Неизвестный прозаик виктор цой: подробный анализ рассказа «романс»

Виктор Цой – рассказ Романс

Виктор Робертович Цой – Двадцатая годовщина гибели, 15 августа 2010.

Наряду со всеми своими прочими заслугами и талантами Виктор Цой, как выяснилось, был ещё и очень талантливым писателем. Не смотря на то, что он написал за всю свою жизнь лишь один единственный рассказ “Романс”, этого оказалось вполне достаточно.

Виктор Цой г. Ленинград, котельная 19 февраля 1987.

Рассказ “Романс”.

Глава №1,2,3,4 и 5Когда все было готово ко сну, то есть зубы вычищены, необходимые части тела вымыты и одежда бесформенным образом лежала на стуле около кровати, Он лег поверх одеяла и принялся разглядывать неровности давно небеленого потолка. День прошел достаточно обычно: несколько встреч, несколько чашек кофе и вечерние гости с поучительной, но не очень интересной беседой.

Вспомнив об этом, Он скептически улыбнулся, а затем откровенно зевнул, автоматически прикрыв рот рукой. Потом мысли его приобрели более возвышенное направление, и Он вдруг задал себе вопрос: – Что у меня есть? – У меня есть Дело, – начал размышлять Он. – И есть люди, которые помогают мне, хотят они того или нет, и люди, которые мешают мне, хотят они того или нет.

Однако единственный, по Его мнению, приемлемый путь добиться спокойного отношения к смерти и вечности, предлагаемый Востоком, все-таки не мог найти отклика в нем, так как предполагал отказ от различных развлечений и удовольствий. Сама мысль об этом была Ему невыносимо скучна. Казалось нелепым тратить жизнь на то, чтобы привести себя в полного безразличия к ней.

Напротив, Он был уверен, что в удовольствии отказывать себе глупо и что заложенные в Нем духовные программы сами разберутся, что хорошо, а что плохо. Он приподнялся на локтях и посмотрел за окно, и огоньки еще не погасших окон показались Ему искрами сигарет в руках идущих в ночную смену рабочих.

Он вдруг представил, как они стоят кучкой на перекрестке и, ежась от ветра, вырванные из теплых квартир, ждут служебный автобус. Захотелось курить. Решив, что желание курить все-таки силнее, чем желание остаться лежать и не шевелиться, Он встал, набросилсвой старый потрепанный халат и, сунув ноги в тапки, побрел на кухню.

Закурив,Он некоторое время сидел нога на ногу, жмурился от яркого света и внимательно смотрел на дым папиросы. Со стороны мундштука дым шел слегка желтоватый, а с другой – синеватый. Переплетаясь, дым тягуче поднимался вверх и рассеивался у закопченной вентиляционной решетки.

Тут Он поймал себя на мысли, что минуту назад вообще ни о чем не думал, а был всецело поглощен созерцанием поднимающегося вверх дыма. Он засмеялся. Видимо, в этот неуловимый момент Он как раз и находился в состоянии полной гармонии с миром. Затем Он вспомнил, что нужно достать где-то денег и купить не особенно протекающую обувь.

“Старая, – практично подумал Он, – протянет еще от силы недели две, а скоро весна.” Докурив и снова зевнув, Он немного подался корпусом назад, отчего не груди Его, под левым соском, образовался проем с мягкими неровными краями. Глубоко погрузив туда руку, Он осторожно достал свое сердце, которое лежало там как в мягко выстеленном птичьем гнезде.

Ощупав его и немного подышав на гладкую глянцевую поверхность, Он открыл дверцу кухонного шкафа и бросил его в мусорное ведро. Сердце лежало там неподвижно, затем стенки ведра начали покрываться инеем. Он встал, потянулся и пошел обратно в комнату. Перед самым замыканием краев проема внутрь незаметно залетел мотылек. Уже засыпая, Он услышал, как за стеной зазвонил будильник.

Проснулся Он от занудно крутящейся в мозгу строчки: “Ты, семь, восемь, Ты, семь, восемь.” Встав с постели, Он шатаясь пошел в туалет. По пути из туалета в ванную Его настиг приступ рвоты. Перегнувшись через эмалированный край, Он засунул в рот два пальца и вдруг почувствовал, как под палцем что-тло шевелится.

” Вернувшись в комнату, Он достал из ящика два пистолета, вставил дула в ушные раковины и одновременно нажал на курки. Падая, Он почувствовал, что пули сошлись точно в центре и расплющились одна об другую.Глава №2Некоторое время Он лежал приходя в себя. Навязчивая строчка звучала все тише и тише и, наконец, умолкла совсем. Он открыл глаза и взглянул на часы. Было без четверти двенадцать.

Он вспомнил, что в двенадцать у него встреча с братом, который хотел познакомить Его со своей невестой и поободать втроем в каком-нибудь небольшом ресторане. Он снова прошел в ванную комнату. Мотыльков уже не было. Он побрился, удивляясь, куда же они делись, уложил волосы и, быстро одевшись, вышел на улицу. Несколько минут Он стоял осматриваясь. Был обычный летний день.

Несколько бледных детей сосредоточенно ковырялись лопатами в песочнице, на деревянных бортах которой было написано: “ХУЖЕ ВСЕГО БЫТЬ МИШЕНЬЮ В ТИРЕ С ПЛОХИМИ СТРЕЛКАМИ!” Их мамаши, разомлевшие на солнце, лениво судачили о чем-то, рассевшись в ряд на недавно выкрашенной скамейке. Он придал лицу ленивовысокомерное выражение и отправился к месту встречи. Брата Он увидел издалека.

Тот стоял, образуя пробку в движении людской массы, и оживленно беседовал с маленькой световолосой девушкой. Она слушала его, внимательно и влюбленно следя за его лицом и иногда кивая. Единственная ее примечательность была в том, что она была одета. – Привет! – сказал Он подойдя. – Привет, – сказал брат. – Погоди, я сейчас, мигом, – добавил он и наотмаш ударил девушку по лицу.

Отношения сбратом у них были сложные: тот, поскольку был старше, всячески опекал Его и вообще, похоже, испытывал к Нему отеческие чувтва, но при этом всегда соглашался с Ним и без сомнений пускался за Ним в самые безрассудные предприятия. – Ну, как она тебе? – набравшись храбрости, спросил брат. -Ничего, да? – Ничего, – ответил Он. – мтранная какая-то.

