знаменитое стихотворение «Падаль»:Спеша на пиршество, жужжащей тучей мухиНад мерзкой грудою вились,И черви ползали и копошились в брюхе,Как чёрная густая слизь.
(здесь и далее – перевод В. Левика)
(Заметим, что черви, обитатели могил, выступают неизменным спутником смерти и одним из основных её символов в поэзии Бодлера.)Это сочное, в высшей степени натуралистическое описание настолько реально и в то же время гротескно, что можно (при наличии воображения) почувствовать как будто наяву зловоние, услышать гул, исходящий от груды падали, увидеть, как эта мёртвая, бездушная масса вдруг оживает и превращается в страшный призрак, символ тщеты и бренности плоти.Всё это двигалось, вздымалось и блестело,Как будто, вдруг оживлено,Росло и множилось чудовищное тело,Дыханья смутного полно.Отношение Бодлера к плоти как к аду, грязи, разложению имеет ту особенность, что плоть отвергается демонстрацией её шокирующих «ужасов». Бодлеру приписывают эстетизацию неприятного, безобразного, болезненного, но это выражает его движение вглубь жизни, осознание им её светлых и тёмных сторон в их слиянности, неотделимости – зла и добра, жестокости и милосердия, падения и возвышения. Вся полнота жизни может быть включена в то, что называется «прекрасным». Отсюда название сборника – «Цветы зла». Идеал Бодлера не имеет отношения ни к добру, ни ко злу, а плоть, как противоположность идеалу, яростно отвергается им во всём, в том числе и в себе самом. Именно плотское начало мыслится ему тем злом, которое делает его «опасным для самого себя». Вернёмся к стихотворению «Падаль». И в этой жуткой картине присутствует светлое пятно – красивая, полная жизненной силы женщина (как антитеза образу Падали), ужасающаяся при виде мёртвой лошади. Но вот и она сама становится таким же призраком, не менее ужасным:Но вспомните: и вы, заразу источая,Вы трупом ляжете гнилым,Вы, солнце глаз моих, звезда моя живая,Вы, лучезарный серафим.Смерть – неизбежный удел всех, но не эта мысль главная у Бодлера.Душа поэта мечтает об идеале, о слиянии с ним, с тем «неведомым» и «недоступным», что он называл «вечностью». Но в стихотворении «Жажда небытия» утверждается, что на земле такое слияние невозможно.Ну что тебе любовь, мой разум-мародёр?Ты всё перечеркнул, на всё глядишь иначе.Не слышу я трубы серебряного плача,Не льются звуки флейт, молчит волшебный хор.Хмельная ширь весны не трогает мой взор.
(перевод М. Миримской)
Чтобы стать ближе к идеалу, нужно бежать от этого мира:Я в бездну Времени спускаюсь ежечасно;В своей округлости весь мир мне виден ясно,Но я не в нём ищу приют последний свой!Обвал, рази меня и увлеки с собой!
(перевод Эллиса)
Вечность рисуется Бодлеру как небытие, безразличная, пугающая бездна, «тёмная пропасть».Но тем не менее Бодлер жаждет вечности и хочет немедленного удовлетворения своего желания. При этом он понимает, что «врата бесконечности» способна отворить только смерть, которая поэтому притягивает его и в то же время страшит своей неизвестностью.
Он не может решиться на суицид и хочет найти способ при жизни, на земле почувствовать себя в вечности, обрести идеал. Бодлер создаёт для себя взамен вечности «искусственный рай», который достигается с помощью различных наслаждений: чувственных утех, употребления алкоголя, опиума, гашиша.
Бодлер, однако, ищет не «свинских» услад, но редких, необыкновенных, исключительных ощущений – точек наивысшего напряжения, точек соприкосновения земного с потусторонним на границе измерений. Чтобы осуществить прорыв в другое измерение (небытие), требуется не отрешение и безвольное расслабление, а наоборот – максимальная мобилизация всех чувственных способностей.
Это достигается не только с помощью искусственных стимуляторов, но и с помощью, например, вызывания ярких, красочных воспоминаний и ассоциаций («Флакон»), и, конечно, с помощью искусства, поэзии, которая может создавать свой мир.
В случае с порочными удовольствиями человек может преодолеть внутренние барьеры, снять напряжение, но этот эффект – временный, и после недолгого пребывания в «искусственном раю» наступает мрачный кошмар. Сознательное воссоздание небытия – неполноценно, «желание возвыситься», будучи заменено «блаженством нисхождения», даёт прямо противоположный ожидаемому результат.
Жажда бесконечного, по выражению самого Бодлера, «то и дело ошибается дорогой». Воспоминания – временны и только дразнят воображение; искусство же, хотя и помогает приблизиться к идеалу, не даёт самого идеала.Таким образом, смерть остаётся последним прибежищем тех, кто устремлён в бесконечность и не хочет раствориться в обыденности и посредственности земного бытия.