– Нет, она просто не здешняя, не обвыкла ещею Но зато пока еще готовить умеет. – Что готовить? – опешил Он. – Ну соль, сахар там, перец черный, – мучительно краснея, сказал брат. -Я-то не очень в этом разбираюсь. – А-а… -протинул Он. В это время из нескольких окон сразу застрочили пулеметы, и праздничная толпа сразу задвигалась, зашумела, побежала.

Он вспомнил, что утром по радио диктор с торжеством в голосе объявил о каких-то показательных учениях лучшего в стране стрелкового полка и пригласил всех желающих посмотреть на этих простых бравых ребят, не жалеющих времени и сил на воспитание в себе качеств настоящих защитниковнарода. Люди бежали.

Некоторые падали, нелепо выворачивая шеи, некоторые останавливались и тихо садились на асфальт, привлеченные видом текущей из них крови. Тут из репродукторов, висящих на стенах домов, грянул марш. Все это производило такой шум, что они с братом едва могли слышать друг друга. Брат картинно вытаращил глаза и, с ужасом глядя на Него, зажал пальцами уши.

Вдруг Он заметил между ног странную надпись, видимо, зашифрованную: буквы В, А, изображение квадрата, буква Г и треугольнок, после которого стояло: Она. Он достал записную книжку и зарисовал все это, затем достал перочинный нож и тщательно срезал надпись, а по свежему срезу аккуратно написал: “Рука”. Брат, взглянув на часы, забеспокоился. – Извини, у меня еще дела, мне пора.

Позвони в конце недели. – На слове “недели” он закашлялся. Жестами показал, что говорить боьше не может, он порылся в кармане, достав оттуда смятую купюру, аккуратно расправил ее и положил Ему на голову. Затем коротко пожал руку и засеменил в сторону стоянки такси.

Но асфальт под ним вдруг начал проваливаться, и брат, с каждым шагом погружавшийся все глубже и глубже, в конце концов завяаз окончательно. Он некоторое время рассматривал широкую спину брата, удивляясь, насколько все-таки тот представительнее выглядит, затем встал и походкой скучающего франта отправился куда глаза гледят. – Как странно, – подумал Он, глядя на прохожих.

– Ведь в голове у каждого из них есть схожий с ним мозг, кого-то мучают похожие на мои проблемы, кто-то ищет ответы на те же вопросы, кто-то, может, уже нашел.

Он напряженно вглядывался в лица, но лица были довольно одинаковые и, в конце вонцов, слились в одно большое детское лицо, в котором Он с удивлением узнал себя в возрасте двеннадцати лет, каким Он был запечатлен на одной из старых фотографий.

несколко секунд Он рассматривал себя, потом слегка толкнул лицо ладонью, и оно рассыпалось на тысячу лиц, которые то улыбались, то искажались гневом, то принимали снисходительно-насмешливое выражение.Глава №3Он завернул за угол и пошел дальше, увидев обувной магазин, Он вспомнил, что Ему нужно купить ботинки. Крыльцо магазина было завалено желтыми клиновыми листьями.

Безукоризненно одетый продавец с нашитой на рукаве эмблемой магазина дежурно улыбнулся, выслушал Его и, нацарапав что-то гвоздем на обнаженном запястье левой руки, исчез за прилавком. -Может быть, эти? – с восторгом спросил продавец, поставив на прилавок картонную коробку. – Последняя модель. Ботинки были действительно хороши.

Черные, без каблука, но на плотной широкой подошве, они были усыпаны брошками и производили впечатление солидности и прочности. – А не протекут? – строго спросил Он. – Дай-ка я проверю. Проворно схватив один ботинок, Он побежал в другой конец помещения, где еще при входе заметил раковину и кран. Бросившийся за ним продавец споткнулся и упал на пол.

– Но там же нет воды! – взмолился продавец, протягивая к Нему руки. – Честное слово, нет воды. – Ну, нет так нет, – сказал Он. – Я беру их без проверки. Продавец встал, потирая ушибленное колено. Он с удивлением заметил, что тот совершенно не запачкался, хотя пол в магазине был покрыт натасканным несчетным количеством ног раскисшим, грязным снегом.

Затем вырвал посарадине ее клок, наклонился над телом и старательно продел в образовавшуюся дырку кончик носа лежавшего. Случайно взглянув на безвольно лежавшую руку продавца, Он увидел на запястье налитые кровью буквы: “рука”. Потом Он отошел на несколько шагов, осмотрел всю картину в целом и вышел.

Пройдя несколько кварталов по направлению к центру города, Он почувствовал почувствовал жажду и зашел в одно из тех многочисленных кафе, которые, работая в разных режимах, обеспечивали население города кофе и бутербродами практически круглосуточно. Как Он и ожидал, в кафе почти никого не было. Единственным источником света было большое, почти от пола до потолка, окно с зеленоватым стеклом.

Он пошел к стойке и заказал себе кофе. Обернувшись на звук открывающейся двери, Он увидел, что в кафе вошла девушка. Посмотрев по сторонам, она подошла к Нему и спросила: – Как мне найти Его? – Это я, – ответил Он. – А вы кто? – Я это Она, – сказала Она. – Я люблю Его. – Странно, – подумал Он и, разбежавшись, с разгона прыгнул в манящую зелень окна.

Падая, вместе со звоном разбитого стекла Он услышал, как внутри Него зародилось новое сердце.Глава №4Вечер. На улицах стемнело. Он шел, облизывая разбитую при падении губу, и фонари делали Его тень то корогткой, то какой-то немыслимо длинной.

Редкие прохожие жались к стенам домов, спеша поскорее попасть к своим семьям, к уютным экранам телевизоров и удобным креслам с заботливо положенной подушкой. Вдруг Он остановился и напряженно прислушался. Где-то вдали слышался лай собак и хриплые крики: – Он! Он! Он! Он почувствовал, как вместе с холодным вечерним воздухом ужас заполняет Его грудь, и заметался по улицам в поисках такси.

Наконец одна из машин остановилась. – А цветы есть? – спросил шофер, недоверчиво оглядывая Его разбитое лицо и разорванные брюки. – Есть, есть, быстрее, – задыхаясь проговорил Он и сел на заднее сиденье. – Домой! Шофер ухмыльнулся, обнажив десны, и машина развернулась и поехала по ночным улицам. Настороденно глядя из окна, Он видел группы вооруженных людей, обшеривающих подьезды и разные темные уголки. – Да, конечно, это Охота, – подумал Он. – Началась Охота. И вдруг Он понял, что совершенно не готов к смерти: именно сейчас жизнь стала Ему удивительно дорога и что в жизни Его никогда ничего не совпадает, и как счастливы должны быть те, кто добился хоть какого-то совпадения… Он достал папиросу, жадно закурил и вдруг совершенно успокоился. Остановив на полпути такси и вручив покрасневшему от удовольствия шоферу помятый букет ландышей, Он, насвистывая, зашагал по улице. – Почему люди все время повторяют одни и те же ошибки и иногда, даже зная, что совершают ошибку, все-таки совершают ее и потом сразу же начинают раскаиваться. Почему весь практический опыт, накопленный человечеством за тысячи лет развития, в результате оказывается никому не нужным хламом, – размышлял Он, рассеянно глядя по сторонам.Глава №5Все, кто шел Ему навстречу, были совершенно пьяны, смех и икота душили их, слезы заливали их веселые глаза. Они шатались, падали, с криком хватали друг друга в объятия. Некоторые тут же на земле засыпали. За ними вниматеьно следили собаки – спасатели, и, если кто-нибудь падал в слишком глубокую лужу или на трамвайные пути, одна из собак выходила из укрытия и оттаскивала спящего на более безопасное место. На ошейниках собак тускло поблескивали жетоны народной дружины. Проходя мимо слабо освещенной телефонной будки, Он вдруг заметил в ней какую-то странность. Рывком оттащив прислонившегося к ней спящего человека, Он открыл скрипящую дверь и увидел: на телефонном диске вместо цифр – буквы и геометрические фигуры. Он достал записную книжку, набрал номер: В, А, квадрат, Г, треугольник и почти сразу услышал радостный, знакомый голос: Это ты? Это Он? Это ты? Это Он?Виктор Цой г. Ленинград

котельная, 19 февраля 1987

Источник: https://cokolniki.com/viktor_coy_-_rasskaz_romans

Виктор Цой «Романс»

Глава 1

Когда все было готово ко сну, то есть зубы вычищены, необходимые части тела вымыты и одежда бесформенным образом лежала на стуле около кровати, Он лег поверх одеяла и принялся разглядывать неровности давно небеленого потолка.

День прошел достаточно обычно: несколько встреч, несколько чашек кофе и вечерние гости с поучительной, но не очень интересной беседой. Вспомнив об этом, Он скептически улыбнулся, а затем откровенно зевнул, автоматически прикрыв рот рукой.

Потом мысли его приобрели более возвышенное направление, и Он вдруг задал себе вопрос:

— Что у меня есть?

— У меня есть Дело, — начал размышлять Он. — И есть люди, которые помогают мне, хотят они того или нет, и люди, которые мешают мне, также хотят они того или нет.

Означает ли это наличие какой-то гармонии между мной и миром? Видимо, да, но нитка этой гармонии все-таки очень тонкая, иначе не было бы так трудно просыпаться по утрам и мысли о смерти и вечности и собственном ничтожестве не повергали бы в такую глубокую депрессию.

Однако единственный, по Его мнению, приемлемый путь добиться спокойного отношения к смерти и вечности, предлагаемый Востоком, все-таки не мог найти отклика в Нем, так как предполагал отказ от различных развлечений и удовольствий.

Сама мысль об этом была Ему невыносимо скучна. Казалось нелепым тратить жизнь на то, чтобы привести себя в состояние полного безразличия к ней.

Он приподнялся на локтях и посмотрел за окно, и огоньки еще не погасших окон показались Ему искрами сигарет в руках идущих в ночную смену рабочих. Он вдруг представил, как они стоят кучкой на перекрестке и, ежась от ветра, вырванные из теплых квартир, ждут служебный автобус. Захотелось курить.

Решив, что желание курить все-таки сильнее, чем желание остаться лежать и не шевелиться, Он встал, набросил свой старый потрепанный халат и, сунув ноги в тапки, побрел на кухню. Закурив, Он некоторое время сидел нога на ногу, жмурился от яркого света и внимательно смотрел на дым папиросы. Со стороны мундштука дым шел слегка желтоватый, а с другой — синеватый.

Переплетаясь, дым тягуче поднимался вверх и рассеивался у закопченной вентиляционной решетки. Тут Он поймал себя на мысли, что минуту назад вообще ни о чем не думал, а был всецело поглощен созерцанием поднимающегося вверх дыма. Он засмеялся. Видимо, в этот неуловимый момент Он как раз и находился в состоянии полной гармонии с миром.

Глубоко погрузив туда руку, Он осторожно достал свое сердце, которое лежало там как в мягко выстеленном птичьем гнезде. Ощупав его и немного подышав на гладкую глянцевуюп

оверхность, Он открыл дверцу кухонного шкафа и бросил его в мусорное ведро. Сердце лежало там неподвижно, затем стенки ведра начали покрываться инеем. Он встал, потянулся и пошел обратно в комнату. Перед самым смыканием краевпроема внутрь незаметно залетел мотылек. Уже засыпая, Он услышал, как за стеной зазвонил будильник.

Проснулся Он от занудно крутящейся в мозгу строчки:

Ты, семь, восемь,
Ты, семь, восемь.

Встав с постели, Он шатаясь пошел в туалет. По пути из туалета в ванную Его настиг приступ рвоты. Перегнувшись через эмалированный край, Он засунул в рот два пальца и вдруг почувствовал, как под пальцем что-то шевелится.

Он резко отдернул руку, и вслед за этим бесчисленное множество мотыльков так облепили лампочку, что уже через минуту Он оказался в полной темноте, в которой было слышно только шуршание крыльев и звук падения в раковину маленьких мертвых тел.

Он успел заметить, что мотыльки были ярко-красные, как кровь. Строчка продолжала играть:

Ты, семь, восемь,
Ты, семь, восемь.

Вернувшись в комнату, Он достал из ящика два пистолета, вставил дула в ушные раковины и одновременно нажал на курки. Падая, Он почувствовал, что пули сошлись точно в центре и расплющились одна об другую.

Глава 2

Некоторое время Он лежал приходя в себя. Навязчивая строчка звучала все тише и тише и наконец умолкла совсем. Он открыл глаза и взглянул на часы. Было без четверти двенадцать. Он вспомнил, что в двенадцать у него встреча с братом, который хотел познакомить Его со своей невестой и пообедать втроем в каком-нибудь небольшом ресторане.