Смерть – не абсолютный конец всего. Это – плавание в неведомое, переход в другое измерение, в новый мир, а Бодлер всегда жаждет нового. Последний, шестой цикл «Цветов зла» составляют 6 сонетов и поэма «Плаванье», они объединены общим названием «Смерть», подчёркивающим лейтмотивную тему цикла.
В сонете «Смерть бедняков» поэт увидит в смерти и «сладкий эликсир», пробуждающий к новой жизни, и чудесные ворота, ведущие небесный простор; для него смерть – надежда, ангел-утешитель, «гостиница, где всех усталых ждёт и ложе и обед» (пер. Эллиса).
В поэме «Плавание» поэт обращается к смерти, аллегорически воплощённой в фигуре капитана корабля, плавающего по волнам океана-жизни. Поэт хочет скорее отправиться со смертью в дорогу, «в неведомого глубь», потому что земной край ему чужд. Что ждёт человека за чертой – Ад или Рай – не так важно, главное, что это будет нечто новое, вечное и прекрасное.
В смерти поэт видит не трагический финал жизни, не поражение, а один из ликов бесконечности, в которую с надеждой погружаются ищущие идеала умы. Поэма «Плавание» – по сути, эпилог сборника «Цветы зла», акцентирующий идею вечного поиска и непреодолимой устремлённости человека к познанию мира, всех его тайн и загадок. В итоге Бодлер приходит к тому, что его идеал находится за пределами, вне этого мира, и смерть является единственно возможным путём по-настоящему приблизиться к идеалу.
Источник: https://snorrk.livejournal.com/9104.html
Жизнь и творчество Шарля Бодлера
…Бодлер, я думаю о вас.
П. Антокольский
Для многих поколений читателей французский поэт Шарль Бодлер остается одиноким мечтателем, романтическим призраком на улицах мирового города, поджидающего в ночи блуждающую тенью таинственную красоту.
Бодлер — предшественник целого направления в литературе и искусстве, получившего название «декаданс». Он первым почувствовал наступление кризиса в духовной культуре конца XIX — начала XX века и рассказал об этом своим современникам.
Будущий поэт начинал как журналист и литературный критик. Он открыл своим соотечественникам талант Делакруа, музыку Вагнера и книги Эдгара По. Уже этим он заслужил признание и сделал шаг в будущее. Но главным делом его жизни стал сборник стихов «Цветы зла», так и оставшийся единственной поэтической книгой поэта.
Книга вызвала скандал: против автора было возбуждено уголовное дело, а остатки тиража арестованы. Но книга уже разошлась и принесла популярность автору. Она поражала читателя своей безудержной откровенностью, которая не останавливалась ни перед чем. Поэт, не побоявшийся изобразить в дурном виде себя, безжалостно показывал неприглядное лицо жизни:
Глупость, грех, беззаконный, законный разбойРастлевают нас, точат и душу, и тело.И, как нищие — вшей, мы всю жизнь отупелоУгрызения совести кормим собой.Слабо наше раскаянье, грех наш упрям.Мы вину признаем ради щедрой награды, —Слезы смоют все пятна — так кажется нам.
Такие стихи, как «Падаль», «Пляска смерти», звучат как вызов обществу и его морали. На страницах «Цветов зла» мы видим поэта, ожесточенного до крайности, с неистовым воображением и непримиримой враждой ко всему, что его окружает.
В стихотворении «Альбатрос» Бодлер сравнивает поэтов с гордыми птицами океана, парящими «под угрозой, в урагане над праздной толпой»:
Так, Поэт, ты паришь над грозой в океане,Недоступный для стрел, непокорный судьбе,Но ходить по земле среди свиста и браниИсполинские крылья мешают тебе.
Дух поэта всегда устремлен «в сияющую даль, в заоблачный простор, в надзвездные таинственные сферы». Материал с сайта //iEssay.ru
Блажен, кто, отряхнув земли унылый прах,Оставив мир скорбей коснеть в тумане мглистом,Взмывает гордо ввысь, плывет в эфире чистомНа мощных, широко раскинутых крылах, —
пишет поэт в стихотворении «Воспарение». В творчестве Бодлера живет неприязнь ко всему, что разрушает красоту. Мечта о победе красоты была так же сильна в его душе, как и неприязнь ко всему, что ее разрушает.
В стихотворении «Гимн красоте» поэт прямо обращается к ней, как к своей возлюбленной:<\p>
Умонастроение Бодлера позднее отразилось в поэзии французских поэтов-символистов. Они унаследовали от него и романтическую страсть к красоте, и безупречность стиля, и строгость рифмы, и поразительную звукопись.
Но внутренний мир Рембо, Малларме и других поэтов, последовавших за Бодлером, будет еще мрачнее, отчаяннее и неприкаяннее…
На этой странице материал по темам:
- реферат на тему жизнь и творчество шарля ботлера
- Поэтическое наследие Шарля Бодлера.
- годы жизни и творчество шарль бодлер
<\p>
Источник: https://iessay.ru/ru/writers/foreign/b/bodler/sochineniya/obshhie-temy/zhizn-i-tvorchestvo-sharlya-bodlera