Несколько бледных детей сосредоточенно ковырялись лопатами в песочнице, на деревянных бортах которой было написано:

Хуже всего быть мишенью
в тире с плохими стрелками!

Их мамаши, разомлевшие на солнце, лениво судачили о чем-то, рассевшись в ряд на недавно выкрашенной скамейке. Он придал лицу лениво-высокомерное выражение и отправился к месту встречи.

Брата Он увидел издалека. Тот стоял, образуя пробку в движении людской массы, и оживленно беседовал с маленькой светловолосой девушкой. Она слушала его, внимательно и влюбленно следя за его лицом и иногда кивая. Единственная ее примечательность была в том, что она была одета.

— Привет! — сказал Он подойдя.

— Привет, — сказал брат. — Погоди, я сейчас, мигом, — добавил он и наотмашь ударил девушку по лицу. Ее отшвырнуло на несколько шагов, и какой-то прохожий старик подхватил ее и, подталкивая в спину, повел к своей стоявшей неподалеку машине.

— Что, раздумал жениться? — спросил Он.

— Да нет, просто решил пару недель повременить. Пойдем куда-нибудь, перекусим.

Они замолчали.

Отношения с братом у них были сложные: тот, поскольку был старше, всячески опекал Его и вообще, похоже, испытывал к Нему отеческие чувтва, но при этом всегда соглашался с Ним и без сомнений пускался за Ним в самые безрассудные предприятия.

— Ну, как она тебе? — набравшись храбрости, спросил брат. — Ничего, да?

— Ничего, — ответил Он. — Странная какая-то.

— Нет, она просто не здешняя, не обвыкла еще. Но зато пока еще готовить умеет.

— Что готовить? — опешил Он.

— Ну, соль, сахар, перец черный, — мучительно краснея, сказал брат. — Я-то не очень в этом разбираюсь.

— А-а… — протянул Он.

В это время из нескольких окон сразу застрочили пулеметы, и праздничная толпа сразу задвигалась, зашумела, побежала.

Он вспомнил, что утром по радио диктор с торжеством в голосе объявил о каких-то показательных учениях лучшего в стране стрелкового полка и пригласил всех желающих посмотреть на этих простых бравых ребят, не жалеющих времени и сил на воспитание в себе качеств настоящих защитников народа.

Люди бежали. Некоторые падали, нелепо выворачивая шеи, некоторые останавливались и тихо садились на асфальт, привлеченные видом текущей из них крови. Тут из репродукторов, висящих на стенах домов, грянул марш.

Он пожал плечами и, отпихнув попавшуюся под ноги дамскую сумочку, толкнул ладонью дверь, на которой висела табличка:

РЕСТОРАН «КОМАНДИР»
Не работает рано утром

Через час они вышли из ресторана и, достав каждый по папиросе, уселись на старой белой скамейке, исписанной именами, телефонами и просто словами. Чаще всего попадалось слово «рука», иногда оно сопровождалось изображением этой части тела.

Вдруг Он заметил между ног странную надпись, видимо, зашифрованную: буквы В, А, изображение квадрата, буква Г и треугольнок, после которого стояло: Она.

Брат, взглянув на часы, забеспокоился.

— Извини, у меня еще дела, мне пора. Позвони в конце недели. — На слове «недели» он закашлялся. Жестами показав, что говорить больше не может, он порылся в кармане, достав оттуда смятую купюру, аккуратно расправил ее и положил Ему на голову. Затем коротко пожал руку и засеменил в сторону стоянки такси.

Но асфальт под ним вдруг начал проваливаться, и брат, с каждым шагом погружавшийся все глубже и глубже, в конце концов завяаз окончательно.

Он некоторое время рассматривал широкую спину брата, удивляясь, насколько все-таки тот представительнее выглядит, затем встал и походкой скучающего франта отправился куда глаза глядят.

— Как странно, — подумал Он, глядя на прохожих. — Ведь в голове у каждого из них есть схожий с ним мозг, кого-то мучают похожие на мои проблемы, кто-то ищет ответы на те же вопросы, кто-то, может, уже нашел.

Он напряженно вглядывался в лица, но лица были довольно одинаковые и в конце концов слились в одно большое детское лицо, в котором Он с удивлением узнал себя в возрасте двеннадцати лет, каким Он был запечатлен на одной из старых фотографий. Несколко секунд Он рассматривал себя, потом слегка толкнул лицо ладонью, и оно рассыпалось на тысячу лиц, которые то улыбались, то искажались гневом, то принимали снисходительно-насмешливое выражение.

Глава 3

— Может быть, эти? — с восторгом спросил продавец, поставив на прилавок картонную коробку. — Последняя модель.

Ботинки были действительно хороши. Черные, без каблука, но на плотной широкой подошве, они были усыпаны брошами и производили впечатление солидности и прочности.

— А не протекут? — строго спросил Он. — Дай-ка я проверю.

Проворно схватив один ботинок, Он побежал в другой конец помещения, где еще при входе заметил раковину и кран. Бросившийся за ним продавец споткнулся и упал на пол.

— Но там же нет воды! — взмолился продавец, протягивая к Нему руки. — Честное слово, нет воды.

— Ну нет так нет, — сказал Он. — Я беру их без проверки.

Продавец встал, потирая ушибленное колено. Он с удивлением заметил, что тот совершенно не запачкался, хотя пол в магазине был покрыт натасканным несчетным количеством ног раскисшим, грязным снегом.

Он сел и, сняв свои старые туфли, связал их шнурками и, раскрутив над головой, кинул их в продавца. Туфли обмотались тому вокруг шеи, и продавец, захрипев, снова упал и, совершив несколько конвульсивных подрагиваний, вскоре затих.

Он надел новые ботинки, встал и вытащил из головы запутавшуюся в волосах купюру. Затем вырвал посередине ее клок, наклонился над телом и старательно продел в образовавшуюся дырку кончик носа лежавшего.

Случайно взглянув на безвольно лежавшую руку продавца, Он увидел на запястье налитые кровью буквы: «рука». Потом Он отошел на несколько шагов, осмотрел всю картину в целом и вышел.

Пройдя несколько кварталов по направлению к центру города, Он почувствовал жажду и зашел в одно из тех многочисленных маленьких кафе, которые, работая в разных режимах, обеспечивали население города кофе и бутербродами практически круглосуточно.

Как Он и ожидал, в кафе почти никого не было. Единственным источником света было большое, почти от пола до потолка окно с зеленоватым стеклом. Он прошел к стойке и заказал себе кофе. Обернувшись на звук открывающейся двери, Он увидел, что в кафе вошла девушка.

Посмотрев по сторонам, она подошла к Нему и спросила:

— Как мне найти Его?

— Это я, — ответил Он. — А вы кто?

— Я это Она, — сказала Она. — Я люблю Его.

— Странно, — подумал Он и, разбежавшись, с разгона прыгнул в манящую зелень окна. Падая, вместе со звоном разбитого стекла Он услышал, как внутри Его зародилось новое сердце.

Глава 4

Редкие прохожие жались к стенам домов, спеша поскорее попасть к своим семьям, к уютным экранам телевизоров и удобным креслам с заботливо положенной подушкой.

Вдруг Он остановился и напряженно прислушался. Где-то вдали слышался лай собак и хриплые крики:

— Он! Он! Он!

Он почувствовал, как вместе с холодным вечерним воздухом ужас заполняет Его грудь, и заметался по улицам в поисках такси. Наконец одна из машин остановилась.

— А цветы есть? — спросил шофер, недоверчиво оглядывая Его разбитое лицо и разорванные брюки.

— Есть, есть, быстрее, — задыхаясь, проговорил Он и сел на заднее сиденье. — Домой!

Шофер ухмыльнулся, обнажив десны, и машина развернулась и поехала по ночным улицам. Настороженно глядя из окна, Он видел группы вооруженных людей, обшаривающих подьезды и разные темные уголки.

— Да, конечно, это Охота, — подумал Он. — Началась Охота.

И вдруг Он понял, что совершенно не готов к смерти: именно сейчас жизнь стала Ему удивительно дорога, и что в жизни Его никогда ничего не совпадает, и как счастливы должны быть те, кто добился хоть какого-нибудь совпадения…

Он достал папиросу, жадно закурил и вдруг совершенно успокоился. Остановив на полпути такси и вручив покрасневшему от удовольствия шоферу помятый букет ландышей, Он, насвистывая, зашагал по улице.

— Почему люди все время повторяют одни и те же ошибки и иногда, даже зная, что совершают ошибку, все-таки совершают ее и потом сразу же начинают раскаиваться. Почему весь практический опыт, накопленный человечеством за тысячи лет развития, в результате оказывается никому не нужным хламом, — размышлял Он, рассеянно глядя по сторонам.

Глава 5

Все, кто шел Ему навстречу, были совершенно пьяны, смех и икота душили их, слезы заливали их веселые глаза. Они шатались, падали, с криком хватали друг друга в объятия. Некоторые тут же на земле засыпали.

На ошейниках собак тускло поблескивали жетоны народной дружины.

Проходя мимо слабо освещенной телефонной будки, Он вдруг заметил в ней какую-то странность. Рывком оттащив прислонившегося к ней спящего человека, Он открыл скрипящую дверь и увидел: на телефонном диске вместо цифр — буквы и геометрические фигуры. Он достал записную книжку, набрал номер: В, А, квадрат, Г, треугольник и почти сразу услышал радостный, знакомый голос:

— Это ты?

— Это Он?

— Это ты?

— Это Он?

— Это ты?

Источник: https://makskomaju.wordpress.com/2007/09/28/viktor-tsoy-romans/

Хронотоп рассказа В. Цоя “Романс”



Введение

Творчество Виктора Робертовича Цоя (1962 – 1990), поэта, музыканта, исполнителя собственных песен, в последнее время все больше привлекает внимание ученых, интересующихся проблемами современной поэзии.

Поддержанию и углублению исследовательского интереса способствуют научные разработки темы рок-культуры, например, сборники научных трудов «Русская рок-поэзия: текст и контекст», ежегодно выпускаемые Тверским госуниверситетом.

<\p>

На данный момент все научные работы, посвященные творчеству этого автора, анализируют только поэтические тексты. В качестве материала исследования мы выбрали рассказ Виктора Цоя «Романс». Наш выбор во много обусловлен тем, что эта грань творчества В. Р.

Цель работы –    рассмотреть рассказ   В. Цоя «Романс» в контексте авторского творческого метода,  выявить закономерности функционирования пространственных и временных категорий в тексте рассказа.

Цель конкретизируется в задачах:<\p>

      Выявить специфику функционирования категорий пространства и времени

      Определить, как влияют эти категории на внутренний мир героя

      Выявить наличие или отсутствие связи художественного мира рассказа В. Цоя и его поэтических текстов.<\p>

      Понятие о хронотопе

Временные и пространственные категории имеют чрезвычайно важное значение для литературного произведения, т.к.

, во-первых, являются одним из компонентов организации сюжета, во-вторых, в значительной степени обеспечивают целостное восприятие художественной действительности и, в-третьих,  пространство, наряду со временем, — важнейшая характеристика художественного образа. Как пишет И.Б.

Роднянская: «Литературно-поэтический образ своим содержанием воспроизводит  пространственно-временнýю картину мира, притом в ее символико-идеологическом, ценностном аспекте. Традиционные пространственные ориентиры издавна являются точкой приложения осмысляющих сил в литературно-художественных (и шире — культурных) моделях мира» [4, с 487-489]

При работе с понятием «хронотоп» мы опираемся на определение М.М. Бахтина.  Ученый  определяет хоронотоп как «существенную взаимосвязь временных и пространственных отношений, художественно освоенных в литературе».  [2, с 234-235]

«В литературно-художественной хронотопе, – пишет М.М.Бахтин, – имеет место слияние пространственных и временных примет в осмысленном и конкретном целом.

  Приметы времени раскрываются в пространстве, и пространство осмысливается и измеряется временем».

Хронотоп в литературе имеет существенное жанровое значение.

Бахтин отмечает, что жанр и жанровые разновидности определяются именно хронотопом, и, что особенно важно для нашего исследования, хронотоп как формально-содержательная категория «определяет и образ человека в литературе; этот образ всегда существенно хронотопичен».

Отталкиваясь от этого утверждения, в нашем исследовании мы изучаем хронотоп рассказа В. Цоя в неразрывной связи с героем рассказа.<\p>

Не менее важным для нашего исследования является и утверждение Ю.М.

Лотмана: «…художественное пространство представляет собой модель мира данного автора, выраженную на языке его пространственный представлений», и часто выражает не только пространственные, но и ценностные отношения. Соглашаясь с этой точкой зрения, мы считаем оправданным  начинать изучение неисследованного художественного текста именно с категории хронотопа.

2. Обзор основных исследований

Многие исследователи обращались к анализу поэтических  текстов В. Цоя. Мы считаем необходимым изучение рассказа «Романс» в тесной связи с этим пластом творческого наследия Цоя, поэтому целесообразным будет обзор основных научных исследований, посвященных творчеству этого автора.

А. В. Лексина – Цыдендамбаева в своей работе «Неоромантический импрессионизм» как основа художественного мира Виктора Цоя» отмечает следующие ключевые мотивы и образы-символы:

      Мотив войны «между землей и небом», которая воспринимается как данность, «неизбежное, но всё же не необходимое зло»;

      Мотив «Последнего героя» (этот образ соответствует романтической традиции).

      Образ звезды, которая выступает символом служения последнего героя

      Мотив одиночества, который связан с мотивом служения, долга героя

      Образ-символ книги как источника знаний

Говоря о пространственно-временной организации поэтических текстов В. Цоя, исследователь выделяет хронотоп пути, а также ночь как «особый мир, где герой может скрыться от дневных забот» и день как время активности героя.

Цоя помогает увидеть развитие главной, по мнению исследователя, теме его творчества – теме пути.<\p>

Н. К. Нежданова рассматривает тексты В. Цоя в системе антиномий «верх-низ», «небо-земля», «жизнь-смерть», «я-они», «день-ночь». Это членение крестообразно. «Крестообразное деление рок-культуры (к которой принадлежит творчество В.

Цоя), соответствует в целом структуре нашего сознания, воспринимающего мир в координатах пространства-времени», – отмечает исследователь. Н. К. Нежданова пишет, что такое деление мира символизирует «стремление к согласованности противоречий, к поиску гармонии».

Это замечание важно для нас, поскольку поиском гармонии озабочен и герой рассказа «Романс»: «… означает ли это   наличие какой-то гармонии между мной и миром? Видимо, да, но нитка этой гармонии всё-таки очень тонкая…».

Нежданова выделяет строгую фиксированность координат пространственно-временного устройства поэтического мира Цоя.

Мировое пространство разделено в нем по вертикали на три плоскости – верх-середина-низ, что соответствует древнейшим мифологическим и художественным традициям.

Завершающей и определяющей координатой является Звезда, связанная с Бесконечностью и Вечностью, один из ключевых образов поэзии Цоя. <\p>

Глава II

1. Категория времени в рассказе

Действие рассказа происходит в течение одних  суток: ночь-утро-день-вечер-ночь. Самые существенные, переломные события в жизни героя происходят ночью. Подробнее на значении этого времени суток мы остановимся ниже.

День чаще всего получает характеристику «обычный» и наполнен повторяющимися, но незначительными событиями или картинками жизни: «День прошел достаточно обычно: несколько встреч, несколько чашек кофе…»; «Был обычный летний день. Несколько пыльных тополей буквально кишели галдящими птицами.

Несколько бледных детей сосредоточенно ковырялись лопатами в песочнице…». Характеристика дня по модели «обычный-несколько-несколько» создает ощущение паузы, остановившегося действия. Утро, как переход от плодотворного дня героя ночного временю к дню, дается герою нелегко: «трудно просыпаться по утрам».

<\p>

Отношению героя рассказа «Романс» ко времени созвучно отношению лирического героя песни В. Цоя «Город»: «В это время я не верю глазам, я верю часам». Посмотрим теперь на ту картину времени, которая сложится, если «верить глазам».

Во второй главе рассказа перед нами реалистическая картина «обычного летнего дня», но эта картина нарушается уже в следующей главе, действие которой происходит, если «верить часам», через несколько часов: «Крыльцо магазина было завалено желтыми кленовыми листьями» – золотая осень.

Через несколько минут мы видим, что «пол в магазине был покрыт натасканным несчетным количеством ног раскисшим, грязным снегом» – реалии зимы. А еще через несколько часов герой «вручил шоферу помятый букет ландышей». Кроме того, в самом начале рассказа герой собирается купить новую обувь: «Старая – практично подумал Он, – протянет от силы еще недели две, а скоро весна».

       Становится непонятно, чему же всё-таки верить – глазам или часам? А главное – чему верит сам герой рассказа?<\p>

Эти наблюдения позволяют предположить, что необычное течение календарного времени  – отражение внутренней жизни героя.

Время трансформируется в его сознании так, что либо за короткий период во  внутреннем мире героя происходит так много, что художественное время «сжимается», либо обычное,  календарное течение времени не насыщенно какими-то значимыми событиями, однообразно, и его можно искусственно сократить – и так три месяца укладываются в несколько часов.<\p>

2. Значение ночи в жизни героя

«Нитка этой гармонии очень тонкая, иначе не было бы так трудно просыпаться по утрам, мысли о смерти и вечности и собственном ничтожестве не повергали бы в такую глубокую депрессию». Итак, герой страдающий, глубоко задумывающийся, анализирующий себя.

Эти качества не проявляются внешне «в светлое время суток», когда герой встречается с другими людьми. Для размышлений ему нужно одиночество, ночь, замкнутость в уютном пространстве.

<\p>

Пространством  размышления становится обстановка городской квартиры, которую мы узнаем по точным приметам: «неровности давно небеленого потолка», кухня.

Кухня и папиросы становятся неотъемлемыми атрибутами этого состояния героя, близкого к медитации: «…Он встал, набросил свой старых потрепанный халат, и сунув ноги в тапки, побрел на кухню. Закурив, Он некоторое время сидел нога на ногу, жмурился от яркого света и внимательно смотрел на дым папиросы.

Со стороны мундштука дым шел слегка желтоватый, а с другой – синеватый. Переплетаясь, дым тягуче поднимался вверх и рассеивался у закопченной вентиляционной решетки. Тут Он поймал себя на мысли, что минуту назад вообще ни о чем не думал, а был всецело поглощен созерцанием поднимающегося вверх дыма. Видимо, в этот неуловимый момент Он как раз и находился в состоянии полной гармонии с миром».

Герой рассказа «Романс», ощутивший гармонию в этой точке времени и пространства, безусловно, близок лирическому герою поэтических текстов В. Цоя:<\p>

Я люблю ночь за то,

Что в ней меньше машин.

Я люблю дым и пепел своих папирос.

Я люблю кухни за то, что они хранят тайны.

Эти наблюдения позволяют нам сделать вывод о том, что ночь, наиболее плодотворное для героя рассказа время суток, связана с пространством дома героя, который может ощутить гармонию между собой и миром именно в этой точке пространственно-временных координат. Однако гармония эта возможна лишь в короткий момент времени, а дом сам по себе не способствует её созданию.<\p>

3. Категория пространства в рассказе

В художественном пространстве рассказа «Романс» отчетливо выделяются два основных локуса. Это пространство Дома героя и пространство города – всё, что находится за стенами Дома.

<\p>

Герой рассказа «Романс», так же, как и лирический герой песен Цоя, существует в пространстве современного города, не нуждаясь в альтернативе ему. Однако, не собираясь менять пространство города на какое-то другое, герой, тем не менее, стремится обрести гармонию там, где ему выпало жить.

Это справедливо и для героя песен Цоя: «Я знаю, что здесь пройдет моя жизнь, / Жизнь в стеклах витрин / Я растворяюсь в стеклах витрин…».

Для обретения  нового сердца ему предстоит пройти некие духовные испытания, но раньше всего ему нужно будет покинуть Дом.<\p>

За стенами Дома  героя ждет улица, заполненная людьми. Но люди в большинстве своем безличны: «лица были довольно одинаковые»; «людская масса»; «несколько бледных детей», «мамаши». У них нет лиц и имён – даже у тех, с кем герой вступает в непосредственное общение.

<\p>

Впрочем, герой не испытывает по отношению к другим обитателям пространства каких-то негативных эмоций, он внутренне готов к единению с ними: «лица в конце концов слились в одно большое детское лицо, в котором Он с удивлением узнал себя в возрасте двенадцати лет, каким Он был запечатлен на одной из старых фотографий.

Несколько секунд Он рассматривал себя, потом слегка толкнул лицо ладонью, и оно рассыпалось на тысячу лиц…».<\p>

Обезличенность толпы – результат специфики жизни города, организма, функционирующего по своим собственным законам и вынуждающего людей подчиняться им. Обостренное восприятие героя трансформирует обычные картины жизни в нечто хаотическое.

Границы реальности размываются – брат по пояс вязнет в асфальте, люди бегут, спасаясь от неведомой опасности, и герой тоже вынужден спасаться от нее, не понимая её природы.<\p>

«Я люблю этот город, но так страшно здесь быть одному», – вторит герою «Романса» лирический герой песен Цоя.

Поэтому то, что герой обретает новое сердце и надежду на искомую гармонию с миром после встречи с родственной душой, любящей его девушкой, вовсе не случайно. Возможно, вся беда героя «Романса» в том, что «на улицах люди, и каждый идёт один».<\p>

Заключение

Источник: https://student.zoomru.ru/lit/hronotop-rasskaza-v-coya-romans/153080.1184613.s1.html

Рецензия на книгу «Романс»

“И курить нет и огня нет, и в окне знакомом не горит свет. Время есть, а денег нет и в гости некуда пойти”

. Это первое, отчего-то, что память выбрасывает при воспоминании о Цое. Хотя начинался с другого.

Конечно, “Перемен”, это был диск саундтрека АССЫ и грубым, неестественно заниженным голосом пропетая песня, такой диссонанс с “Городом золотым” Гребенщикова и “Чудесной страной” Агузаровой.

Имела неосторожность высказать мнение кому-то из продвинутых знакомых: “Ты что это ж Цой!” – ответили. Не то, чтобы полюбила сразу, но смирилась.

А потом у лучшей подруги закрутился роман с лучшим парнем на свете (нет, не видела ни разу, но верю). Он в погранучилище учился и Аленка с видом счастливым и гордым объяснила, что любимая песня всех погранцов “Группа крови”. И я полюбила Цоя. Ну, потому что любить тех, кого любят твои друзья, легко и приятно. Нет, потому что он никому не хотел ставить ногу на грудь.”

Позвала, обоих, и того, который пел и кто любил песню, но это слишком грустно.

А после у меня была своя жизнь и своя музыка, и так много всего впрессовалось в лето девяностого, и когда он погиб, пропустила.

Только увидев стену перехода у ЦУМа, исписанную граффити “Цой жив”, спросила мужа (замуж к тому времени успела выйти): А что, умер? В этой стране традиция – писать на стенах: “Такой-то жив” о людях, живыми быть переставшими.

Жаль как, подумала, такой молодой и теперь все эти идиоты станут трепать его имя по замызганным стенам.

“Но если есть в кармане пачка сигарет, значит все не так уж плохо на сегодняшний день”?

И, в конце конов,

“сигареты в руках, чай на столе, так замыкается круг. И больше нет ничего, все находится в нас”.

Все в тебе и хватит ныть, нужно двигаться дальше. Двинулась Навстречу новому замужеству и новой жизни в новой стране.

Прыжок в пустоту с пустыми руками – это только звучит симпатично. А может быть не предполагала, до какой степени пустыми окажутся руки и какой космической пустота.

Первый месяц в России – сидеть с книжкой на коленях и плеером в ушах на кровати в комнате общежития и думать: “Что я здесь делаю? Зачем я здесь?” А всякий раз, как звучало:<\p>“И я вернусь домой. Со щитом, а может быть на щите. В серебре, а может быть в нищете. Но как можно скорей”,

слезы лились потоком.

И больше всего на свете хотелось сделать, как он говорит. Даже и знала, вернись – и все будет шоколадно. Только еще понимала: предам сейчас, уеду и что-то такое сделаю с душой, что уважать себя больше не позволит.

Цоя слушать перестала, поднялась с кровати, отложила книги и принялась за дело. И все стало шоколадно здесь. А “Кино”, слушала иногда, что ж такого? Хороший был мальчик и<\p>

“я не знаю каков процент сумасшедших на данный час, но если верить глазам и ушам – больше в несколько раз”.

Не больно, а так, чуть саднит.

Пока “Сестры” Бодрова не появились Подруга Наташка давно в Алма-Ате еще говорила: “Дядя Сережа Бодров, он с папой охотится, хотел, чтобы я у него в “Сладком соке внутри травы” снялась, папа не разрешил. Говорит, она и так не учится, совсем съедет.

А сын у дядь Сережи, Сережка, такой классный, только он маленький еще” Ну, когда вам по пятнадцать, четырнадцатилетний мальчик, и правда, .маленький.

Ни программу “Взгляд”, ни культового “Брата”, ни коммерчески-культового “Брата 2” не связывала, а с “Сестрами” вспомнилось-стукнуло.

Ой-й, да это ж тот мальчик, о котором Наташа Литвинская говорила! И парадоксально материнская нежность: ах, нужно бы ему беречь себя<\p>“следи за собой, будь осторожен”.

Не уберег.

Сначала Тальков, посвятивший “Поэты не рождаются случайно”, потом Бодров, сделавший свой фильм гимном творчеству Цоя. А жизнь продолжилась.

Земфира только спела “Кукушку” и это было потрясающе хорошо, лучше даже, чем оригинал. И это отметило творческое угасание любимой певицы. Поистине -рок. Я рассказ вчера прочитала, называется “Романс”, автор Виктор Цой.

Концептуально. Сердце, всякую ночь выбрасываемое в мусорное ведро, чтобы не мешало спать.

Привычная, как чистка зубов, процедура ввода двух пистолетов дулами в уши и спуска курков. И каждый день новое зарождение нового сердца в старой, отторгающей его, груди.

В аду, где женщину бьют наотмашь, чтобы отсрочить момент окончательного соединения, а на живых людей охотятся от нечего делать, от лени и скуки.

И только в момент, когда охота пускается по Твоему следу, понимаешь – тебе нужна и эта жизнь, и это глупое трепещущее сердце, и эта девочка на другом конце телефонного провода, кричащая: Это ты? Это (подставь имя сам). Не опоздать бы.

Источник: https://www.livelib.ru/review/520377-romans-viktor-tsoj

Поэзия виктора цоя. обсуждение

    стихи, песни, воспоминания

Эта книга –  из числа моих любимых. Я подарил такую же своему другу –  он рад подарку.

Любимые песни Цоя  я  слушал еще на магнитных кассетах, а узнал в подробностях о его жизненном и творческом пути из уст его близких и друзей сравнительно недавно только из этой книги.

Ценность книги, на мой взгляд, в том, что в ней творческое наследие поэта В.Цоя и рассказ очевидцев о его становлении как творца.

…Он поймал себя на мысли, что минуту назад вообще ни о чем не думал, а был всецело поглощен созерцанием поднимающегося вверх дыма. Он засмеялся. Видимо, в этот неуловимый момент Он как раз и находился в состоянии полной гармонии с миром.

Затем Он вспомнил, что нужно достать где-то денег и купить не особенно протекающую обувь. «Старая, – практично подумал Он, – протянет еще от силы недели две, а скоро весна».

Докурив и снова зевнув, Он немного подался корпусом назад, отчего на груди Его, под левым соском, образовался проем с мягкими неровными краями. Глубоко погрузив туда руку, Он осторожно достал свое сердце, которое лежало там как в мягко выстеленном птичьем гнезде.

Ощупав его и немного подышав на гладкую глянцевую поверхность, Он открыл дверцу кухонного шкафа и бросил его в мусорное ведро. Сердце лежало там неподвижно, затем стенки ведра начали покрываться инеем. Он встал, потянулся и пошел обратно в комнату…

Он прошел к стойке и заказал себе кофе. Обернувшись на звук открывающейся двери, Он увидел, что в кафе вошла девушка. Посмотрев по сторонам, она подошла к Нему и спросила: 
– Как мне найти Его?  
– Это я, – ответил Он.

– А вы кто? 
– Я это Она, – сказала Она. – Я люблю Его.
– Странно, – подумал Он и, разбежавшись, с разгона прыгнул в манящую зелень окна.

И вдруг Он понял, что совершенно не готов к смерти: именно сейчас жизнь стала Ему удивительно дорога, и что в жизни Его никогда ничего не совпадает, и как счастливы должны быть те, кто добился хоть какого-нибудь совпадения…

(Ленинград, котельная, февраль 1987)

В этой книге я нашел стих-послание Виктора Цоя участникам сообщества читателей:

ПОРА (отрывок)

Чтение книг – полезная вещь, но опасная, как динамит.

Я не помню, сколько мне было лет,

Когда я принял это на вид.

…

И как каждый день ждет свою ночь, я жду свое слово.

Пора открывать дверь.

Пора зажигать свет.

…

***

2010 год – год памяти Виктора Цоя – показал, что его стихи-песни актуальны и любимы в народе и сегодня, после 20 лет со дня его гибели.

Я посадил дерево.

Я знаю, мое дерево скоро оставит меня.

Но пока оно есть, я всегда рядом с ним:

Мне с ним радостно, мне с ним больно.

Мне кажется – это мой мир.

Мне кажется – это мой сын.

Я посадил дерево.

(отрывок стиха-песни ДЕРЕВО)

Тема обсуждения:

Почему  поэтическое «дерево» Виктора Цоя растет и процветает?

Мой ответ:

–  В его стихе-песне БОШЕТУНМАЙ  есть строка: «Стой! Опасная зона! Работа мозга!».

В  стихе-песне КАМЧАТКА  Цой признается: « Я нашел здесь руду. Я нашел здесь любовь..Нашел третий глаз». Напомню, для непосвященных, что «Камчатка» – легендарная ленинградская котельная, где Цой работал кочегаром и писал стихи и песни, а «третий глаз» – восточный символ мудрости.

Мне понравилась фраза легендарного звукоинженера Андрея Тропилло, который записывал первые диски Бориса Гребенщикова и Виктора Цоя : « Не забывайте, что в жилах Цоя течет восточная кровь. Он среди наших рок-поэтов один такой – особенный».  А в этих генах восточная мудрость, аскетичность и лаконичность.
Цой – поэт-мыслитель.

Это не просто отдельные слова – это темы размышлений.

А делится он своими размышлениями со своими читателями и слушателями так честно, искренне и откровенно, как могут немногие. Его песенная поэзия для него – «мой дом, мой друг, мой мир, мой сын».

Строку Виктора Цоя  я, как его поЧИТАТЕЛЬ, немного переделал:

«Стой! Зона любви! Работа мозга, души и сердца!»

Источник: https://chto-chitat.livejournal.com/7441954.html